Лидия Чуковская - Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962

• Название: Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9691-0200-2, 978-5-9691-0211-8

Вторая книга «Записок» Лидии Чуковской переносит нас из конца 30-х – начала 40-х – в 50-е годы. Анна Ахматова, ее нелегкая жизнь после известного постановления 1946 года, ее попытки добиться освобождения вновь арестованного сына, ее стихи, ее пушкиноведение, ее меткие и лаконичные суждения о литературе, о времени, о русской истории – таково содержание этого тома. В это содержание органически входят основные приметы времени – смерть Сталина, XX съезд, оттепель, реабилитация многих невинно осужденных, травля Пастернака из-за «Доктора Живаго», его смерть, начало новых заморозков.

Эта книга – не только об Ахматовой, но обо всем этом десятилетии, о том, с какими мыслями и чувствами восприняли эту эпоху многие люди, окружавшие Ахматову.

---

Разоблачал он не только своих бывших товарищей. В 1933 г., в № 17 журнала «Коммунистическая молодежь» Зелинский написал о Мандельштаме: «…мы явственно слышим голос человека, клевещущего на советскую действительность. Раздавленный и разбитый классовый враг расползся теперь по всей стране, маскируясь и залезая во все щели».

Миновало четверть века. Вслед за конструктивизмом и литнапостовством – кто только за эти четверть века не был уличен и разоблачен во вредительстве, аполитичности, буржуазности или безыдейности! И Зелинский продолжал «находить в себе мужество» каяться, уличать и разоблачать. Так, в 1940 г., он мимоходом, одной внутренней рецензией, уничтожил намеченный Гослитиздатом к выходу в свет сборник стихотворений Марины Цветаевой.

1 января 1957 года Корнелий Аюцианович нанес Борису Леонидовичу праздничный новогодний визит, обнял его и поцеловал. Между тем, в редакцию «Литературной газеты» уже сдана была им накануне статья об очередном выпуске альманаха «День Поэзии» (М., 1956) – «Поэзия и чувство современности» – статья с издевательскими нападками на пастернаковское стихотворение «Рассвет». Здесь в иезуитстве и бесстыдстве Зелинский превзошел самого себя.

1956 год – год реабилитаций, преимущественно посмертных. Зелинский заподозрил Пастернака в симпатии к одному из реабилитированных. Конечно, Пастернак лагерникам симпатизировал всегда, и очень деятельно, но в стихотворении «Рассвет» писал не о них, а об Иисусе Христе.

Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о тебе
Ни слуху не было, ни духу.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Всю ночь читал я твой завет
И как от обморока ожил.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Мне к людям хочется, в толпу,
В их утреннее оживленье.
Я все готов разнесть в щепу
И всех поставить на колени..

(«Пятитомник-П», т. 3, с. 532)

На колени – перед Христом… Притворившись, будто не понимает (или в самом деле не понимая) смысла приведенных стихов, Зелинский в своей статье написал: «В иносказательных образах идет речь о ком-то, о ком «долго-долго… ни слуху не было, ни духу»; и вот теперь, через много лет, этот голос снова встревожил поэта. Какое же чувство вызвало у поэта возвращение его друга к жизни, пусть и посмертное?

Мне к людям хочется, в толпу,
В их утреннее оживленье.
Я все готов разнесть в щепу
И всех поставить на колени.

Как-то делается не по себе от такого странного жеста тонкого лирического поэта: все разнесть в щепу и всех поставить на колени. А чем же все тут виноваты? И за что нас ставить на колени перед поэтом?» (Курсив выше и здесь – мой. Л. Ч.)

Мало того, что Зелинский перетолковал стихи: Пастернак зовет пасть на колени перед Христом, Зелинский уверяет, будто он зовет пасть на колени перед самим собою, «перед поэтом». Мало ему было переврать стихотворение: он поспешил заявить, что в происшедшей трагедии никто не виноват. «А чем же все тут виноваты?»

Вскоре после опубликования этой статьи (она вышла в свет 5 января 1957 года) Зелинский и Вяч. Вс. Иванов оказались среди приглашенных на заседание Президиума Академии Наук СССР: обсуждался отчетный доклад о состоянии советской филологии. (Приглашены были, кроме членов Академии, сотрудники журналов и гуманитарных институтов.)

Зелинский протянул Иванову руку. Вячеслав Всеволодович ему руки не подал, сказав: «я прочел вашу статью».

Об этом эпизоде Зелинский счел необходимым доложить в 1958 году на том собрании, где исключали Пастернака. Покаявшись (ему, как и некоторым другим, случалось, дескать, необдуманно восхищаться стихами ныне разоблаченного поэта), он продолжал: «Окружение Пастернака прибегало к такой мере, чтобы терроризировать всех тех, кто становился на путь критики Пастернака. Так, например, когда появилась моя статья «Поэзия и чувство современности», в Президиуме Академии Наук меня встретил заместитель редактора журнала «Вопросы языкознания» В. В. Иванов. Он демонстративно не подал мне руки за то, что я покритиковал стихотворение Пастернака. Это была политическая демонстрация с его стороны. И я хочу, чтобы эти слова достигли его ушей и чтобы он нашел в себе мужество выступить в печати и высказать свое отношение к Пастернаку. Да, должна быть проведена очистительная работа (курсив мой. – Л. Ч.), и все мы должны понять, на какую грань нас может завести это сочувствие к эстетическим ценностям, если это сочувствие и поддержка идет за счет зачеркивания марксистского подхода». (См. «Горизонт», 1988, № 9, с. 49.)

Вяч. Вс. Иванов с покаянием не выступил, и после сообщения Зелинского (сделанного вторично в Институте Мировой Литературы им. Горького при АН СССР [ИМЛИ]) «очистительная работа», к которой призывал Зелинский, была произведена: Иванов перестал быть заместителем редактора в журнале «Вопросы языкознания» и преподавателем Московского Университета.

…14 мая 1959 года состоялось торжественное открытие нового здания центрального Дома Литераторов. Зал был переполнен. Увидев проходившую между стульями Тамару Владимировну Иванову, Зелинский ей поклонился. Она не ответила. Он потребовал объяснений. Тамара Владимировна громко сказала:

– Вы негодяй и доносчик.

– Это неправда!

– Нет, это правда. Вы негодяй и доносчик, – громко, на весь зал, повторила Тамара Владимировна и прошла к своему месту.

О Вяч. Вс. Иванове см. 213.

201 См. «Письма к противнику». Письмо третье, – Герцен, т. 18, с. 295.

202 О книге Л. Страховского см. 121; что же касается «Энциклопедии русской поэзии», вышедшей за рубежом, то установить, о чем именно идет речь, мне не удалось. Быть может, о статье в книге: W. Harkins. Dictionary of Russian Literature. New York, 1956.

203 Николай Авдиевич Оцуп (1894–1958) – поэт, эссеист, ученик и биограф Гумилева. Когда Гумилев был арестован, Оцуп ходил хлопотать о нем в ЧК.

В 1921 году в издательстве «Цех поэтов» вышла книжка стихов Н. Оцупа «Град», а впоследствии, уже в Париже,

сборник стихотворений «В дыму» (1926) и поэма «Встреча» (1928). И к стихам Оцупа, и к нему самому в двадцатые годы в петроградских литературных кругах принято было, по преимуществу, относиться с добродушной насмешкой. Был он объектом множества эпиграмм, в частности, запечатленных в «Чукоккале». Высмеивалась его предприимчивость, его обыкновение уезжать временами из голодного Петрограда в провинцию и привозить оттуда всякую снедь. Его фамилию, шутя, Чуковский расшифровывал как аббревиатуру: Общество Целесообразного Употребления Пищи.

Так уж мной заведено:
То поэма, то пшено…

эти строки Георгия Иванова, относящиеся к Оцупу, занесены в «Чукоккалу». (О «Чукоккале» см. 271.)

В 1922 году Н. Оцуп эмигрировал. Владислав Ходасевич привлек его к журналу «Беседа», выходившему в Берлине в 1923–1925 годах при участии М. Горького и Андрея Белого. Позднее, в 1930-м, Оцуп стал организатором и редактором журнала «Числа», где сотрудничали Г. Адамович, Марина Цветаева, Алексей Ремизов, Борис Зайцев и др.

Николай Оцуп оставался верен главной своей теме: исследованию жизни и творчества Гумилева. В 1922 г., в Берлине, в альманахе «Цех поэтов» вышла его статья «О Гумилеве и классической поэзии»; в 26-м в Париже – воспоминания «Н. С. Гумилев»; в 1951 г. Оцуп защитил диссертацию и получил степень доктора за работу о Гумилеве; в 1953 году в Нью-Йорке в № 1 журнала «Опыты» напечатан биографический очерк Оцупа «Николай Степанович Гумилев».

По-видимому, причисляя Оцупа к своим заграничным хулителям, А. А. имела в виду его рассуждения о том, как относился Гумилев к ее стихам и к ней самой. (См. упомянутый выше биографический очерк Оцупа, ныне опубликованный в кн.: Николай Гумилев в воспоминаниях современников. Париж; Нью-Йорк, 1989; М., 1990, с. 189–192.) В России, в последнее десятилетие, стихи Оцупа появлялись не раз в периодических изданиях – в журналах и газетах. В 1993 году на родине вышел в свет сборник его стихотворений, статей и воспоминаний под заглавием «Океан времени» (СПб.; Дюссельдорф).

204 Елена Сергеевна Булгакова (1893–1970) – жена Михаила Булгакова. А. А. многие годы была дружна и с Михаилом Афанасьевичем, и с Еленой Сергеевной. Ему, после его смерти, она посвятила стихотворение «Вот это я тебе, взамен могильных роз» – ББП, с. 289; ей – стихи из цикла «Новоселье» (БВ, Седьмая книга). Во время войны Е. С. Булгакова, так же как и А. А., была эвакуирована в Ташкент, но жили они в разных общежитиях: А. А. на ул. Карла Маркса, 7, а Елена Сергеевна на ул. Жуковского, 54. Впоследствии, после отъезда Булгаковой из Ташкента (летом 1943 года), А. А. переселилась в ее бывшую комнату. «В этой горнице колдунья / До меня жила одна» – так пишет А. А. в цикле «Новоселье», в стихотворении «Хозяйка», посвященном Елене Сергеевне.

В «Листках из Дневника», рассказывая о ссылке Мандельштама, А. А. вспоминает: «Нина Ольшевская и я пошли собирать деньги на отъезд. Давали много. Елена Сергеевна Булгакова заплакала и сунула мне в руку все содержимое своей сумочки».