Сергей Гомонов - Душехранитель

• Название: Душехранитель
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Прочие приключения

Представьте, что вы — телохранитель у крупного дельца, бывшего военного. Хозяин дает вам выходной, и именно в этот день на него устраивают покушение. Вы успеваете к умирающему, и он просит вас присмотреть за его дочерью, незадачливой предпринимательницей, поскольку не без оснований считает, что те люди не ограничатся покушением лишь на него. А девушка оказывается той еще штучкой. Но все это еще цветочки. Главное таится в том, что все они — не те, кем привыкли себя воспринимать…

---

— Дай мне сюда телефон, потерянный! — рявкнула она на сына. — Сиди-катайся!

Пока мать, ругаясь на чем стоит свет, беседовала со знакомым врачом, Софой Израилевной, Николай бесцельно мял руку жены. Взволнованность непосвященной Розы Давидовны относительно будущего ребенка ему не передалась. Он беспокоился только о Ренате. В глубине души он даже хотел, чтобы все разрешилось сейчас, почти естественным путем. И пусть этого малыша никогда не будет. И не будет никаких сомнений. Все произойдет само по себе, по судьбе. Как же все осточертело! Как он устал!

— Шо там у нее за срок, Коля?! — прорычала мадам Гроссман, оторвавшись от трубки.

— Я знаю? — («И знать не хочу! Пусть его не станет!»)

— Ляля, сколько у тебя месяцев?

— Она не может говорить, Роза…

— Софа, холера их знает! Эти два куска адиета… А, ты слышала… И как тебе это нравится? На вид — ше-то вроде пяти… Да… да… Щас! — Роза Давидовна оттолкнула сына и потрогала Ренатин живот. — Да… Да шо ты гришь! — она охнула и схватилась за свою пышную грудь. — Езжай, Софочка, езжай, милая! Жду тебя!

Рената застонала и от боли прикусила наволочку.

— Ты у нас хорошо грамотный, Коля, — сурово прогудела мать, громадной, унизанной кольцами ладонью поглаживая невестку по голове, — а и это ей кошерно сделать не мог! Нет, Леша, — она воздела глаза к потолку, обращаясь к покойному мужу, — ты имеешь себе такое представить? Если бы ты знал, какой это будет поц, ты пошел бы и повесился за Первой Заставой, а я на всякий случай все равно сбегала бы на аборт… Ее шо, растрясло в поезде?

Николай пожал плечами.

— Не стой, как памятник Ришелье! Неси воды!

— В чем?

— В кружке, потерянный! Мне воды неси, сдохнешь тут с вами! Потерпи, люба моя дорогая! — Роза Давидовна опустошила кружку и приступила ко второму раунду: — Шо сегодня за день, а?! С чего она не говорит?

— Мутизм.

— Расскажешь это бабушке. Я говорю с тобой на русском, отвечай на русском!

— Немота. Болезнь из-за стресса… нервов, то есть… из-за…

— Леша! Ты это слышал? Этот кусок адиета довел беременную жену до нервного стресса! Леша, отвернись и не слушай этого, я хочу, шобы тебе лежалось спокойно в твоем гробу!

Рената тихо заплакала. Ей было больно за Николая, которого поливали бранью ни за что ни про что; ей было больно, что он, едва стоящий на ногах от усталости, сносил все это; ей было больно от понимания, что у нее, скорее всего, начинается выкидыш, а ведь вчера, только вчера она ощутила робкое шевеление малыша. И, наконец, ей было просто больно… Очень больно…

Софа Израилевна была чуть уменьшенной копией мадам Гроссман. Она закатала рукава своей кофты, натянула резиновые перчатки и зычным голосом приказала подруге и ее сыну выйти из комнаты. На усевшегося в кресле Прохиндея это распоряжение не распространялось.

Николай тем временем вкратце рассказал матери о причинах, которые заставили его и Ренату бежать из Новосибирска и скитаться по стране уже почти полгода. Разумеется, имена и участие в их жизни телохранителя Саши и мерзавца Андрея он благоразумно пропустил. Роза Давидовна и без того была не в восторге от женитьбы сынка «на какой-то гойке», поэтому не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о реакции мадам Гроссман, скажи Николай правду — мол, изначально жена убежала в обществе отцовского телохранителя. Малейшее подозрение в том, что ребенок «нагулян» от другого — и Роза не ударит палец о палец, чтобы помочь им.

Выслушав часть повествования и поняв, что дело запуталось до невозможности, мать махнула рукой:

— Иди красить кибитки, ты мене устал своей волнующей сказкой! Я шо, городской сумасшедший — ваших коников по стойлам разводить?! Я таки знала, шо пострадаю через этого кацапа Сокольникова! Кругом-бегом, ви, Колюня, встряли ногами в жир по самий тухес, вот шо я тебе скажу.

— Сам знаю. Главное — шоб ее оклемали, Роза.

— Софочка еще не таких оклемывала. Я тебе скажу один вопрос, Коля: ви зачем делали дите, когда сами ходите с беременной головой?

Чтобы не получить от матери очередную порцию нагоняя, Гроссману пришлось соврать, что Рената ждала ребенка еще в Новосибирске, до начала всех этих проблем. Ему было стыдно, когда Роза, силясь скрыть жалость, обозвала его болваном и тайком утерла глаза, подскочив за очередной кружкой воды. А что было делать? Правду сказать?!

Наконец к ним вплыла Софочка, взяла сигарету, вставила в мундштук и, подойдя к форточке, жадно затянулась. Под ногами, урча, словно трактор, слонялся Прохиндей и бодал всех своей громадной головой — ластился.

— Ну шо там за моих скажешь, Софа? — выждав, когда подруга отведет душу курением, спросила хозяйка. — Не выкинет?

— Шобы да — так нет, — прогудела Софа Израилевна. — Заберу таки ее в нашу областную. Имейте за счастье, шо дивчина здоровая, как та ваша лошадь. Но на голову больна, кажу ее зараз и нашим из психотделения…

— Теть Софа, будет она говорить? — вмешался Николай и получил от докторши убийственный взгляд сверху вниз.

— Слушай, а оно тебе надо, шоби она с утра и до вечера морочила тебе голову? Я же ж по-русски тебе грю: кажу ее нашим психиатрам.

— Может, не стоит ее в больницу?

Николай подразумевал, что там не такая уж надежная охрана, однако мать и тетя Софа накинулись на несчастного парня с таким шквалом убеждений, что он поспешил сдаться и ретировался в маленькую комнату, к жене.

— Ладонька! Не спишь?

Рената открыла глаза и слегка улыбнулась.

— Все будет хорошо, слышишь меня? — Николай сел рядом и погладил ее пальцами по щеке. — Софочка устроит тебя в клинику, там ты наконец отдохнешь и поправишься…

Она испуганно стиснула его руку.

— Не бойся, мы с Розой будем там почти все время. У тебя прошло?

Легкий кивок. Рената замерла, прислушалась и, снова сжав его кисть, опустила ее себе на живот. Странное ощущение: будто сквозь кожу жениного тела в его ладонь робко постучал клювиком птенец. Рената улыбалась. Николай тоже не удержался. Вот как это бывает!

— Не пугайся маму, — попросил он. — Она крикливая, но сердце у нее доброе. Она постарается сделать для нас все, понимаешь?

Рената понимала. Понимала она также и другое: то, чего боялся Николай, замалчивая подробности побега. Понимала, что муж не проговорится. Это было неприятно, пошло, гадко, но по-другому пока не получалось. А Гроссман был умным и великодушным человеком. И постепенно отношение к нему Ренаты стало меняться. Конечно, ждать прежней любви и привязанности было уже невозможно, слишком много грязи пролилось за четыре года их совместной жизни. Да и потом… Но хотя бы простить друг друга и помириться, искренне помириться, они уже могли. Он так хорошо улыбнулся, ощутив, как маленький пробует свои силы…

Софа сдержала слово. Она даже хотела найти для подружкиной невестки отдельную палату, однако Гроссман запротестовал. Все-таки, в общей было куда безопаснее.

Несмотря на неимоверную усталость, Николай решил дежурить в приемной до самого закрытия больницы. Да и потом еще долго бродил вокруг темного здания, думая о своем…

* * *

Он был кедром, громадным, прекрасным кедром, что раскинул свои ветви в прозрачно-сиреневом воздухе. По его стволу бегали суетливые белки, на него присаживались птицы… А он любовался шальной, неуправляемой в своем веселье златовласой девушкой, танцующей на берегу, возле самого ручья.

Веселый Инпу обожал принимать иные обличья: он заранее знал, чувствовал, видел, что ему теперь еще нескоро удастся проделать то же самое в мире статики.

Инпу перекинулся в пернатого медвежонка и неуклюже заполз на кедр:

— Приветствую тебя, большой и сильный!

Странник обратил восприятие на покрытую черным пухом нелепую мордочку зверя, на бурые перышки вместо шерсти. И рассмеялся:

— Воистину, мальчик, без тебя здесь было бы скучно!

Инпу похрюкал, усаживаясь на ветках, отломил шишку и принялся щелкать орешки.

— Кто это? — спросил он про танцовщицу, плюясь скорлупками.

— Скоро ты это узнаешь.

— Мне уже невмоготу здесь, Странник! Пожалуй, стоит поторопиться! Я стану слишком большим медведем, и мне будет попросту лень узнавать что-то новое.

Инпу вживался в свои роли полностью и начинал верить, что его герои — это и есть он сам. Так — много тысячелетий… Инпу — это Инпу.

— Вспомни меня! — попросил Странник танцующую Попутчицу, но та была не только нема, но еще и глуха к его призывам.

Она самозабвенно скользила по берегу ручья в своей волшебной грезе. Инпу болтал задними лапами и приплясывал, сидя на ветке.

Тогда от ствола кедра отделился призрак серебристого волка и побежал к танцовщице.

Она замерла. Ровно на секунду. Танец продолжился вдвоем — танец-дуэт, танец-противоборство. Пернатый медвежонок на радостях пинал ствол, следя за их плавными, летающими движениями. Девушка и волк. Феерия неописуемой красоты, когда при каждом прыжке с шерсти серебристого зверя летят звезды, а всполох волос танцовщицы подобен солнечному протуберанцу. Ты ждешь, что один из них, обнявший второго, одержит победу. Охваченный азартом, ты горишь и кричишь — а они вдруг перетекают друг в друга, и «победитель» становится «побежденным». И все начинается заново. Они не бьются. Нет! Они — единое целое. Они — первооснова всего сущего. И это чудесно!