Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Великая Княгиня Мария Павловна
• Издательство: Издатель Захаров Лицензия ЛР № 065779 от 1 апреля 1998 г
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5–8159–0408–2

Великая княгиня Мария Павловна — дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича — младшего сына Александра III, двоюродная сестра последнего российского императора. Воспитывалась с братом Дмитрием в семье московского генерал–губернатора вел. князя Сергея Александровича и его жены вел. княгини Елизаветы Федоровны. Ее брат — Дмитрий Павлович — был одним из убийц Распутина. Сама она побывала и шведской герцогиней, и главой дома мод «Китмир» в Париже, и фотографом, и художником, после бегства из большевистской России жила в Лондоне, в Париже, в Америке, в Аргентине, умерла в 1958 году. В эмиграции написала две мемуарные книги — «В России» и «В изгнании» (обе они и составляют эту книгу), которые вызвали неоднозначное отношение и много толков в среде русской эмиграции. Едва ли найдется много особ королевской крови, которые, будучи выброшены в суровую повседневную жизнь, всякий раз находят какой нибудь нетрадиционный выход, — несгибаемость и находчивость Марии Павловны поистине уникальны.

---

Путятин знал командира полка, в котором служили эти часовые. Не придумав ничего лучше, мы отправились в казармы. Нам даже в голову не пришло, что это небезопасно — ведь если бы солдаты меня узнали, неизвестно, чем бы все кончилось.

Но и в казармах мы почти ничего не узнали. Командир полка сообщил лишь, что пока моего отца с семьей не увезли; они находятся под домашним арестом по приказу Керенского.

Известие о том, что отец все еще в своем доме, меня немного успокоило. Но тем не менее ситуация складывалась весьма серьезная: этот арест привлек к нам внимание. До сих пор нас никто не трогал, в общей неразберихе о нас забыли. Теперь в результате ареста мы оказались в центре всеобщего внимания, и, по всей вероятности, добром это не кончится.

Но я все таки надеялась. В эти дни постоянно возникали недоразумения. Нередко такие аресты совершали без законного обоснования. На обратном пути в Петроград я приняла отчаянное решение — напрямую обратиться в правительство.

Я позвонила в Зимний дворец, где обосновалось новое правительство. К телефону подошел член кабинета министров М. И. Терещенко; я поговорила с ним. Он был очень любезен и пообещал прийти ко мне, как только сможет.

Вскоре он появился у меня в гостиной. Я впервые встречалась с человеком, принимающим активное участие в новом режиме, и плохо представляла, как он должен выглядеть, но, помню, была чрезвычайно удивлена его безупречным внешним видом и манерами. Он внимательно меня выслушал и пообещал выяснить причину ареста и сделать все возможное для отмены приказа.

Несмотря на его дружелюбие и щедрые обещания, я больше его не видела. Я не знала, что Временное правительство доживает последние дни и что сам Керенский не имеет веса в глазах большевиков. В отчаянии я наугад двинулась в другом направлении.

Первым делом я решила встретиться с отцом. Прежде всего нужно было получить разрешение. Несколько преданных друзей взялись помочь мне, и после долгих часов ожидания в различных штабах я получила пропуск.

Выписанный на имя гражданки Романовой, он давал мне право на получасовую встречу с бывшим великим князем Павлом Романовым в присутствии офицера охраны.

С этой бумагой я отправилась в Царское Село. Путятин поехал со мной. У ворот, ведущих на задний двор — судя по всему, теперь они превратились в пропускной пункт, — я показала пропуск офицеру охраны, вызванному солдатами. Молодой офицер прочитал бумагу, молча посмотрел на меня и жестом приказал солдатам открыть ворота.

Путятин остался на улице. Я шла за офицером хорошо знакомым путем. Мы пересекли двор и, завернув за угол дома, вышли к веранде. Я услышала голоса. В нескольких шагах спиной ко мне стоял отец и разговаривал с девочками. Рядом с ним, ко мне лицом, стоял солдат с винтовкой. Чуть дальше гуляли мачеха с Володей. Слова застряли у меня в горле. Володя первым заметил меня.

— Мариша! — закричал он и побежал ко мне. Все повернулись, и радость на лице отца была мне лучшей наградой за все мучения.

Мы вошли в дом в сопровождении офицера. Чай подали в столовой. Это чаепитие отличалось от прежних. На столе не было ни печенья, ни вкусных булочек, ни масла. Мы ели черный хлеб и пили чай без сливок. Но за столом царило привычное веселье.

Офицер сел за стол вместе с нами. Мачеха предложила ему чашку чая. Он поставил ее перед собой и со смущенным видом стал размешивать сахар, явно пытаясь не прислушиваться к нашему разговору. Просидев так несколько минут, не зная, куда смотреть, он вдруг вскочил и выбежал из комнаты.

Я провела с родными почти час. После чая мы перешли в гостиную. Потом за мной пришел офицер и проводил на улицу. Благодаря его любезности нам удалось обсудить ситуацию. Мы решили, что я попытаюсь встретиться с Керенским и добиться отмены ареста. До моей свадьбы оставалось совсем немного, и в этот день мы хотели быть все вместе.

Керенский

Мне стоило огромного труда добиться встречи с Керенским. Но в конце концов меня известили, что он может принять меня, но только поздно вечером, часов в одиннадцать.

Я взяла извозчика и отправилась в Зимний дворец. У входа меня ждал молодой адъютант. Я вместе с ним поднялась по широкой каменной лестнице, которая казалась голой без ковров. На каждой ступеньке нам приходилось уступать дорогу оборванным солдатам, которые все время сновали взад и вперед.

Мы дошли до апартаментов императора Александра III. В бальном зале оказалось много народа, но я шла, как во сне, и почти не видела лиц. Я лишь заметила, что при моем появлении все разговоры смолкли.

Мой провожатый подвел меня к высоким дверям красного дерева. Перед ними мы остановились. Он вошел один, но через мгновение открыл дверь, пригласил меня войти, а сам развернулся и ушел.

Я стояла перед Керенским. Несмотря на свое волнение, я внимательно его рассмотрела и даже сейчас помню его облик до мельчайших подробностей. Среднего роста, с расширяющимся к скулам лицом и крупным узким ртом; волосы подстрижены «ежиком». Одет он был в бриджи для верховой езды, высокие сапоги и темно–коричневый сюртук военного покроя без погон. Он держал левую руку под сюртуком на манер Наполеона, а мне протянул правую. Поздоровавшись, он указал мне на кресло, стоявшее у массивного стола красного дерева.

Я села. Он вернулся на свое место за столом и, откинувшись в кресле, принялся барабанить пальцами по бумагам.

Несколько ламп освещали центр комнаты и стол, остальная часть кабинета Александра III была погружена во тьму. Комнату давно не проветривали, и здесь пахло сыростью.

— Вы хотели меня видеть. Чем могу служить? — равнодушно спросил он; он прекрасно знал, зачем я пришла.

— Александр Федорович, — взволнованно начала я, чувствуя, как дрожит мой голос, — по неизвестным нам причинам мой отец вместе со своей семьей были арестованы…

— Однако вы его дочь, и вы на свободе, как я вижу, — перебил он меня с кривой ухмылкой. — Причина есть. Ваша мачеха и ее сын неуважительно отзывались о Временном правительстве.

За три недели до ареста Володя действительно написал сатирические стихи о самом Керенском. Он не подписал стихи, но рисунок был сделан с такой точностью, что все узнали его руку. А мачеха имела глупость распространить их по всей округе; говорили даже, что кто то положил копию на стол Керенского в Зимнем дворце.

— Кроме того, есть и другие причины, которые я не могу назвать вам, — продолжал он.

Спорить было бесполезно. Я решила перейти к сентиментальной части своей программы. Именно на нее я больше всего рассчитывала.

— Через несколько дней, — сказала я, — я выхожу замуж. За князя Путятина, — добавила я в надежде, что столь демократичный выбор смягчит моего судью.

— Да. Я в курсе. Он — офицер четвертого снайперского полка.

Керенский с таким презрением произнес название этого гвардейского полка, что я поняла, насколько ошиблась в выборе тактики, и продолжила уже с меньшей уверенностью:

— Вы же можете понять мое желание видеть отца и его семью на бракосочетании.

— Вы и мачеху свою желаете видеть? — с явной насмешкой поинтересовался он.

— Разумеется, — ответила я. — Естественно, я хочу, чтобы в такой день все дорогие мне люди были рядом со мной. Пожалуйста, Александр Федорович, сделайте так, чтобы к тому времени их выпустили из под ареста…

— А как вы думаете, что скажут мне солдаты, если узнают, что я освободил вашего отца на таких основаниях? Они скажут: когда их дочери выходят замуж, их не отпускают домой, не говоря уж об освобождении из под стражи.

Он вздохнул и, глядя куда то поверх моей головы, добавил покровительственным тоном:

— Тем не менее я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но ничего не обещаю… Посмотрим…

Его голос стих. Он засуетился. Я поняла, что он хочет закончить разговор. Я почти обезумела от отчаяния. Все замечательные речи, которые я столько репетировала, вылетели из моей головы.

— Ради Бога, Александр Федорович, — взмолилась я, — отдайте приказ прямо сейчас! Вы же знаете, что все зависит только от вас. Вы сегодня уезжаете, и мне не к кому обратиться в ваше отсутствие. Мой отец уже не молод, у него слабое здоровье, он испытал столько горя. Он так радовался моему замужеству и очень хотел присутствовать на свадьбе… — продолжала я, стремительно теряя остатки самообладания.

Керенский явно забавлялся моим смятением. Он улыбнулся и встал. Разговор был закончен. Я тоже поднялась.

— Говорю вам, я сделаю все, что смогу, но вы же сами знаете, как я занят… я постараюсь… я распоряжусь…

В действительности он ничего не мог сделать без разрешения Совета, но я этого не знала.

Я пожала ему руку и что то пробормотала на прощание. Мои усилия оказались тщетными. Я ничего не добилась своим визитом. Помимо огорчения из за неудачи я испытывала глубокое унижение. Я не нашла подходящих слов, я умоляла, заикалась и потеряла голову в присутствии Керенского, я не только подвела отца, но еще и выставила себя посмешищем в глазах этого господина!