Роберт Саути - Стихи и поэмы

• Название: Стихи и поэмы
• Автор: Роберт Саути
• Жанр: Поэзия

Саути, Роберт Robert Southey

(12 августа 1774 — 21 марта 1843)

«Не было ни одного поэта, который бы писал так хорошо и много и в то же время был так неизвестен, публике»

Романтизм — удивительно явление в мировой культуре. Он стал не просто новым художественным методом в искусстве, он стал особым мировоззрением, затронувшим все сферы искусства: от скульптуры до литературы.

Романтическое мировосприятие возникло в результате неудовлетворённости окружающим миром и неудачами эпохи Просвещения, которая, конечно, создала «нового человека», но не того, которому стремилась. Потребительство, нивелировка, усреднённость личности привели к тому, что творцы стали искать приют во всём необычном, в романтическом.

Романтизм формировался и развивался в разных странах в несколько разнящихся хронологическим рамках и везде обрёл свои специфические черты.

Роберт Саути стал ранним романтиком и представителем «озёрной школы» английского романтизма.

Это был первый этап развития английского романтизма, который пришёлся на 90-е оды 18 века.

в Озёрную школу вошли три поэта: Вордсворт, Кольридж и Саути. В их судьбах было много схожего. Все трое сначала с воодушевлением восприняли французскую революцию, и также вместе открестились от неё, когда увидели якобинский террор.

Их роль в литературе сложно переоценить, они первые сделали в своём творчестве шаг от великих исторических событий к внутреннему миру человека, к его душе.

Обучение Саути проходил в Вестминстерской школе, а также в Оксфорде, где сблизился с Кольриджем.

Его молодость прошла под знаком революционных идей и путешествий по Испании и Португалии. Его перу принадлежат многочисленные переводы рыцарских романов, таких как «Амадис Гальский», а в основе большинства баллад лежит фольклор различных стран. Его первая драма вышла в печать под именем Кольриджа, хотя два из трёх актов «Падения Робеспьера» (1794) было написано Р. Саути. Позднее поэт увлёкся написанием исторических сочинений и биографий (Жизнь Нельсона), однако источником заработка для него стала литературная критика. За всю свою жизнь Р. Саути выпустил 55 книг, а в 1813 был назначен поэтом-лауреатом.

Скончался в Кесвике 21 марта 1843 года.

---

Доника[5]

Есть озеро перед скалой огромной;
На той скале давно стоял
Высокий замок и громадой темной
Прибрежны воды омрачал.

На озере ладья не попадалась;
Рыбак страшился у?дить в нем;
И ласточка, летя над ним, боялась
К нему дотронуться крылом.

Хотя б стада от жажды умирали,
Хотя б палил их летний зной:
От берегов его они бежали
Смятенно-робкою толпой.

Случалося, что ветер и осокой
У озера не шевелил:
А волны в нем вздымалися высоко,
И в них ужасный шепот был.

Случалося, что, бурею разима,
Дрожала твердая скала:
А мертвых вод поверхность недвижима
Была спокойнее стекла.

И каждый раз — в то время, как могилой
Кто в замке угрожаем был, —
Пророчески, гармонией унылой
Из бездны голос исходил.

И в замке том, могуществом великий,
Жил Ромуальд; имел он дочь;
Пленялось все красой его Доники:
Лицо — как день, глаза — как ночь.

И рыцарей толпа пред ней теснилась:
Все душу приносили в дар;
Одним из них красавица пленилась:
Счастливец этот был Эврар.

И рад отец; и скоро уж наступит
Желанный, сладкий час, когда
Во храме их священник совокупит
Святым союзом навсегда.

Был вечер тих, и небеса алели;
С невестой шел рука с рукой
Жених; они на озеро глядели
И услаждались тишиной.

Ни трепета в листах дерев, ни знака
Малейшей зыби на водах…
Лишь лаяньем Доникина собака
Пугала пташек на кустах.

Любовь в груди невесты пламенела
И в темных таяла очах;
На жениха с тоской она глядела:
Ей в душу вкрадывался страх.

Все было вкруг какой-то по?лно тайной;
Безмолвно гас лазурный свод;
Какой-то сон лежал необычайный
Над тихою равниной вод.

Вдруг бездна их унылый и глубокий
И тихий голос издала:
Гармония в дали небес высокой
Отозвалась и умерла…

При звуке сем Доника побледнела
И стала сумрачно-тиха;
И вдруг… она трепещет, охладела
И пала в руки жениха.

Оцепенев, в безумстве исступленья,
Отчаянный он поднял крик…
В Донике нет ни чувства, ни движенья:
Сомкнуты очи, мертвый лик.

Он рвется… плачет… вдруг пошевелились
Ее уста… потрясена
Дыханьем легким грудь… глаза открылись…
И встала медленно она.

И мутными глядит кругом очами,
И к другу на руку легла,
И, слабая, неверными шагами
Обратно в замок с ним пошла.

И были с той поры ее ланиты
Не свежей розы красотой,
Но бледностью могильною покрыты;
Уста пугали синевой.

В ее глазах, столь сладостно сиявших,
Какой-то острый луч сверкал,
И с бледностью ланит, глубоко впавших,
Он что-то страшное сливал.

Ласкаться к ней собака уж не смела;
Ее прикликать не могли;
На госпожу, дичась, она глядела
И выла жалобно вдали.

Но нежная любовь не изменила:
С глубокой нежностью Эврар
Скорбел об ней, и тайной скорби сила
Любви усиливала жар.

И милая, деля его страданья,
К его склонилася мольбам:
Назначен день для бракосочетанья;
Жених повел невесту в храм.

Но лишь туда вошли они, чтоб верный
Пред алтарем обет изречь:
Иконы все померкли вдруг, и серный
Дым побежал от брачных свеч.

И вот жених горячею рукою
Невесту за руку берет…
Но ужас овладел его душою:
Рука та холодна, как лед.

И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,
Пред ним бесплотный дух стоял
С ее лицом, улыбкою, очами…
И в нем Донику он узнал.

Сама ж она с ним не стояла рядом:
Он бледный труп один узрел…
А мрачный бес, в нее вселенный адом,
Ужасно взвыл и улетел.

Суд Божий над епископом[7]

Были и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.

Но у епископа милостью Неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.

Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.

Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.

«Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет», —
Так говорил изумленный народ.

К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворён:
В нем угостит их епископ Гаттон.

Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края…
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.

Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: «Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей».

В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда! но боле с тех пор он не спал.

Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.

Он обомлел; он от страха чуть дышит…
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна».

Вот и другое в ушах загремело:
«Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон».

Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
«В Реинской башне спасусь» (говорит).

Башня из рейнских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.

В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням;
В страхе один затворился он там.

Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.

Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится…
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.

Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.

Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник… а мыши плывут…
Ближе и ближе… доплыли… ползут.

Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.

Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,?
Спереди, сзади, с боков, с высоты…
Что тут, епископ, почувствовал ты?

Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон.

Лодорский водопад[8]

              "Как ищут простора
                Воды Лодора?" —
             Попросил рассказать
             Меня сын как-то раз
               И рифмой связать
              Немудрёный рассказ,
               Тут дочь подошла,
               А за нею другая —
                 Ему потакая,
            Они, вслед за братом,
              Мечтают услышать,
              Как воды в Лодоре
               Свергаются вниз
              В безумном напоре —
             Раскат за раскатом
              Самим себе вторя.
             Шквал звуков и рёв
          Я воспел в рифмах вскоре,
            Не оставив вниманьем
              Эти их пожеланья —
             Они знают: для них
              Я пишу этот стих —
             Поэтический Лауреат.
            Там среди склонов гор
             Гладь холодных озёр;
             Там меж гор родники,
             Там журчат ручейки —
            Кто быстрее и спорее?! —
            То скрываясь в буграх,
              То петляя во мхах
              И звеня там и тут,
             Пока вдруг не уснут
             В малюсеньком озере.
              От сна пробуждаясь,
               Поток, изливаясь,
               Бежит, баловник,
            Сквозь мхи и тростник,
                Луга и поляны
               И через бурьяны —
              Под солнцем, в тени,
              Волнуясь средь скал,
              Забыв, когда спал, —
                И ночи, и дни,
                  В суматохе
                 И переполохе.
              Здесь грозен и ярок,
               Там тих или жалок;
               В брызгах и пене,
               Волненье и гневе —
               Со стонущим рёвом
                В беге суровом,
                  Волею мучим,
               Срывается с кручи
              И рвёт в своей мощи
              Всё в мелкие клочья,
                В гневе и ярости,
                Не ведая жалости
            Ни к гротам, ни к скалам,
              В броске небывалом —
                 Скача, угасая,
               Стелясь, набухая,
              Вздуваясь и ширясь,
               Стекая, пузырясь,
              Срываясь, бросаясь,
              Светясь, извиваясь,
              Клубясь, завихряясь,
               Звеня, изливаясь,
             Сплетаясь, вращаясь —
               Себе вечно вторя
              В безумном повторе!
                Вселяя смятенье,
              Как битва, сраженье,
               Поражая и изумляя,
           Оглушая в могучем мажоре.
                Дрожа, и кружа,
                Спеша и шурша,
                Шипя, и скрипя,
               И летя, и свистя,
               И гремя, и шумя,
              Катясь, и вертясь,
              И ярясь, и борясь,
                Бушуя, бунтуя,
                Воркуя, ликуя,
                И ноя, и воя,
                И роя, и кроя,
               Озаряя, мелькая,
               Сверкая, вскипая,
               И спеша, и круша,
              И мчась, и кружась,
              Сливаясь, вздымаясь,
           Скручиваясь, вспучиваясь,
           И собираясь, и истончаясь,
           И убеляясь, и искривляясь,
           Пробиваясь, и расстилаясь,
              И дробясь, и резвясь,
               Волнуясь, беснуясь,
               Бросаясь, срываясь,
                И урча, и журча,
                И ворча, и рыча,
              И струясь, и смеясь,
             Скользя, егозя и разя,
             Играя, болтая, пленяя,
           Вздымая, лаская, мелькая,
           Пикируя, солируя, лавируя,
         Стремясь, и несясь, и вертясь,
        Срываясь, сливаясь, встречаясь,
       Взрываясь, наполняясь, растекаясь,
      Расщепляясь, простираясь, убыстряясь,
    Струясь, и несясь, и клубясь, и резвясь,
  Оглушая, и разлучая, и разбивая, и нарастая,
 И отступая, и блуждая, и нарастая, и рассекая,
Разливаясь, изгибаясь, переплетаясь, расстилаясь,
  Ослабевая, и обвивая, и взмывая, и размывая,
   И корчась, и морщась, топорщась, ерошась,
    И швыряя, и стеная, И курясь, и искрясь,
     И хлопая, и шлёпая, и капая, и крапая,
      Ошеломляя, озаряя, сметая, и угасая,
      И бурля, и кругля, и беля, и хмеля,
        Гарцуя, танцуя, лупцуя, глянцуя —
             В бесконечном паденье,
             Непрерывном смешенье,
         В шуме, и рёве, и мощном напоре —
         Так падают воды в могучем Лодоре.

2.04.11 The Cataract of Lodore Robert Southey[9]

                "How does the Water
               Come down at Lodore?"
               My little boy ask'd me
                Thus, once on a time;
              And moreover he task'd me
                To tell him in rhyme.
                  Anon at the word
           There came first one daughter
               And then came another,
                To second and third
           The request of their brother
             And to hear how the water
               Comes down at Lodore
             With its rush and its roar,
                  As many a time
              They had seen it before.
              So I told them in rhyme,
             For of rhymes I had store:
              And 'twas in my vocation
               For their recreation
               That so should I sing
               Because I was Laureate
               To them and the King.
             From its sources which well
              In the Tarn on the fell;
                 From its fountains
                 In the mountains,
              Its rills and its gills;
           Through moss and through brake,
               It runs and it creeps
             For awhile till it sleeps
              In its own little Lake.
              And thence at departing,
              Awakening and starting,
             It runs through the reeds
               And away it proceeds,
             Through meadow and glade,
               In sun and in shade,
           And through the wood-shelter,
             Among crags in its flurry,
                  Helter-skelter,
                   Hurry-scurry.
              Here it comes sparkling,
             And there it lies darkling;
              Now smoking and frothing
              Its tumult and wrath in,
              Till in this rapid race
                On which it is bent,
               It reaches the place
               Of its steep descent.
                The Cataract strong
                Then plunges along,
                Striking and raging
                As if a war waging
           Its caverns and rocks among:
                Rising and leaping,
               Sinking and creeping,
               Swelling and sweeping,
              Showering and springing,
                Flying and flinging,
                Writhing and ringing,
                Eddying and whisking,
                Spouting and frisking,
                Turning and twisting,
                 Around and around
                With endless rebound!
                Smiting and fighting,
                A sight to delight in;
               Confounding, astounding,
   Dizzying and deafening the ear with its sound.
               Collecting, projecting,
               Receding and speeding,
              And shocking and rocking,
              And darting and parting,
             And threading and spreading,
              And whizzing and hissing,
              And dripping and skipping,
              And hitting and splitting,
               And shining and twining,
              And rattling and battling,
               And shaking and quaking,
               And pouring and roaring,
               And waving and raving,
              And tossing and crossing,
               And flowing and going,
              And running and stunning,
              And foaming and roaming,
              And dinning and spinning,
              And dropping and hopping,
              And working and jerking,
            And guggling and struggling,
              And heaving and cleaving,
              And moaning and groaning;
           And glittering and frittering,
           And gathering and feathering,
           And whitening and brightening,
            And quivering and shivering,
            And hurrying and scurrying,
          And thundering and floundering,
         Dividing and gliding and sliding,
      And falling and brawling and sprawling,
        And diving and riving and striving,
    And sprinkling and twinkling and wrinkling,
      And sounding and bounding and rounding,
      And bubbling and troubling and doubling,
      And grumbling and rumbling and tumbling,
    And clattering and battering and shattering;
  Retreating and beating and meeting and sheeting,
  Delaying and straying and playing and spraying,
  Advancing and prancing and glancing and dancing,
   Recoiling, turmoiling and toiling and boiling,
And gleaming and streaming and steaming and beaming,
And rushing and flushing and brushing and gushing,
And flapping and rapping and clapping and slapping,
And curling and whirling and purling and twirling,
And thumping and plumping and bumping and jumping,
And dashing and flashing and splashing and clashing;
    And so never ending, but always descending,
Sounds and motions for ever and ever are blending,
  All at once and all o'er, with a mighty uproar,
    And this way the water comes down at Lodore

Предостережение хирурга[10]