Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра

• Название: Так говорил Заратустра
• Автор: Фридрих Ницше
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-250-06018-9

---

Так говорил Заратустра.

Об отребье

Жизнь есть родник радости; но где пьёт отребье, там все колодцы отравлены.

Всё чистое мило мне; но не могу я видеть оскаленных морд и жажду нечистых.

Они бросали свой взор в глубь колодца: теперь мне сверкает из колодца их мерзкая улыбка.

Священную воду отравили они похотью; и когда свои грязные сны они называли радостью, отравляли они ещё и слова.

Негодует пламя, когда отсыревшие сердца свои кладут они на огонь; сам дух кипит и дымится, когда отребье приближается к огню.

Приторным и размягшим становится плод в их руках, недолговечным и сухим делает их взор плодовое дерево.

И иные, кто отвернулся от жизни, отвернулись только от отребья: они не хотели делить с отребьем ни источника, ни пламени, ни плода.

И иные, кто уходил в пустыню и вместе с хищными зверями терпел жажду, просто не хотели сидеть у водоёма вместе с грязными погонщиками верблюдов.

И иные, кто приходил как опустошение и град на все плодородные поля, хотели только засунуть свою ногу в пасть отребья и так заткнуть ему глотку.

Знание, что для самой жизни нужны вражда, и смерть, и кресты мучеников, — это ещё не тот кусок, которым давился я больше всего —

Но однажды я спросил и почти подавился своим вопросом: как? неужели для жизни нужно и отребье?

Нужны отравленные источники, и зловонные огни, и грязные сны, и черви в хлебе жизни?

Не моя ненависть, а моё отвращение жадно пожирало мою жизнь! Ах, я часто утомлялся духом, когда даже отребье находил остроумным!

И от господствующих отвернулся я, когда увидел, что они теперь называют господством: барышничать и торговаться из-за власти — с отребьем!

Среди народов жил я, чужеязычный, заткнув уши: чтобы язык их барышничества и их торговля из-за власти оставались мне чуждыми.

И, зажав нос, шёл я мрачно через все вчера и сегодня: поистине, дурно пахнут пишущей чернью все вчера и сегодня!

Как калека, ставший глухим, слепым и немым, так жил я долго, чтобы не жить вместе с властвующей, пишущей и веселящейся чернью.

С трудом, осторожно поднимался мой дух по лестнице; крохи радости были его усладой; опираясь на посох, влачилась жизнь для слепца.

Что же случилось со мною? Как избавился я от отвращения? Кто омолодил мой взор? Как взлетел я на высоту, где никакое отребье не сидит уже у источника?

Разве не само отвращение моё создало мне крылья и силы, предчувствующие источник? Поистине, я должен был взлететь в самую высь, чтобы вновь найти родник радости!{248}

О, я нашёл его, братья мои! Здесь, на самой высоте, бьёт для меня родник радости! И есть жизнь, от которой не пьёт отребье вместе с вами!

Слишком стремительно течёшь ты для меня, источник радости! И часто вновь опустошаешь ты кубок, желая наполнить его!

Ещё должен я научиться более скромно приближаться к тебе: слишком сильно стремится навстречу моё сердце тебе —

Моё сердце, где горит моё лето, короткое, знойное, грустное и чрезмерно блаженное, — как жаждет моё лето-сердце твоей прохлады!

Миновала медлительная печаль моей весны! Миновала злоба моих снежных хлопьев в июне! Летом сделался я всецело и полуднем лета!

Летом на самой высоте, с холодными источниками и блаженной тишиною; о, придите, друзья мои, чтобы тишина стала ещё блаженней!

Ибо это наша высь и наша родина; слишком высоко и недоступно живём мы здесь для всех нечистых и их жажды.

Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей радости! Разве помутится он! Он засмеётся в ответ вам своею чистотой.{249}

На дереве будущего вьём мы гнездо своё; орлы должны в своих клювах приносить пищу нам, одиноким!{250}

Поистине, не ту пищу, которую могли бы вкушать и нечистые! Им почудилось бы, что они пожирают огонь, и они спалили бы себе глотки!

Поистине, мы не готовим здесь жилища для нечистых! Ледяной пещерой было бы счастье наше для их тел и духа!

И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи снегу, соседи солнцу: так живут могучие ветры.

И, подобно ветру, хочу я однажды ещё подуть среди них и своим духом отнять дыхание их духа: так хочет моё будущее.

Действительно, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет даёт он своим врагам и всем, кто плюёт и харкает: «Остерегайтесь харкать против ветра!» —

Так говорил Заратустра.

О тарантулах{251}

Взгляни, это нора тарантула! Не хочешь ли ты посмотреть на него самого? Здесь висит его сеть; тронь её, чтобы она задрожала.

Вот идёт он добровольно; добро пожаловать, тарантул! Чёрным сидит на твоей спине твой треугольник и примета; и знаю я также, что сидит в твоей душе.

Мщение сидит в твоей душе: куда ты укусишь, там вырастает чёрный струп; мщением заставляет твой яд кружиться душу!

Так говорю я вам для сравнения, вам, проповедникам равенства, заставляющим кружиться души!{252} Тарантулы вы для меня и затаившиеся мстители!

Но я хочу вывести ваши тайники на свет; потому и смеюсь я вам в лицо своим смехом высоты.

Потому рву я вашу сеть, чтобы ярость выманила вас из вашей норы-лжи и месть выскочила из-за вашего слова «справедливость».

Пусть будет человек избавлен от мести, — это для меня мост к высшей надежде и радуга после долгих гроз.{253}

Но другого, конечно, хотят тарантулы. «Для нас справедливость именно в том, чтобы мир наполнился грозами нашего мщения» — так говорят они между собой.

«Мщению и поруганию хотим мы предать всех, кто не подобен нам» — такой обет дают сердца тарантулов.

«Воля к равенству — вот что должно стать отныне именем добродетели; и против всего власть имущего хотим мы поднять свой крик!»

Вы, проповедники равенства, бессильное безумие тиранов так вопиет в вас о «равенстве», так переодеваются ваши сокровенные желания тиранов в слова о добродетели!

Угрюмое высокомерие, скрытая зависть, быть может, высокомерие и зависть ваших отцов, — это прорывается в вас пламенем и безумием мести.

То, о чём молчал отец, сказывается в сыне; и часто находил я, что сын есть обнажённая тайна отца.

На вдохновенных похожи они, но не сердце вдохновляет их — а месть. И если они становятся хитрыми и холодными, это не ум, а зависть делает их хитрыми и холодными.

Ревность приводит их даже на путь мыслителей; и в том отличительная черта их ревности — всегда идут они слишком далеко, так что их усталость должна в конце концов лечь спать на снегу.

В каждой их жалобе звучит мщение, в каждой их похвале есть желание причинить страдание — и быть судьями кажется им блаженством.

Но так советую я вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком сильно стремление наказывать!

Это народ дурного сорта и происхождения; в их лицах проглядывают палач и ищейка.

Не доверяйте всем тем, кто много говорит о своей справедливости! Поистине, их душам недостаёт не только мёду.

И если они сами себя называют «добрыми и праведными», не забывайте: чтобы стать фарисеями, им недостаёт только — власти!

Друзья мои, я не хочу, чтобы меня смешивали и путали.

Есть такие, что проповедуют моё учение о жизни, — и в то же время они проповедники равенства и тарантулы.

Они ратуют за жизнь, хотя при этом сидят в своих норах, эти ядовитые пауки, отвернувшись от жизни: так они хотят причинять страдание.{254}

Тем хотят они причинять страдание, у кого теперь власть: ибо для них нет ничего лучше проповеди смерти.{255}

Будь иначе, и тарантулы учили бы иначе: именно они были когда-то лучшими клеветниками на мир и сжигателями еретиков.

Я не хочу, чтобы меня смешивали и путали с этими проповедниками равенства. Ибо так говорит мне справедливость: «Люди не равны».

И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к сверхчеловеку, если бы я говорил иначе?

По тысяче мостов и тропинок должны протискиваться они к будущему, и пусть между ними будет всё больше войны и неравенства: так заставляет меня говорить моя великая любовь!

Изобретателями образов и призраков должны они стать в своей вражде, и этими образами и призраками должны они ещё сразиться в величайшей битве!

Добрый и злой, богатый и бедный, высокий и низкий и все имена ценностей, — это должно быть оружием и бряцающими знаками того, что жизнь должна всегда снова преодолевать себя!

В высоту хочет она строить себя, столбами и ступенями, сама жизнь; в дальние дали хочет смотреть она и на блаженные красоты, — для этого ей нужна высота!{256}

И так как ей нужна высота, нужны ей ступени и противоречие ступеней и восходящих! Восходить хочет жизнь и, восходя, преодолевать себя.