Вячеслав Удовик - Воронцов

• Название: Воронцов
• Автор: Вячеслав Удовик
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02728-0

Предлагаемое вниманию читателей издание представляет собой жизнеописание генерал-фельдмаршала, светлейшего князя, новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, наместника на Кавказе М. С. Воронцова (1782–1856). Личность этого человека вызывает самые противоречивые оценки историков и исследователей-пушкинистов. Первые, признавая в нем талант полководца и мудрого правителя, укоряют его за приверженность монархии и называют угодливым царедворцем. Вторые (по крайней мере большинство из них) игнорируют его заслуги перед Отечеством и видят в нем только врага великого поэта. Рассказывая о жизненном пути Воронцова, о его ратных подвигах и деяниях во славу России, автор книги опровергает распространенное и искаженное представление о нем как о расчетливом вельможе и гонителе Пушкина.

В Приложении приводится ценнейший исторический документ — кавказские письма М. С. Воронцова к А. П. Ермолову.

---

Мне дают полную волю, и это необходимо. Государь ни в каких способах мне не отказывает; дай Бог, чтобы я мог оправдать его доверие. Без его помощи я ни в чем успеть не надеюсь. Я уверен, что ты помолишься за старого товарища, чтобы он поддержал имя Русское в стране, где ты столько лет прославлял оное. Я бы желал нарочно ехать отселя через Москву, чтобы видеться с тобою и с Головиным и получить от вас обоих и сведения, и советы; но боюсь, что это не будет мне возможно, и так как мне надобно еще ехать через Одессу и что время очень коротко, то, кончив здесь, надобно мне будет ехать как можно прямее. Во всяком случае буду просить тебя об одном и сочту твое согласие большим одолжением: у тебя есть много записок и сведений вообще о Кавказе; не можешь ли ты мне сделать из них хотя выписку и прислать мне оную через Закревского, который всегда будет знать, как мне оную доставить, или через Александра Яковлевича Булгакова.

Три предмета более всего меня интересуют: 1, о нашем Правом фланге и о горах прямо Черкесских между Кубанью и Грузиею; 2, о Чечне и Дагестане; 3, о мусульманских и Персидских провинциях. Все, что ты мне пришлешь по этим трем отношениями, все, что ты еще к тому прибавишь, будет принято мною с истинною душевною признательностью. Я думаю отселя выехать дней через 10, и я бы желал ехать в Грузию через Сухум-Кале; ибо пункт сей я считаю, особливо в будущности, лучшим всех других для всех наших сношений с Новороссией и западными губерниями, а иногда с Тифлисом и самим Петербургом; в случае же развития возможной торговли, Сухум не только лучший, но и единственный безопасный порт на восточном берегу Черного моря. Я надеюсь быть в Тифлисе в первой половине Марта, часто буду о тебе там думать. Прошу, любезный Алексей Петрович, еще раз прошу не отказать мне в моей просьбе и пожелать мне нужные силы исполнить долг мой как следует старому и верному слуге Царя и Отечества. Навсегда тебе преданный М. Воронцов.

2

Ташкичу, 26-го мая 1845 г.

Я должен был и хотел писать к тебе, любезный Алексей Петрович, еще из Тифлиса, но все что-нибудь как нарочно мне в этом мешало, а когда время приближалось к моему оттуда отъезду, то уже предпочел писать по осмотре всех этих мест, где ты несколько лет играл такую роль и где еще полно памятью о тебе, о твоих подвигах, твоих распоряжениях. Из Владикавказа я пошел по Сунже, через Назрань, укрепление Волынское, Казакичу и Закан-Юрт до Грозной. В этом месте, тобою основанном, я нашел землянку, называемую домом Ермолова, и с удовольствием узнал, с каким почтением все здешние начальники берегут этот памятник, окружили оный палисадом и предостерегли от всякой порчи; видел тополи и другие деревья тобою посаженные. Потом, идучи из Грозной в Чах-Гирей по прекрасной Ханкалинской долине, которую ты начал расчищать, мне показали курган Ермолова, на который всякий без изъятия всегда въезжает, помня или слышав о тебе. Чах-Гирей или Воздвиженское есть пункт важный и полезный и должен сильно способствовать к будущему покорению Чечни. На этом марше я узнал подробно о всех действиях ген. Пулло и не понимал, как Граббе мог предписать им позволить оные. Воротясь в Грозную, я пошел через Старый Юрт и Горячеводск в Червленую, потом уже в экипаже поехал левым берегом до Кизляра, осмотрев на пути переправу в Амираджи-Юрт. Кизляр я видел процветающим 40 лет тому назад от своих вин и водок; с тех пор не только Кази-Мулла и набеги, как откупа и откупщики этот несчастный город.

Из Кизляра я опять пошел, отчасти с пехотными и отчасти с кавалерийскими прикрытиями, через Магометов мост в Кази-Юрт на Сулаке, оттуда через Озень в Петровское укрепление и порт на Каспийском море; это недалеко от твоей бывшей крепости Бурной. Здесь я нашел суда из Астрахани, которые привезли нам большое количество провианта. Крепость хороша и красива; но жаль, что вода не совсем внутри оной. Надеюсь, что можно будет вырыть колодезь на той же глубине и такой же обильный, как тот, который теперь находится снаружи, хотя под выстрелами. Из Петровского мы пошли через Кунтур-Кале в Темир-Хан-Шуру, где командует князь Бебутов; это место сделалось важным, и в нем завелись лавки и торговля. Я ездил с визитом к семейству шамхала в Казанище; сам шамхал уже встретил меня в Кази-Юрте. Из Темир-Хан-Шуры я также ездил в Черней и Евгеньевское, укрепление хорошее с прекрасным мостом на Сулаке и с башнею на левом берегу. Потом мы пошли через Кази-Юрт во Внезапную, где я познакомился с большою и верною нам деревнею Андреевскою, оттуда мы прошли сюда для последних распоряжений до похода. Послезавтра идем опять отсюда во Внезапную, а 31-го идем в горы.

Будем искать Шамиля; но даст ли он нам случай ему вредить, один Бог это ведает. По крайней мере мы сделаем все, что можем, и ежели бы был какой-нибудь благоприятный случай, постараемся им воспользоваться. Боюсь, что в России вообще много ожидают от нашего предприятия; но ты хорошо знаешь положение вещей и особливо местности. Надеюсь, что мы ничего не сделаем дурного; но весьма может статься, что не будет возможности сделать что-нибудь весьма хорошее, лишь бы нашей вины тут не было. Можешь вообразить, как пламенно желаю найти возможность сделать какую-нибудь удачу; последствия от оного были бы самые важные и благоприятные; но не могу не признаться, что ежели Шамиль так умен, как уверяют, то он нам такого случая не даст. Впрочем, что Бог даст! Надобно покориться Его священной воле.

В Тифлисе я имел случай видеть всю правду сказанного тобою об некоторых лицах. Безак просится отсель, и я в этом ему помогаю; Калачевский давно удален; с Куткашинским я отделался учтивостями, но отказал в употреблении ко мне по службе. Абас-Кули едет с отпуск в Персию и занимается, как говорят, ученостью; Сумбатова я не видал. О Ваньке-Каине меня просила жена его и другие, но я совершенно отказался от всякого содействия к его возвращению. Ладинский принялся за дело хорошо, с натуральным умом, и знает край хорошо. По гражданскому управлению негодяи в большинстве, по военной части генералов и полковников весьма много хороших. О себе я скажу, что здоровьем держусь хорошо, но устаю от трудов больше прежнего, что весьма натурально.

Прощай, любезный Алексей Петрович; сделай милость не оставляй меня известиями и советами и будь уверен, что я в полной мере ценю всякую строку и всякое от тебя слово.

3

Темир-Хан-Шура, 1 августа 1845 г.

Я получил здесь, третьего дня, любезный Алексей Петрович, письмо твое от <в подлиннике пропуск> и хочу без отлагательства как благодарить тебя за оное, так и дать тебе краткий, но аккуратный отчет о всем, что с нами случилось с тех пор как мы вошли в горы и до возвращения нашего чрез Герзель-аул на плоскость. Поход, сперва легкий и почти без драки, сделался потом трудным во всех отношениях и кровавым; но мы окончили оной с честью и, смею сказать, не без славы. Дух в войсках не только сохранился во всей своей прекрасной целости, но еще увеличился, по мере как увеличивались препятствия и по ежедневному опыту, что Русской груди и Русским штыкам ничто противостоять не может.

Ты знаешь, как мы легко дошли до Андии, проходя почти без драки все приготовленные против нас позиции в Бортунае, у Мичикале и у Андийских ворот. Тут я увидел не без сожаления, что Шамиль, понимая очень хорошо, что нам противиться не может, открыто взял систему немного похожую на нашу 1812 г., и уступал весь атакованный край, разоряя и выжигая деревни, в надежде вредить нам при отступлении, поелико нам зимовать там было невозможно. Жителям это было очень больно, и некоторые даже военного рукою ему в этом сопротивлялись; но сила его и приверженность ему мюридов так велика, что никто не мог помешать ему в его намерении. В самой Андии, накануне нашего прихода, были даже ружейные выстрелы между жителями и мюридами, но сила превозмогла, и все богатые деревни Андийского общества достались нам сожженными и опустошенными. Шамиль сам промедлил с час или полтора отступлением с высот Андийских за горы и этим себя унизил, дав случай двум ротам Кабардинского полка с помощью Грузинской милиции атаковать и прогнать его и сборище его, от 4 до 5 тыс., самым постыдным для него образом. Со всем тем главный результат от входа в горы, то есть покорение жителей, мы не приобрели: они ушли в разные места с семействами, на нас не восставали и Шамилю почти ни в чем не помогали; но страх его казни, как меч Дамоклеса, постоянно веретелся перед глазами их, и никто не смел к нам присоединиться. В Андии мы постояли две недели и, для спасения отряда продовольствием, были оставлены между Черкеем и Анди три эшелона: 1-й главный в урочище Кирки (где у Граббе укр. Удачное при 5 батальонах), 2-й в урочище Мичикальском, два батальона, а 3-й у Андийских ворот или Куршукале, также два батальона. Таким образом продовольствие наше было уже совершенно обеспечено, и у нас все осталось довольно войск для действия; но с 6 по 13 июня явился к нам неприятель, гораздо опаснее всех Шамилей: ужасная стужа, мороз и снег имели сильное влияние на часть отряда, расположенную в горах с генералом Пассеком, и несколько сот человек оказались с отмороженными ногами, и более половины черводарских лошадей, которые нам возили сухари, пропали. По сей причине мы уже получали продовольствие, можно сказать, день в день, и запасов составлять уже было невозможно.