Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

• Название: Режим бога (Последний шаг)
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Прочие приключения

Продолжение событий, начавшихся в романах «Душехранитель» и «Тень Уробороса».

Во втором романе серии «Оритан. В память о забытом…» монах-фаустянин Кристиан Элинор отправляется в мир странного человека, называющего себя Хаммоном. Отправляется, чтобы отвести беду от мира собственного. По крайней мере, на это он рассчитывал, когда прыгал очертя голову в неизвестность. Но горькая правда нарушила все его героические планы. Теперь он заточен на маленькой планетке Тийро и в течение девятнадцати лет ищет возможность выбраться оттуда Домой. Однако всё не так просто, как может показаться стороннему наблюдателю!

---

И вот во время самого жестокого приступа тоски Ноиро снова очутился на серой пустоши. Ему померещилось, что одна из теней вдалеке походит на фигуру его отца, и он побежал следом. Двигаться было тяжело, почти невозможно, как в кошмаре. Фигура удалялась. Юноша изо всех сил вглядывался в нее, чтобы рассмотреть, но ощущение, что это отец, не проходило. И цвет — правда, теперь в привычную гамму примешивались оттенки заката — и стать, и походка были отцовыми. Фигура удалялась в сторону едва различимого посреди тумана грозного возвышения.

— Папа! Па!

И лишь чудом не сорвался Ноиро в пропасть. А отец — если это был он — продолжал идти по невидимому мосту к той конструкции, которая теперь проявилась куда четче прежнего. Это была вовсе не гора, как поначалу подумал юный путешественник, а вращающееся спиралевидное устройство. И сверху, над ним, серебристо-белесоватое небо тоже закручивалось в неистовый водоворот.

«Что это? — мелькнуло в мыслях Ноиро. — Зачем оно?»

И вдруг устройство как будто чихнуло, сперва сжавшись, а после резко раздавшись в размерах. Юношу отшвырнуло на камни с такой силой, что в грубом мире он получил бы сотрясение и хорошо, если бы вообще остался в живых. Да и здесь ему пришлось несладко.

Сколько он потом ни думал повторить опыт, сколько ни пробовал вновь найти загадочный ворот, до последнего времени у него не выходило ничего.

За три дня перед событиями, случившимися во «Вселенском калейдоскопе» — планеркой, на которой Гэгэус принял решение отправить Ноиро в Рельвадо, — журналист снова очутился на серой пустоши и даже увидел в тумане смутные очертания того невероятного приспособления. Однако он тут же заметил, что за ним наблюдают. Сперва Ноиро подумал об отце. Из того, прямо сказать, небогатого набора литературы на волнующую его тему Ноиро все же смог вынести основную мысль: там, где он оказывался, покидая свое тело, одномоментно способны присутствовать как живые, так и уже умершие, которым никогда не возвратиться в прежнюю оболочку. А возможно, это даже безвременье, где сливается прошлое, настоящее и будущее. Не иначе как оттуда смогла вырваться сущность покойной бабушки, чтобы дать знак своим любимым сородичам, предупредив тем самым о смертельной опасности. А коли так, Ноиро не терял надежды еще хотя бы раз встретиться с отцом и поговорить с ним о том, о чем они не успели, в повседневной суете все откладывая на завтра.

Но наблюдатель оказался не отцом Ноиро. Он действительно изучал его, оставаясь на почтительном расстоянии, и приближаться не желал.

Незнакомец был облачен в широкую бесформенную накидку. Капюшон черного балахона спускался на лицо, полностью скрывая черты. И только чистейший серебристый свет, который почуял в нем Ноиро, позволял предположить, что истинная сущность человека в черном иная, нежели он желает показать унылой расцветкой собственного одеяния.

Только тут молодому человеку пришло наконец на ум полюбопытствовать: а как же он сам выглядит в этом мире?

Ноиро вытянул руку, но ничего не увидел. Когда-то он читал о фантомных болях у инвалидов, перенесших ампутации. Им казалось, что у них болят давно отрезанные конечности. Так и здесь: сознание Ноиро хваталось за привычные воспоминания о теле, тогда как самого тела и мозга, который управлял бы им, тут не было.

«Интересно, вот ученые говорят, что только мозг способен мыслить… Тогда как о нем сейчас размышляю я, если лежу неизвестно как далеко отсюда, совершенно безжизненный и отделенный от собственного мозга? Мама права — я сам ввожу себя в состояние гипноза и сам себе показываю картинки? То есть Незнакомец — плод моего угасающего воображения? Почему же тогда все попытки подчинить себе это пространство и его население не приносят результатов? Во сне, в настоящем сне, я справляюсь с этим очень просто»…

Если Ноиро перемещался здесь, он перемещался весь, разом, при этом по старинке полагая, будто у него есть ноги и он их использует в ходьбе.

Он был просто слабо светящимся клочком тумана, серебристой паутинкой, форма которой отдаленно напоминала человеческую фигуру. Одно точно: на нем не было никакого подобия одежды в отличие от Незнакомца. Отец, если это был он, покидая пустошь, тоже походил на самого себя при жизни. Он был не в том, в чем его хоронили, а в любимом спортивном комбинезоне, который всегда надевал, отправляясь с детьми на конюшню в Затоне.

И Ноиро подумалось, что Незнакомец — это тоже сущность недавно умершего человека, который, быть может, еще не догадывается, что умер. Потому он и стоит, приглядываясь в растерянности к окружающему миру. Одно не сходилось: не было, по ощущениям Ноиро, никакой растерянности во взгляде Незнакомца.

«Ну что ж, помогу новичку! — самонадеянно подумал журналист. — Ему ведь, скорей всего, тоже надо к той спирали, которая не подпустила меня, живого!»

И он направился к существу в черном. Не двинув ни единой частью тела, Незнакомец пугающе плавно отстранился, соблюдая прежнюю дистанцию между ними. Одно только получше разглядел Ноиро во время этих действий: балахон его — это клубящийся черный туман, а не материя.

Молодой человек попробовал подойти еще раз. Зная, что говорить тут не получится — он и сам себя не слышал никогда, — Ноиро стал мысленно повторять: «Я друг, я друг, я хочу вам помочь, не бойтесь меня!» Ему почудилось, что в ответ Незнакомец улыбнулся и снова отплыл в сторону той коварной пропасти перед спиралью. Он или заманивал Ноиро в опасную ловушку, или…

«Осторожно, барьер!» — мелькнуло в мыслях журналиста.

Но тут спираль снова «чихнула», вышвыривая Ноиро в реальность.

* * *

Ливень стих, а Ноиро наконец-то провалился в блаженное состояние не-сна-не-бодрствования, из которого ему так легко было покидать тело.

В ушах, а потом и во всей голове загудели невидимые турбины. Каждая клеточка тела задрожала, словно не желая расставаться с самым важным, что делало ее живой, а существование всего организма — способом для «самого важного» добраться до некой, еще не совсем ясной, цели.

Ноиро очутился именно в том месте, откуда его вышвырнуло три дня назад. Вот только Незнакомца здесь уже, конечно, не было.

Гигантская спираль являлась центром множества перекрестков. Невидимые для Ноиро, но ощущаемые им мосты вели от пещер серой пустоши к чихавшему вороту.

Молодой человек осторожно подобрался к краю, покуда спираль не изгнала его вон. Ему хотелось подсмотреть, на какую высоту и глубину простираются ярусы незримых дорог для уходящих навсегда, а сделать это как прежде, из тоннеля, которыми повсюду оканчивался знакомый ландшафт, было невозможно. Необходимо было рискнуть и покинуть убежище. Вот и получалось: попадаешь в туман, вдалеке видишь спираль, начинаешь идти к ней и обнаруживаешь себя вдруг в длинной пещере, а в конце ее манит тебя мерцающей звездочкой выход, за которым через пару шагов — бездонная пропасть и мосты, мосты, мосты…

И вот несколько мостов высветились как огромные хрустальные радуги, и тени, смело отталкиваясь от края обрыва, перепрыгивали на них, где обретали человеческое обличье и легкость. Встречаясь на радугах — чудесном творении воды и солнца, — они либо вместе летели к вращающейся спирали, либо садились и в неподвижности смотрели друг на друга, постепенно исчезая для посторонних взглядов.

Ноиро давно понял, сопоставляя свой образ мышления в физическом мире и здесь, что в «третьем состоянии» у него не остается и незначительной доли тех устремлений, которые так важны — или кажутся таковыми — в жизни грубых форм. Например, он никогда не вспоминал здесь о работе и о людях, которые окружали его на работе. Именно это роднило сон и путешествия вне тела: история параллельной жизни, не зависимой от того, что принято считать единственной реальностью.

И как во сне сознание Ноиро совершало подчас необъяснимые поступки, так и тут та часть его, которую журналист легкомысленно считал «главным собой», могла принять интуитивное решение, чуждое любой рациональности.

Так было и теперь: он настоятельно почувствовал необходимость прыгнуть на радугу. И, не размышляя ни мгновения, молодой человек проделал это, пока не спохватилась и не вычихнула его отсюда неподкупная спираль.

Всю его сущность пронзило чувство, схожее с безумно сильным сексуальным позывом. Он завис в пустоте над огненной пропастью, жестоко терзаемый выматывающей истомой. Казалось, это один из ликов смерти. Ноиро не ожидал, что самое желанное в физическом мире способно стать самым ненавистным в этом. Он извивался и кричал, моля о помощи, и оттого пульсация лишь нарастала, превращая мгновения в века истязаний. Спазмы стали конвульсиями, но это была агония не физического тела, а гораздо более страшная — так, словно все смерти всех когда-либо живших существ обрушились теперь на него одного.