Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

• Название: Режим бога (Последний шаг)
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Прочие приключения

Продолжение событий, начавшихся в романах «Душехранитель» и «Тень Уробороса».

Во втором романе серии «Оритан. В память о забытом…» монах-фаустянин Кристиан Элинор отправляется в мир странного человека, называющего себя Хаммоном. Отправляется, чтобы отвести беду от мира собственного. По крайней мере, на это он рассчитывал, когда прыгал очертя голову в неизвестность. Но горькая правда нарушила все его героические планы. Теперь он заточен на маленькой планетке Тийро и в течение девятнадцати лет ищет возможность выбраться оттуда Домой. Однако всё не так просто, как может показаться стороннему наблюдателю!

---

— Все, что не патологично, является нормой. Но… не растравляй раны, Джо. Нам всем не хватает ее, она играла в нашей жизни очень важную роль, однако что случилось, то случилось. Послушай, я смотрел материалы исследований.

— Палладаса?

— Да.

Она ощутила, как подпрыгнуло сердце, но никто посторонний никогда не догадался бы о ее состоянии.

— Есть подвижки? — Джоконда отвела глаза, чтобы не выдать себя перед шефом.

— Увы. Савский нашел ему двоих коматозников — в Австралии и тут, в Испании, мы с Михаилом все время изыскиваем средства на все эти эксперименты, но пока результаты по нулям…

Ей показалось, что в глазах Калиостро-старшего мелькнула жалость. Настоящая отцовская жалость, как бывает, если мужчина отчего-то не может помочь дочери в трудную минуту. Наверное, ей и в самом деле это почудилось: даже если Фред способен испытывать подобное, он ни за что не позволил бы проявиться таким чувствам. Это кодекс их организации, а он ее основатель. Двадцать лет назад Джоконде простительно было потерять маску и показать свои слезы подчиненным, но не теперь, в этом возрасте и статусе. А что уж говорить о самом Калиостро!

— А если попробовать найти и проработать выживших фаустян? — тихо спросила она.

Фред чуть поморщился при упоминании народа, по вине правителей которого пострадало Содружество:

— Да. Я хочу поручить это тебе, девочка. Но там есть проблема: примерно треть монахов обладали аннигиляционным геном, и при регистрации выяснилось, что выжили именно они. Да это и вполне объяснимо.

— Я знаю. Но ведь есть надежда на нелегалов?

— Небольшая — есть. Поэтому я поручаю дело твоей квадро-структуре.

— Это я виновата, — она опустила голову и закусила губу.

— Если откровенно — да. Ты должна была сказать после первого же двадцать первого марта…

— Но я не была уверена, синьор! Мне казалось, это фантом, реакция на утрату, порождение моего разума. Дважды пережить его гибель… Я подумала, что рассудок мой немного повредился, но лелеяла эти встречи. Я считала их самообманом. Он уходил на верную смерть — и я решила, что он и в самом деле погиб.

Калиостро мягко взял ее кисть в свои ладони:

— Я хорошо тебя понимаю. Но ты столь сильный псионик, что могла бы даже слышать обитателей иных миров, принимающих облик дорогих нам и уже умерших людей, могла бы говорить с ними…

— Вот я и подумала, что чувствую уже мертвого… но не слышу. Говорю сама, но его не слышу! Да, я могла… в детстве со мной такое было. Но это… пугает. Я запретила себе делать так и никогда не делала, но вот его отвергнуть не смогла…

— При определенной практике ты могла бы делать прогнозы недалекого будущего, проникая в сферу покровителей, — продолжал Калиостро. — Это делает тебя уникальной. И ты считаешь, что я счел бы безумной свою лучшую ученицу, поделись она со мной этой историей?

Джоконда снова опустила глаза под его испытующим взглядом:

— Я виновата. Слишком привыкла к скепсису. Сама не могу себе простить, ведь, по сути, я уже давно могла бы что-то предпринять и…

— Тш-ш-ш! Мы будем искать монахов-нелегалов, Палладас проанализирует новые данные. Если выход существует — путь к нему отыщется. Мосты Эйнштейна-Розена[8] тоже нашли не сразу. То, что ты ощущала его, говорила с ним, но его не слышала, дает почву для размышлений. Слышать его тебе не дает иное пространство, настолько чуждое, что само проникновение Кристиана в этот мир — чудо. Иное пространство, а не смерть. Ты чувствовала не призрак, а живого человека, Джо.

— Он теперь тоже ищет выход. С той стороны, — прошептала Джоконда, проведя пальцем под носом и не заметив этого жеста. — Я почувствовала это. Он уже что-то нашел. Но как меня гнетет то, что я ничем не могу помочь! Это даже хуже, чем смерть…

— Сможешь. Сможешь помочь. Чувство, которое есть между вами, способно на многое. Оно разрывает проклятия, оно заставляет жить там, где жить, кажется, уже нельзя. Это благословение, самое сильное благословение во всех мирах и подпространствах. И, кроме монахов-фаустян, у нас есть запасной вариант. Им займусь я.

Она вскинула взор на Калиостро:

— Какой вариант?

— Я не хочу излишне тебя обнадеживать… Но пусть будет так. Мы вышли на одного из ученых института на Эсефе. До Зеркальной войны он работал на Максимиллиана Антареса и сумел, пусть хотя бы частично, разобраться в принципе действия портативного ТДМ. Думаю, от сотрудничества он не откажется…

Джоконда уже хотела ответить, но тут линза в ее глазу помутнела и выдала изображения лица сына, а в ухе прозвучал его голос:

— Мам, ты сейчас занята?

Она взглянула на своего начальника:

— Синьор Калиостро, извините, отвечу Луису…

— Это святое! — Фред чуть взмахнул рукой и успокаивающе улыбнулся. — Я буду поблизости.

— Да, Луис, слушаю тебя, — она отошла к ступенькам на нижний ярус площадки: здесь было малолюдно.

— Когда ты будешь в Нью-Йорке?

— Возможно, завтра к вечеру, если ничего не переменится.

— По какому времени? — уточнил Луис.

— По нью-йоркскому. А что случилось?

По малейшим приметам в выражении лица Джоконда умела угадывать его настрой, и сейчас в нем сквозила нешуточная тревога.

— Тут… э-э-э… кое-что происходит. С Эфимией. Срочно нужна твоя консультация, как псионика.

— Я не возражаю, но если срочно, то почему бы вам не обратиться к ее матери? Синьора Паллада такой же псионик, как и я…

— Мам, — перебил сын загробным голосом, — если бы ты видела то, что видел и слышал я, ты бы поняла, что матери этого видеть не стоит.

— Что за мистификация? Где Эфимия? Соедини-ка нас…

— Она… спит. И просила ничего не говорить о ней деду, если он там, поблизости! — в его лице мелькнула тень смущения, по которой Джоконда прочла все, как в открытой книге.

— Понятно, — невозмутимо сказала она.

А, собственно, почему она должна удивляться? С тех пор, как они стали встречаться, все к тому и шло. Однако не всегда подобные новости обрушиваются на тебя в контексте «мам, с моей девушкой произошло такое!..» Ну да почему бы и нет? С матерью и отцом этой девушки постоянно что-нибудь происходит, они просто как магнитом притягивают к себе всевозможные приключения. Впрочем, синьору Калиостро передавать неполные новости не стоит. Непрофессионально это. Даже если речь идет о его родной внучке.

— Ждите меня завтра, — сказала Джоконда.

— Спасибо, ма! Я тебя целую!

— А я тебя. Чао, мальчик, ждите меня и ничего не предпринимайте.

— Хорошо, — ответил он, рассоединяясь.

— О, Мадонна!

Джоконда глубоко вдохнула теплый и ароматный воздух Мадрида. Линза снова стала прозрачной. С тех пор, как устройство усовершенствовали, его можно было не извлекать из глаза неделями. Джо иногда совсем забывала о линзе — та стала едва ли не частью ее собственного организма.

Увидев, что она освободилась, Калиостро-старший вернулся на прежнее место.

— Что-то случилось?

— Нет. Почему вы так решили? Синьор Калиостро, так вы полагаете, что работник института Антареса смог бы докопаться до сути в этой области? Но при чем же здесь ТДМ, если речь идет, как я понимаю, о внетелесном опыте?

— А ты еще не поняла, что эти вещи не просто связаны — они суть одно и то же? — невозмутимо ответствовал Фред.

* * *

Денек был на редкость солнечным и теплым для этого сезона, однако после жаркого Мадрида Джоконде здесь было чересчур прохладно. Она никогда не любила Нью-Йорк и жила тут по одной-единственной причине, в которой до последнего времени опасалась признаться даже себе самой.

Марчелло что-то рассказывал, но поскольку это не касалось работы, Джоконда его почти не слушала. Чез молча вел машину и только у самого дома негромко спросил:

— Ждать?

— Нет, — она взглянула на часы. — Начинайте с Бронкса, я подъеду через пару часов.

Чезаре кивнул. Джоконда знала, что всегда может быть уверена в его исполнительности, и разговаривали они с ним редко. Из троих ее подчиненных только Чез так и не обзавелся семьей, питая какие-то призрачные надежды. Джоконда знала это и тем больше устанавливала дистанцию, чтобы не раздражать его своим излишним присутствием и не быть неверно истолкованной.

Манхэттен ей тоже не нравился, и тут она снова наступала на горло собственной песне — южанка, выросшая в мягком климате Рима, привыкшая к солнцу и медовому аромату цветов. Чем же она лучше Чеза в этом многолетнем самоистязании? Но иначе они оба не могли…

Ее дом, похожий на все соседские дома в квартале, стоял в Нижнем Манхэттене. В конце авеню был громадный спорткомплекс, куда Луис исправно бегал на занятия плаванием, но в последнее время охладел к спорту. Да, он хороший парень, но не хватает ему той ослиной настойчивости и самонадеянности, которыми испокон веков грешат представители его пола. Он смел, но так ли часто нужна смелость в быту? Иногда достаточно решительных действий, а здесь Луис может в самый ответственный момент уступить сомнениям. Он воспринимает жизнь чуть более романтизированной, нежели она есть на самом деле. Такое бывает, когда мальчик вырастает не на живом примере, а на легендах. И таких легенд было три. Они окружали Луиса иллюзиями, и поэтому даже дочку Паллады и Калиостро он придумал себе, как средневековый рыцарь придумывал даму своего сердца, чтобы совершать ради нее подвиги. Родную мать, родившую его двадцать лет назад на Фаусте и спасшую ценой собственной жизни, он считал едва ли не богиней, ничего о ней не зная. Дядька, который погиб вместе с Софи Калиостро на судне, подавшем сигнал о нападении спекулатов и за это развеянном в космосе залпами сотен орудий, представлялся Луису героем без страха и упрека. А вот в его поклонении памяти приемного отца была виновата она сама. Он все видел, все чувствовал с самого раннего детства — так могло ли быть иначе? И только Джо оставалась заурядной земной мамой. Что в ней возвышенного? Она не легенда, а надежный тыл. Она просто мама, которой можно поплакаться в жилетку. Можно попросить совета. Простая и понятная. А понятное не вдохновляло его на подвиги…