Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра

• Название: Так говорил Заратустра
• Автор: Фридрих Ницше
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-250-06018-9

---

Посмотрите, друзья мои! Здесь, где нора тарантула, высятся развалины древнего храма, — посмотрите на них просветлёнными глазами!

Поистине, тот, кто некогда здесь, в камне, воздвигал свои мысли, знал о тайне всякой жизни наравне с мудрейшими!

Даже в красоте есть борьба и неравенство, и война за власть и сверхвласть — этому учит он нас самым явственным образом.

Как божественно преломляются здесь в борьбе своды и арки, как светом и тенью устремляются они друг против друга, божественно-стремительные, —

так же уверенно и прекрасно пусть будем врагами и мы, друзья мои! Божественно устремимся мы друг против друга! —

Горе! Тут укусил меня самого тарантул, мой старый враг! Божественно уверенно и прекрасно укусил он меня в палец!

«Должно быть наказание и справедливость — так думает он, — ведь недаром же ему петь здесь гимны в честь вражды!»

Да, он отомстил за себя! И, горе! теперь мщением заставит он кружиться и мою душу!

Но чтобы не стал я кружиться, друзья мои, привяжите меня покрепче к этому столбу!{257} Уж лучше хочу я быть столпником, чем вихрем мщения!

Поистине, не вихрь и не смерч Заратустра; а если он и танцор, то никак не танцор тарантеллы! —

Так говорил Заратустра.

О прославленных мудрецах

Народу служили вы и народному суеверию, вы все, прославленные мудрецы! — а не истине! И потому только платили вам почтением.

И ещё потому выносили ваше неверие, что было оно острословием и окольным путём к народу. Так предоставляет господин волю своим рабам и ещё потешается над их своеволием.

Но ненавистен народу, как волк собакам, — свободный ум, враг цепей, кто не молится и живёт в лесах.

Выгнать его из убежища — это называлось всегда у народа «чувством справедливости»; на него он ещё натравливает самых зубастых собак.

«Истина здесь: ибо здесь народ! Горе, горе ищущему!» — так звучало исстари.

Свой народ хотели вы оправдать в его поклонении, это называли вы «волей к истине», вы, прославленные мудрецы!

И ваше сердце всегда говорило себе: «Из народа вышел я, оттуда же низошёл на меня голос бога».

Упрямые и умные, подобно ослам, вы всегда были ходатаями за народ.

И немало властителей, желавших ладить с народом, впрягали впереди своих коней ещё — ослёнка, прославленного мудреца.

А теперь хотелось бы мне, прославленные мудрецы, чтобы вы наконец совсем сбросили шкуру льва!

Пёструю шкуру хищного зверя и космы исследующего, ищущего, завоёвывающего!

Ах, чтобы научился я верить в вашу «правдивость», вам надо сперва разрушить вашу волю к поклонению.

Правдивый — так называю я того, кто идёт в пустыни, где нет богов, и разбивает своё сердце, готовое поклониться.

На жёлтом песке, палимый солнцем, жадно косится он на богатые источниками острова, где всё живое отдыхает под тенью деревьев.

Но жажда не может заставить его стать похожим на этих хорошо устроившихся: ибо где есть оазисы, там есть и идолы.

Голодной, сильной, одинокой, безбожной — такой хочет быть воля льва.

Свободная от счастья рабов, избавленная от богов и поклонения, бесстрашная и наводящая страх, великая и одинокая — такова воля правдивого.

В пустыне исстари жили правдивые, свободные умы, как господа пустыни; а в городах живут хорошо откормленные, прославленные мудрецы, — вьючные животные.

Ибо всегда тянут они, как ослы, — телегу народа!

Не то чтобы я сердился на них из-за этого: но слугами остаются они для меня и запряжёнными, даже если сверкают золотой сбруей.

И часто бывали они хорошими слугами, достойными похвалы. Ибо так говорит добродетель: «Если должен ты быть слугой, ищи того, кому твоя служба всего полезнее!»

«Дух и добродетель твоего господина должны расти оттого, что ты его слуга: так будешь ты сам расти вместе с его духом и его добродетелью!»

И поистине, вы, прославленные мудрецы, вы, слуги народа! Вы сами росли вместе с духом и добродетелью народа — а народ через вас! К вашей чести говорю я это!

Но народом остаётесь вы для меня даже в своих добродетелях, близоруким народом, — который не знает, что такое дух!

Дух есть жизнь, которая сама режет по живому: собственным страданием увеличивает она своё знание, — знали ли вы уже это?

И счастье духа в том, чтобы помазанным быть и освящённым слезами на заклание, — знали ли вы уже это?

И слепота слепого, и его искание ощупью свидетельствуют о силе солнца, на которое он глядел, — знали ли вы уже это?

С помощью гор должен учиться строить познающий! Мало того, что дух движет горами, — знали ли вы уже это?{258}

Вы знаете только искры духа, но не видите вы наковальни, которой является он, и жестокости его молота!

Поистине, вы не знаете гордости духа! Но ещё менее вынесли бы вы скромность духа, если б однажды захотела она говорить!

Никогда не могли вы бросить свой дух в снежную яму: вы недостаточно горячи для этого! Оттого и не знаете вы восторгов его холода.{259}

Но во всём обходитесь вы, по-моему, слишком запросто с духом; и из мудрости часто делали вы богадельню и больницу для плохих поэтов.

Вы не орлы; оттого и не испытывали вы счастья в испуге духа.{260} А кто не птица, не должен гнездиться над безднами.

Вы кажетесь мне тёплыми — но холодом веет от всякого глубокого познания.{261} Холодны, как лёд, самые глубокие источники духа, — наслаждение для горячих рук и для тех, кто действует.

Почтенные стоите вы тут, строгие, с прямыми спинами, прославленные мудрецы! — вами не движет могучий ветер и воля.

Видели вы когда-нибудь парус, плывущий по морю, округлённый, надутый ветром и дрожащий от порывов ветра?

Подобно парусу, дрожащему от порывов духа, проходит по морю моя мудрость — моя дикая мудрость!

Но вы, слуги народа, вы, прославленные мудрецы, — как могли бы вы идти со мной! —

Так говорил Заратустра.

Ночная песнь{262}

Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И моя душа тоже бьющий ключ.

Ночь: только теперь пробуждаются все песни влюблённых. И моя душа тоже песнь влюблённого.

Что-то неутолённое, неутолимое есть во мне; оно хочет говорить. Жажда любви есть во мне, она сама говорит языком любви.

Я свет; ах, если бы я был ночью! Но в том одиночество моё, что опоясан я светом.

Ах, если бы я был тёмным и ночным! Как приник бы я к сосцам света!

И ещё вас хотел бы я благословить, вы, искрящиеся звёздочки и светлячки небес! — и быть блаженно счастливым от ваших даров света.

Но я живу в моём собственном свете, я вновь поглощаю пламя, что вырывается из меня.

Я не знаю счастья берущего; и часто мечтал я о том, что красть должно быть ещё блаженнее, чем брать.{263}

В том моя бедность, что рука моя никогда не отдыхает от дарения; в том моя зависть, что я вижу ожидающие глаза и просветлённые ночи тоски.

О горе всех, кто дарит! О затмение моего солнца! О жажда желаний! О ненасытный голод среди пресыщения!

Они берут у меня, — но затрагиваю ли я их душу? Пропасть лежит между Давать и Брать; но даже через малую пропасть трудно перекинуть мост.{264}

Голод вырастает из моей красоты; причинять страдание хотел бы я тем, кому свечу, ограбить хотел бы я одарённых мною: так алчу я злобы.

Отдёрнуть руку, когда другая рука уже тянется к ней; медлить, как водопад, который медлит в своём падении: так алчу я злобы.

Такое мщение измышляет мой избыток; такое коварство льётся из моего одиночества.{265}

Моё счастье дарить замерло в дарении, моя добродетель устала от себя самой и от своего избытка!

Кто постоянно дарит, тому грозит опасность потерять стыд; кто постоянно раздаёт, у того рука и сердце натирают себе мозоли от бесконечного раздавания.

Мои глаза не проливаются перед стыдом просящих; моя рука слишком огрубела для дрожания наполненных рук.

Куда же ушли слёзы из моих глаз и мягкость из моего сердца? О одиночество всех дарящих! О молчаливость всех, кто светит!

Много солнц вращается в пустом пространстве; всему, что темно, говорят они своим светом, — для меня молчат они.

О, в этом вражда света к светящемуся, безжалостно проходит он своими путями.

Несправедливое в глубине сердца к светящемуся, равнодушное к другим солнцам, — так движется всякое солнце.

Подобно буре, летят солнца своими путями, в этом движение их. Своей неумолимой воле следуют они, в этом холод их.{266}

О, это только вы, тёмные, вы, ночные, создаёте теплоту из светящегося! О, только вы пьёте молоко и усладу из сосцов света!

Ах, лёд вокруг меня, моя рука обжигается об лёд! Ах, жажда во мне, которая томится по вашей жажде!{267}