Василий Жуковский - Том 2. Баллады, поэмы и повести

• Название: Том 2. Баллады, поэмы и повести
• Автор: Василий Жуковский
• Жанр: Поэзия
• Год: 1959

Второй том составляют баллады, поэмы и повести Жуковского.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Доника*

Есть озеро перед скалой огромной;
  На той скале давно стоял
Высокий замок и громадой темной
  Прибрежны воды омрачал.

На озере ладья не попадалась;
  Рыбак страшился у́дить в нем;
И ласточка, летя над ним, боялась
  К нему дотронуться крылом.

Хотя б стада от жажды умирали,
  Хотя б палил их летний зной:
От берегов его они бежали
  Смятенно-робкою толпой.

Случалося, что ветер и осокой
  У озера не шевелил:
А волны в нем вздымалися высоко,
  И в них ужасный шепот был.

Случалося, что, бурею разима,
  Дрожала твердая скала:
А мертвых вод поверхность недвижима
  Была спокойнее стекла.

И каждый раз — в то время, как могилой
  Кто в замке угрожаем был, —
Пророчески, гармонией унылой
  Из бездны голос исходил.

И в замке том, могуществом великий,
  Жил Ромуальд; имел он дочь;
Пленялось все красой его Доники:
  Лицо — как день, глаза — как ночь.

И рыцарей толпа пред ней теснилась:
  Все душу приносили в дар;
Одним из них красавица пленилась:
  Счастливец этот был Эврар.

И рад отец; и скоро уж наступит
  Желанный, сладкий час, когда
Во храме их священник совокупит
  Святым союзом навсегда.

Был вечер тих, и небеса алели;
  С невестой шел рука с рукой
Жених; они на озеро глядели
  И услаждались тишиной.

Ни трепета в листах дерев, ни знака
  Малейшей зыби на водах…
Лишь лаяньем Доникина собака
  Пугала пташек на кустах.

Любовь в груди невесты пламенела
  И в темных таяла очах;
На жениха с тоской она глядела:
  Ей в душу вкрадывался страх.

Все было вкруг какой-то по́лно тайной;
  Безмолвно гас лазурный свод;
Какой-то сон лежал необычайный
  Над тихою равниной вод.

Вдруг бездна их унылый и глубокий
  И тихий голос издала:
Гармония в дали небес высокой
  Отозвалась и умерла…

При звуке сем Доника побледнела
  И стала сумрачно-тиха;
И вдруг… она трепещет, охладела
  И пала в руки жениха.

Оцепенев, в безумстве исступленья,
  Отчаянный он поднял крик…
В Донике нет ни чувства, ни движенья:
  Сомкнуты очи, мертвый лик.

Он рвется… плачет… вдруг пошевелились
  Ее уста… потрясена
Дыханьем легким грудь… глаза открылись…
  И встала медленно она.

И мутными глядит кругом очами,
  И к другу на руку легла,
И, слабая, неверными шагами
  Обратно в замок с ним пошла.

И были с той поры ее ланиты
  Не свежей розы красотой,
Но бледностью могильною покрыты;
  Уста пугали синевой.

В ее глазах, столь сладостно сиявших,
  Какой-то острый луч сверкал,
И с бледностью ланит, глубоко впавших,
  Он что-то страшное сливал.

Ласкаться к ней собака уж не смела;
  Ее прикликать не могли;
На госпожу, дичась, она глядела
  И выла жалобно вдали.

Но нежная любовь не изменила:
  С глубокой нежностью Эврар
Скорбел об ней, и тайной скорби сила
  Любви усиливала жар.

И милая, деля его страданья,
  К его склонилася мольбам:
Назначен день для бракосочетанья;
  Жених повел невесту в храм.

Но лишь туда вошли они, чтоб верный
  Пред алтарем обет изречь:
Иконы все померкли вдруг, и серный
  Дым побежал от брачных свеч.

И вот жених горячею рукою
  Невесту за руку берет…
Но ужас овладел его душою:
  Рука та холодна, как лед.

И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,
  Пред ним бесплотный дух стоял
С ее лицом, улыбкою, очами…
  И в нем Донику он узнал.

Сама ж она с ним не стояла рядом:
  Он бледный труп один узрел…
А мрачный бес, в нее вселенный адом,
  Ужасно взвыл и улетел.

Суд божий над епископом*

Были и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.

Но у епископа милостью неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.

Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.

Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.

«Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет», —
Так говорил изумленный народ.

К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворён:
В нем угостит их епископ Гаттон.

Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края…
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.

Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: «Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей».

В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда! но боле с тех пор он не спал.

Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.

Он обомлел; он от страха чуть дышит…
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна».

Вот и другое в ушах загремело:
«Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон».

Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
«В Реинской башне спасусь» (говорит).

Башня из реинских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.

В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням;
В страхе один затворился он там.

Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.

Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится…
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.

Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.

Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник… а мыши плывут…
Ближе и ближе… доплыли… ползут.

Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.

Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты…
Что тут, епископ, почувствовал ты?

Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон.

Алонзо*