Георгий Карпенко - Полюс. Неутоленная жажда

• Название: Полюс. Неутоленная жажда
• Автор: Георгий Карпенко
• Издательство: Акпресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91293-014

Георгий Карпенко — русский путешественник, мастер спорта по туризму, капитан яхты «Урания-2», которая в 1999 году стала первой российской парусной яхтой, достигшей берегов Антарктиды. Рассказ об этой экспедиции лёг в основу его первой книги «Под парусом в Антарктиду» (2002 г.).

Вторая книга Георгия Карпенко повествует об арктическом лыжном переходе, совершённом им совместно с Вячеславом Быстровым в марте-апреле 2003 года.

---

Слава: «24 апреля. -18°. 88°20′ с. ш. До СП 177 км. До обеда шли неплохими полями, затем опять уперлись в торосы. За четвертый переход прошли 300 метров. На дежурстве я произвел инвентаризацию наэкономленных круп и супов. Почти хватает на 4 дополнительных дня, скоро перестанем экономить крупы. Полтора дня иду без маски. После обеда пошли бодро, по 3,2 км. Но опять на 4-м зашли в хаос глыб. С первого взгляда кажется, что пройти невозможно. Все забито до горизонта, но прострелить все-таки удалось, даже не снимая лыж».

То, чего я особенно боялся, отправляясь к Полюсу, — капризы моего желудка, — стали доставать меня только в самом конце пути. Более полутора месяцев экспедиции желудок мой посчитал достаточным сроком, чтобы напомнить о себе. На этот случай я тащил в аптеке не меньше полукилограмма замерзшего еще на мысе альмагеля. Желудок мой просто обиделся на то, что его начали набивать два раза в сутки тем же объемом, который он всегда получал за три раза, и решил напомнить, что на нем штук пять застарелых рубцов. Через час после обильного завтрака, когда я на переходе съел добрый кусок халвы, он сделал так, что по телу разлилась слабость, в коленях пошла дрожь, ноги подломились и задница, полтора месяца постоянно мечтавшая сесть прямо на снег, получила эту возможность. Славка упорол в сторону Полюса и теперь маячил на горизонте. Уже несколько дней я замечал признаки несварения после того, как съедал убойную дозу — треть шоколадки, или приходящие по раскладке, совсем убийственные — сало в сочетании с сырокопченым сервелатом. В последнем продукте содержалось огромное количество яда для человека, который беспощадно действовал даже в условиях хронического голода на пути к Полюсу. С этого дня жизненный оптимизм Славки получил глобальную поддержку, потому что всю свою колбасу, корейку, сало и часть шоколада я стал отдавать ему. Кстати, мне кажется, что первая смерть в группе Чукова произошла не только потому, что у Подрядчикова были допоходные проблемы с желудком, а большей частью оттого, что в таких экспедициях предпочитают питаться тяжелыми, высококалорийными продуктами, и желудок с этой нагрузкой не справляется. Я прошел через период сомнений, настоящих волнений и даже испуга, когда понял, что в условиях зимней, силовой экспедиции с необходимостью потребления большого количества тяжелой пищи мой желудок непременно даст сбой, и даже удивил свою семью, когда два раза добровольно сделал гастроскопию и провел достаточно длительное время в разговорах с серьезным терапевтом. Врач удивила меня своим оптимизмом в отношении состояния моего здоровья, обнадежив и как бы благословив на Полюс, что стало решающим моментом перед экспедицией.

Как-то странно, но быстро стал заканчиваться сахар. Первым это почувствовал главный потребитель — Славка. Надо сказать, что в наш век изобилия сахар для Славки был фактором, определяющим состояние не столько тела, сколько Славкиной души, как для большинства людей во время голода — хлеб. Самому мне, возможно оттого, что я начитался умных книжек и несколько последних лет не ел сахара вообще, обходиться без сахара было нетрудно, хотя отец мой разбирался в этом вопросе не хуже Славки и всегда сыпал сахар в чай чуть ли не до половины стакана. Скрупулезный и въедливый в вопросах экономии, Славка ничего не мог с собой поделать, когда вопрос касался белого продукта. Он мог обращаться с ним не иначе, как сыпать из горлышка, поставив бутылку строго вертикально, и даже отвернуться на какое-то время, как бы не участвуя в этом процессе, когда белое блаженство сильной струей било ему в кружку. Я думал, что со Славкой что-то случится, когда после подсчетов остатков и предполагаемого количества дней он объявил, что сахара у нас всего по четыре ложки в день на человека. Ложки без горки. С солью, которая совсем кончилась в двадцатых числах апреля, проблем не началось, мы просто соскребали с молодого льда «цветы» и солили этим снегом свою кашу. Я был приятно удивлен непритязательностью Славки, после того как, набрав мокрого, соленого снега в наш ночной горшок, я совершенно не смутил его этим действием. Я объяснил ему, что два продукта, оба соленые, могут быть положены в одну тару, поэтому было бы неправильно, если бы я, к примеру, насыпал в ночной горшок сахар. Славку это объяснение вполне удовлетворило. Вообще он был молодец в таких вещах, и у нас с этим не было проблем.

Слава: «26 апреля. 10 дней нового режима. 89°00′ с. ш. До СП 110 км. Солнце, — 18°. Сегодня на втором переходе абсолютно ослабел. Стал часто падать, вставать очень тяжело, хочется лежать и смотреть в небо. После третьего перехода уперлись в разводье. Обход по торосам. Прошли 1,5 км вправо. Идти без ветра жарко! К концу перехода штаны прилипают к тощим ножкам. Вокруг очень красиво и по-весеннему празднично. После шоколадки пошло хорошо, и к пятому переходу опять был бодр. Видели самолет. Он пролетал прямо над нами в сторону Хатанги. Двухвинтовой, с красными крыльями и хвостом. Почему-то мне кажется, что это важно. Пересчитали сахар и сухари. Уменьшили норму сахара до 4-х ложек в день. Вечером выпили медовухи за последний градус, который нам остался. Звонили Николя — автоответчик. Нас тревожит проблема эвакуации с Полюса».

Мы готовились к приходу на Полюс, который кроме морального удовлетворения должен был СРАЗУ ЖЕ принести нам избавление от мучений в виде большого количества жратвы. Поэтому во время последнего разговора с Людмилой я надиктовал ей внушительный список продуктов, которые она должна была отправить на «Барнео» с Инсаровым. Список был такой: гречка и рис по два килограмма, колбасный сыр и вареная колбаса по две палки, шоколад — десять плиток, сгущенка — четыре банки, мешок печенья… Теперь мне было трудно избавиться от навязчивых мечтаний о том моменте, когда на «Барнео» нам вручат посылку с едой. После разговора с Людой эта картина ежедневно прокручивалась в моей голове в разных вариантах, и я мог избавиться от нее только на некоторое время.

Первая треть 89-го градуса, вопреки ожиданиям, оказалась изрыта торосами, перемежающимися разводьями. Нечто подобное было на пространствах 83-го градуса северной широты, но в те морозы разводья жили всего несколько часов, и тогда мы почти беспрепятственно пересекали их по быстро набиравшему толщину молодому льду. Резкое потепление и пришедший тут же ветер оставили нам глубокий снег между торосами и черные реки разводий. Снег не мог задержать нас, за два месяца мы научились тихой сапой разбираться с завалами торосов, зная, что они всегда заканчиваются. Разводья тоже проходились в конечном итоге, но здесь мы затрачивали больше сил в поисках обходов. Нам ничего не оставалось как ломиться через воду. Любая ошибка могла привести к глобальному купанию, что в нашей ситуации было самым нежелательным итогом. Это понималось, но когда до Полюса оставалось меньше ста километров и твой путь перегораживало разводье, ты готов был скорее плыть напролом, чем идти вдоль полыньи в поисках прохода. В этом отношении Славка был более терпелив, я видел, как он начинал метаться вдоль полыньи, как бы сберегая время на разведку, его громадный как сундук рюкзак поворачивался ко мне ребром, и я видел всю фигуру Славки, находящуюся в состоянии полного, всеобъемлющего движения. Разводья томились в тепле под ярким солнцем, мы впервые сбросили с себя теплые одежды. Термометр показывал -12°.

28 апреля. 89°12′. Сегодня видели два самолета. Ощущение такое, что все уже заканчивается или скоро закончится. Кажется, что-то происходит вокруг нас, но мы живем обособленной жизнью, хотя впервые появившиеся самолеты — центральное событие этого дня. Они возвращают нас к действительности, и я думаю, что пора звонить Гамету, он, мягко говоря, давно нас потерял. Разогреваю за пазухой «Иридиум». Славка звонит домой. Катя не на шутку встревожена — звонил Боярский со Шпицбергена, в надежде получить информацию о нас, и сообщил, что «Барнео» снимают, что нас искали вертолетом. Звоню в Хатангу. Гамет просто орет в трубку. Мы понимаем, что нас уже ищут, что «Барнео» снимается вот-вот. Гамет через каждое слово спрашивает наши координаты. Нервы его на пределе. Координат я не даю, но обещаю, что сейчас же позвоню на «Барнео» Леониду Богданову. Он просит не выключаться, чтобы Богданов сам нас достал. Видим, что в мире произошло что-то экстраординарное, касающееся нас со Славкой. Извалявшаяся в грязи Цивилизация одним прыжком настигла нас и обдала смрадом. Вспоминаю свои московские телефонные переговоры с Богдановым — тогда это была жесткая перепалка о стоимости снятия нас с Полюса. Пока ждем звонка с «Барнео», обсуждаем ситуацию. Все действующие лица — и «белые», и «красные» — объединились, чтобы как можно скорее закончить свою полярную тусовку и вернуться домой. Мы мешаем им сделать это немедленно. Славка дает мне какие-то советы, но делает это уже не столь энергично. Он, как всегда, отстранен от финансов и прошлых схем договоренностей. Посторонний звук вторгается в наше пространство. Это ожил «Иридиум». Богданов захлебывается, рассказывая мне, как мы подставили всю авиацию, тоже спрашивает координаты. Называю только широту. Не заботясь о батареях, рассказываю ему свое видение, которое никак не позволяет нам, не дойдя до Полюса, вернуться в цивилизацию. Вижу, что мы оба перешли с вы на ты и тут же соскользнули на понятные всей России выражения. Спутник, висящий в трех километрах над нами, терпеливо посылает в обе стороны тирады, уже не расшифровывая их по техническим причинам и не зная перевода. Разведка боем продолжается минуты три, после чего речь идет о двух днях, которых нам хватит, чтобы добежать. Богданов вдруг произносит: «Хорошо, я думаю, что два дня у вас будет, как у нас пойдут дела с погодой, но вы должны через каждые шесть часов выходить со мной на связь и еще после этого держать „Иридиум“ на приеме двадцать минут». Я назвал ему нашу долготу и выключил телефон.