Алексис Трубецкой - Крымская война

• Название: Крымская война
• Автор: Алексис Трубецкой
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-076-5

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.

«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

---

К концу дня к британцам присоединились французы и турки, и теперь в заливе стояла вся объединенная армада, вытянувшись в линию, параллельную берегу: французские и турецкие суда к югу от города, английские — к северу. На следующее утро море было тихим, а небо ясным. Началась высадка, которая завершилась к вечеру 18 сентября, прерываясь только глубокой ночью из-за темноты или во время внезапного волнения в заливе. Отсутствие неприятеля и хорошая погода благоприятствовали операции, несмотря на то что холера по-прежнему давала о себе знать, поражая и солдат, и моряков. Например, из 985 человек, составлявших экипаж «Британии», эта болезнь погубила 139 моряков. В это же время в Скутари в отвратительных условиях лежали сотни больных — Флоренс Найтингейл приедет к ним и облегчит их страдания только через два месяца.

Первый высадившийся отряд получил приказ занять позицию на вершине холма, с которого просматривался весь залив. Но тут сказалась непривычная для прибывших дневная жара, которая собрала свою печальную жатву. «Многих из тех, кто не далее как нынешним утром бодро взбирались на холм, теперь их товарищи несли вниз на носилках, набросив сверху одеяло. Те, чьи лица оставались открытыми, были живы, тела с закрытыми лицами принадлежали умершим. У подножья холма уже рыли могилы», — писал Кинглейк.

Если не принимать в расчет этой печальной картины, дни проходили почти в праздничной атмосфере, все выказывали «незаурядное рвение». Наконец-то люди покинули надоевшие им суда, позади осталась отвратительная качка, они могли размять мышцы, и — главное — их ожидала долгожданная встреча с неприятелем. «Все трудились с подъемом, к солдатам проявляли особую заботу. Моряки знали, как важно для здоровья и хорошего самочувствия солдата оказаться на берегу сухим, — а потому поднимали людей и передавали друг другу с особой старательностью, почти с нежность, но вместе с тем и весело, со смехом и шутками. Еще бы не смеяться при виде того, как какой-нибудь верзила из 42-го полка шотландцев словно девица опирается на руки моряков, чтобы с их помощью спрыгнуть на берег в развевающемся килте», — пишет тот же Кинглейк.

Правда, когда читаешь сопровождаемое рисунками описание высадки, присланное в «Таймс» Уильямом Расселом, довольно трудно себе представить, как этот шотландский стрелок или любой другой солдат мог «спрыгивать» на берег в своей неуклюжей амуниции:

Гичка или гребной катер с восемью или двенадцатью моряками… подходили к пароходу или транспорту, на котором находились готовые к высадке люди. Первыми спускались офицеры каждой роты, все в полном обмундировании. За плечами — ранец, содержащий четыре с половиной фунта солонины и примерно того же веса сухари (рацион на три дня). Кроме того, каждый офицер имел при себе шинель, свернутую валиком и обнимающую его словно обруч, деревянную флягу с водой, небольшой запас бренди или рома, смену нижнего белья, пилотку и, как правило, револьвер. Каждый рядовой нес одеяло и шинель, уложенные и перетянутые ремнем наподобие ранца, в который помещались пара башмаков, пара носок, рубаха и, по его желанию, пилотка. Он также нес флягу для воды и тот же рацион продуктов, что офицеры, но еще ружейный замок, штык, патронную коробку с пятьюдесятью зарядами для винтовки Минье и шестьюдесятью зарядами для гладкоствольного ружья.

В первую ночь высадки прошел сильный и продолжительный дождь, доставивший англичанам немало неприятностей из-за отсутствия палаток. «Наши молодые солдаты начали эту кампанию, лежа в лужах и грязи под насквозь промокшими одеялами», — сообщал Рассел. (Сэр Джордж Браун спал под повозкой, а герцог Кембриджский, не надеясь заснуть, провел всю ночь на коне, разъезжая, без устали подбадривая солдат шутками.) В то же время французы оказались экипированы лучше. Каждый солдат имел при себе легкую палатку (англичане называли ее собачьей), в которой он мог укрыться от дождя.

На следующий день погода улучшилась и высадка продолжалась, несмотря на волнение на море. Один из очевидцев, наблюдавший за происходящим с борта «Гималаев», вспоминал: «Берег представлял собой огромный лагерь, забитый солдатами, лошадьми, палатками, офицерами, а у самой воды — лодками, которые перевозили людей и лошадей. Иногда лошади падали за борт и плыли… Сегодня одиннадцать из них утонули».

К концу пятого дня высадка в основном завершилась. Численность высадившейся армии составляла 67 000 пехоты, 1200 кавалерии и 137 пушек. Две трети этого количества составляли англичане, одну треть — французы и турки. Наземные средства транспорта, которые они привезли с собой, а также запас боеприпасов, снаряжения и продовольствия, пока оставались на борту. Все прошло гладко, не было сделано ни единого выстрела, ни один человек не погиб. Марш на Севастополь, по общему мнению, не займет много времени.

Весьма успешно выполнили свою задачу турки. Погрузка и высадка были для них привычным делом: они обладали преимуществом перед англичанами и французами, поскольку были лучше знакомы с условиями походной жизни. Когда наутро после проливного дождя британские офицеры явились к командиру турецкого отряда, их встретили наилучшим образом. Впечатляющий шатер командира стоял в окружении безупречно натянутых палаток, часть лошадей паслась, другая ожидала под седлами в полной готовности. В шатре, где гостям предложили печенье, сласти, кофе и трубки, было совершенно сухо. «Весь турецкий лагерь, — отмечает Кинглейк, — свидетельствовал, что походная жизнь воина с ее обычаями входит в традицию этого народа, которая существует издревле и передается от отца к сыну».

За все пять дней союзники не увидели ни одного русского, и сошедшие на берег солдаты, чьим страстным желанием было «задать этим русским перцу», испытали некоторое разочарование. Впрочем, встреча с русскими войсками была не за горами, а предположения об их количестве колебались в очень широких пределах — от пятидесяти до ста тысяч. По мнению англичан, только севастопольский гарнизон насчитывал 75 000 человек. Но независимо от точной цифры справиться с ним окажется нелегко, ибо это были хорошо обученные, дисциплинированные и, главное, верные своему делу воины. Союзная армия начала движение к Севастополю 19 сентября под недовольное ворчание французов, которые были готовы сняться с места двумя днями ранее, как и турки, но им, как они считали, помешала «британская неповоротливость». Французский историк того времени С. Л. Базанкур писал: «Огромное количество войскового имущества очень сильно тормозило операцию». Пока колонны войск двигались на юг, флот неторопливо следовал параллельным курсом вдоль береговой линии, регулярно высылая вперед разведывательные отряды. Французы образовали правый фланг армии, располагаясь ближе к морю, и двигались ромбовидными подразделениями с батальонами турок в центре каждого ромба. Англичане соответственно двигались справа, то есть дальше от берега. Кинглейк так описывал этот марш:

Так двигалась армия западных держав. Солнце светило ярко, как в хороший летний день в Англии, но с моря вдоль холмов задувал довольно крепкий ветер. Местность представляла собой холмистую степь — мечту кавалерии. Вокруг в изобилии росла трава, похожая на полынь; сокрушенная солдатскими сапогами, она наполняла воздух горьким ароматом. Для некоторых этот запах оказался нов, но для выходцев из западных графств был хорошо знаком — он уносил их в детство, к деревенским церквям. Они вспоминали букетики «мальчишеской любви», которые клали рядом с молитвенниками девушек перед воскресной службой.

С развевающимися флагами, под звуки оркестров и рокот барабанов огромная армия продвигалась вперед. Солнце безжалостно жалило нагруженных тяжелой амуницией людей, а вскоре дали о себе знать также холера и диарея. «Сказывалась мучительная усталость, разговоры прекратились — это был тяжкий труд… Еще не миновал первый час марша, а люди начали выпадать из рядов маршевой колонны. Некоторые оказались больны холерой, их лица потемнели, словно от удушья. Они падали на землю и корчились в судорогах, но, как правило, молча», — пишет Кинглейк. Возникло опасение, что неспособные продолжать движение могут попасть в плен, но, поскольку транспорта не хватало, их оставляли там, где они упали. Однако к вечеру, когда количество упавших заметно возросло, отношение к ним изменилось и были отряжены специальные команды, чтобы найти заболевших и обессилевших.

Возникла и еще одна проблема. «Любая армия шагает на своих желудках», — сказал как-то Наполеон Бонапарт. Накормить армию — это всегда было важнейшей интендантской задачей при планировании любых военных операций, и марш союзных войск к Севастополю не стал исключением. Транспортные суда имели на борту ограниченное количество провизии, которого конечно же не хватало для питания армии в течение всего времени военных действий. Продовольствие следовало добывать на земле. Французы после высадки без промедления занялись этим делом: по окрестным селениям разъехались фуражиры, и вскоре во всей округе не осталось ничего съедобного. Иногда за продовольствие платили, но чаще его просто отнимали.