Николай Капченко - Политическая биография Сталина

• Название: Политическая биография Сталина
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: Научно-издательская компания «Северная корона»
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2004
• ISBN: 5-98383-004-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Предлагаемый вниманию читателей первый том «Политической биографии Сталина» — это не описание каких-либо отдельных эпизодов из его жизни, а попытка осветить все наиболее важные этапы деятельности Сталина, весь его сложный путь от революционера-бунтаря до одного из главных претендентов на ленинское политическое наследство. Автор посвящает много места процессу формирования убеждений и своеобразной политической философии человека, ставшего лидером великой державы. Без осмысления этой философии невозможно понять и дать адекватную оценку внутренней и внешней политики, идеологии, экономической стратегии — собственно, всех сторон жизни Советского Союза в течение трех десятков лет прошлого века.

Первый том базируется на обширном историческом материале, анализ которого позволяет раскрыть образ реального Сталина-политика, на много голов возвышавшегося над своими противниками и оппонентами, что в конечном счете и предопределило его политический триумф. Автор в своих оценках и выводах, в полемике с другими биографами Сталина стремился соблюдать всю возможную объективность. Хотя это, видимо, и не гарантировало его от пристрастных суждений по отдельным вопросам. Тем не менее, историческая картина, нарисованная в томе, подводит читателя к неизбежному выводу: именно Сталину суждено было стать во главе Советского Союза, закономерно приобретшего статус одной из двух сверхдержав XX века. Книгу отличает ясный и простой (но не простоватый!) слог, живая подача событий и фактов. Там, где в силу самой логики истории события прошлого перекликаются с современностью, автор проводит невольно возникающие сравнения и высказывает собственные комментарии.

Уже сама фигура Сталина привлекает к себе пристальное и во многом неудовлетворенное внимание. И с каждым годом все большее! Читатель, для которого история — не просто вчерашний день, а в чем-то и ощутимая часть современности, найдет в книге пищу для размышлений, а в конечном счете — и для осмысления нашего исторического прошлого.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

С точки зрения исторической действительности все эти версии и гипотезы совершенно бездоказательны и безосновательны. Несостоятельны они и с логической точки зрения, если учитывать реальную обстановку того времени и просто считаться с элементарными фактами. Сталин не мог иметь в рядах ОГПУ своих агентов, которые бы смогли пойти на акт отравления вождя партии, пользовавшегося всеобщей любовью и поклонением. Хулители Сталина просто путают эпохи, когда обстановку начала 20-х годов приравнивают к обстановке середины 30-х годов, когда Сталин стал полновластным хозяином не только в аппарате партии, но и в органах безопасности. И какими бы таинственными предположениями ни оперировали обвинители Сталина, приписывая ему подобного рода преступление, у них за душой нет ни грана фактов, ни крупицы серьезных аргументов. Общие рассуждения в данном случае выглядят тем, чем они и являются на деле — всего лишь рассуждениями. Рассуждениями отнюдь не безобидными и абстрактными, призванными якобы лишь прояснить темное пятно в истории.

Вскоре после смерти Ленина в советской печати появилось множество статей и материалов. Их тщательное изучение не оставляет камня на камне от подобных версий. И самым убедительным является медицинское заключение о болезни и смерти Ленина. Чтобы не быть голословным, сошлемся на мнение достаточно авторитетного биографа Ленина Луиса Фишера: «Но ничто не могло остановить разрушительного процесса, развивавшегося у него в мозгу. Описывая результаты вскрытия Ленина в своих воспоминаниях о нем, наркомздрав Семашко утверждает, что, хотя в других органах значительного склероза не было найдено, «склероз сосудов мозга Владимира Ильича был настолько силен, что сосуды эти обызвестились: при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по камню. Стенки многих сосудов настолько утолщились и сосуды настолько заросли, что не пропускали в просвете даже волоска. Так, целые участки мозга были лишены доступа свежей крови, оставались без питания»[1014].

Я несколько отвлекся в сторону от главного русла моего повествования. Но чтобы поставить все точки над i, необходимо осветить роль Троцкого в фальсификации и пропаганде мифа об отравлении Ленина Сталиным. Собственно, Троцкий был главным и самым авторитетным апологетом этого мифа. Определенную долю достоверности его высказываниям и оценкам придавало то, что он в тот период находился в эпицентре событий, являясь одним из наиболее видных и авторитетных фигур партийного руководства. С одной стороны, это обстоятельство как бы должно повышать в глазах публики достоверность его свидетельств. С другой стороны, как самый главный противник и оппонент Сталина, с которым его разделяло гораздо большее, чем непреодолимая пропасть, он не может рассматриваться в качестве объективного, незаинтересованного свидетеля событий тех дней. Поэтому версии, выдвигаемые Троцким, нуждаются в особенно тщательном анализе и сопоставлениях как с фактами, так и с его собственными свидетельствами[1015].

Начнем с того, что версию об отравлении он впервые публично выдвинул в октябре 1939 года. Заметим, что на протяжении почти 15 лет самой ожесточенной открытой борьбы против Сталина, где полемика зачастую напоминала характер публичных оскорблений и безапелляционных политических вердиктов, он ни разу не упоминал об этой версии. Хотя каждому понятно, какой заряд взрывной силы она содержала в себе, и какой широкий отклик она могла бы вызвать в соответствующий период.

Впервые историю, связанную с ядом, он затронул в своем дневнике в записи от 7 марта 1935 г. В частности, он писал: «Когда Ленин почувствовал себя снова хуже, в феврале или в самые первые дни марта, он вызвал Сталина и обратился к нему с настойчивой просьбой: доставить ему яду. Боясь снова лишиться речи и стать игрушкой в руках врачей, Ленин хотел сам остаться хозяином своей дальнейшей судьбы. Недаром он в свое время одобрял Лафарга, который предпочел добровольно «join the majority», чем жить инвалидом». — Троцкий продолжает далее: «М. Ульянова писала: «С такой просьбой можно было обратиться только к революционеру». Что Ленин считал Сталина твердым революционером, это совершенно неоспоримо. Но одного этого было бы недостаточно для обращения к нему с такой исключительной просьбой. Ленин, очевидно, должен был считать, что Сталин есть тот из руководящих революционеров, который не откажет ему в яде. Нельзя забывать, что обращение с этой просьбой произошло за несколько дней до окончательного разрыва. Ленин знал Сталина, его замыслы и планы, его обращение с Крупской, все его действия, рассчитанные на то, что Ленину не удастся подняться. В этих условиях Ленин обратился к Сталину за ядом. Возможно, что в этом месте — помимо главной цели — была и проверка Сталина, и проверка натянутого оптимизма врачей. Так или иначе, Сталин не выполнил просьбы, а передал о ней в Политбюро. Все запротестовали (врачи еще продолжали обнадеживать), Сталин отмалчивался…»[1016].

Тогда, в 1935 году, эта версия и осталась бы всего лишь записью в дневнике. Трудно сказать, сверлила ли эта мысль Троцкого и не давала ему покоя. Но по крайней мере еще четыре года он хранил по этому поводу полное молчание. Хотя именно на эти годы приходится огромный поток антисталинских публикаций, принадлежащих перу Троцкого. Лишь в октябре 1939 года он обратился к влиятельному американскому журналу «Life» с предложением опубликовать статью «Сверх-Борджиа в Кремле.» В ней он пишет, что преступления Чезаре Борджиа (представитель знатного рода Италии в конце 15 — начале 16 веков, чей образ воспринимался как символ произвола, коварства, жестокости, изощренной хитрости и прочих низменных черт; имя Ч. Борджиа стало в истории нарицательным именем — Н.К.) кажутся скромными и почти наивными в сравнении с преступлениями Сталина.

Статья полностью посвящена рассматриваемой нами теме. Нет нужды пересказывать ее основные постулаты. Ограничимся только главными моментами, содержащимися в ней, поскольку без этого невозможно вести ее разбор.

Итак, Троцкий пишет: «Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 г., Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду. Он снова терял способность речи, считал свое положение безнадежным, предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда уловил на противоречиях, сохранял полную ясность мысли и невыносимо мучился. Я имел возможность изо дня в день следить за ходом болезни Ленина через нашего общего врача Гетье, который был вместе с тем нашим другом дома.

…Мы продолжали надеяться. И вот неожиданно обнаружилось, что Ленин, который казался воплощением инстинкта жизни, ищет для себя яду. Каково должно было быть его внутреннее состояние!

Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске. Несоответствие между выражением лица и речью приходилось наблюдать у него и прежде. На этот раз оно имело совершенно невыносимый характер. Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы выжидая, что скажут другие: хотел ли он уловить оттенки чужих откликов, не связывая себя? Или же у него была своя затаенная мысль?.. Вижу перед собой молчаливого и бледного Каменева, который искренне любил Ленина, и растерянного, как во все острые моменты, Зиновьева. Знали ли они о просьбе Ленина еще до заседания? Или же Сталин подготовил неожиданность и для своих союзников по триумвирату?

— Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! — воскликнул я. — Гетье не теряет надежды. Ленин может поправиться.

— Я говорил ему все это, — не без досады возразил Сталин, — но он только отмахивается, мучается старик. Хочет, говорит, иметь яд при себе…прибегнет к нему, если убедится в безнадежности своего положения.

— Все равно невозможно, — настаивал я, на этот раз, кажется, при поддержке Зиновьева. — Он может поддаться временному впечатлению и сделать безвозвратный шаг.

— Мучается старик, — повторял Сталин, глядя неопределенно мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону. У него в мозгу протекал, видимо, свой ряд мыслей, параллельный разговору, но совсем не совпадавший с ним. Последующие события могли, конечно, в деталях оказать влияние на работу моей памяти, которой я в общем привык доверять. Но сам по себе эпизод принадлежал к числу тех, которые навсегда врезываются в сознание. К тому же по приходе домой я его подробно передал жене. И каждый раз, когда я мысленно сосредотачиваюсь на этой сцене, я не могу не повторить себе: поведение Сталина, весь его образ имели загадочный и жуткий характер. Чего он хочет, этот человек? И почему он не сгонит со своей маски эту вероломную улыбку?.. Голосования не было, совещание не носило формального характера, но мы разошлись с само собой разумеющимся заключением, что о передаче яду не может быть и речи»[1017].