Владимир Томсинов - Сперанский

• Название: Сперанский
• Автор: Владимир Томсинов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02862-7

Книга представляет собой документальное повествование о необычной судьбе одного из наиболее выдающихся государственных деятелей и реформаторов России Михаила Михайловича Сперанского (1772–1839). Ему, сыну простого сельского священника, суждено было оказаться в самом пекле политической жизни страны первой трети XIX века, пережить невиданные взлеты и падения. Личность Сперанского изображена на фоне событий эпохи, во взаимоотношениях с императорами Александром I и Николаем I, видными сановниками, литераторами, декабристами.

---

Глава девятая. «Путешествие в Сибирь»

Что я ни делая, чтоб избежать Сибири, и никак не избежал. Мысль сия, как ужасное ночное привидение, преследовала меня всегда, начиная с 17 марта 1812 года, и наконец, настигла.

Странное предчувствие! В судьбе моей есть нечто суеверное.

Михаил Сперанский. Из письма А. А. Столыпину от 1 апреля 1819 года

Как вы могли себе представить, что я пущусь управлять Сибирью, коею никто и никогда у править не мог?

Михаил Сперанский. Из письма А. А. Столыпину от 13 мая 1819 года

По понедельникам в канцелярии пензенского губернатора, в другие дни недели обыкновенно тихой, с утра до вечера кипела суета. Каждый вторник из Пензы отправлялась в Петербург почта, поэтому накануне шла подготовка различных бумаг для столичной администрации.

Таким именно днем и выдалось 31 марта 1819 года. Дежурным по канцелярии был в этот день молодой чиновник Козьма Репинский, два года назад взятый Сперанским на чиновную службу из выпускников местной семинарии и ценимый им за ум и способности к аккуратной работе. Он трудился в канцелярии с раннего утра, но все равно что-то не успевал сделать, поэтому, когда наступило время обедать, домой не пошел, остался в канцелярии. Сперанский уже отобедал и сидел у себя в кабинете у окна, читая в подлиннике любимую им книгу древнегреческого историка Геродота. Так сидели они, занимаясь каждый своим делом, когда послышался вдруг колокольчик. Выглянув из окна, Михайло Михайлович увидел подъезжающего ко входу в дом фельдъегеря и застыл в тревожном предчувствии. Репинский между тем, услыхав колокольчик, сразу выскочил на улицу, встретил фельдъегеря и повел его в дом в кабинет пензенского губернатора. Поднимаясь по лестнице, он дважды спросил фельдъегеря, от кого тот прибыл, но фельдъегерь молчал. И лишь оказавшись перед дверью кабинета, выдохнул: «От государя».

Репинский вошел к Сперанскому, чтобы доложить. Михайло Михайлович сидел бледный и растерянный, тихо произнес: «Проси…»

Некоторое время фельдъегерь находился в его кабинете, затем вышел. Вслед за ним показался Сперанский — уже совсем не бледный и совершенно спокойный и даже приветливый. Обратившись к камердинеру, приказал ему позаботиться об обеде для фельдъегеря, бане и всем остальном, необходимом для отдыха. Фельдъегерь поблагодарил Сперанского, затем повернулся к камердинеру и стоявшему рядом с ним Репинскому и поздравил их с новым сибирским генерал-губернатором.

Высочайший Указ Правительствующему Сенату о назначении Сперанского генерал-губернатором Сибири был краток: «Пензенскому гражданскому губернатору Тайному Советнику Сперанскому всемилостивейше повелеваем быть Сибирским генерал-губернатором». Фельдъегерь привез копию данного Указа, заверенную словами: «На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою: Александр. Верно: граф Аракчеев. Царское село. Марта 22-го 1819-го года». К этим словам Аракчеев приписал сообщение о том, что Сперанский может получить «с тем же фельдъегерем от Его Величества 10 000 рублей на подъем».

Фельдъегерь привез Сперанскому и два письма государя: пространное и короткое. «Михайло Михайлович! — писал Александр в первом из своих посланий. — Более трех лет протекло с того времени, как призвав вас к новому служению, вверил Я вам управление Пензенскою Губерниею. Открыв таким образом дарованиям вашим новый путь соделаться полезным отечеству, не преставал Я помышлять о способе, могущем изгладить из общих понятий прискорбные происшествия, последовавшие с вами в 1812-м году, и столь тягостные Моему сердцу, привыкшему в вас видеть одного из приближенных себе. Сей способ, по Моему мнению, был единственный, то есть, служением вашим дать вам возможность доказать явно, сколь враги ваши несправедливо оклеветали вас. Иначе призыв ваш в Петербург походил бы единственно на последствие дворских изменений и не загладил бы в умах оставшиеся неприятные впечатления. Управление ваше Пензенскою губерниею и общее доверие, кое вы в оной приобрели, будет полезным началом предлагаемого Мною способа. Но желание Мое стремится к тому, дабы открыть служению вашему обширнейшее поприще, и заслугами вашими дать мне явную причину приблизить вас к Себе. Ныне предстоит для исполнения сего наилучшая удобность. С некоторого времени доходят до Меня самые неприятные известия насчет управления Сибирского края. Разные жалобы присланы ко Мне на Губернские начальства и на потворное покровительство, оказываемое оным самим Генерал-губернатором. Быв рассмотрены в Комитете министров, они показались столь важны, что предложена Мне оным посылка сенаторов для обревизования Сибирских губерний. Имев уже неоднократный опыт, сколь мало подобные ревизии достигают своей цели; кольми паче нельзя ожидать лучшего успеха в столь отдаленном и обширном крае. По сему нашел Я полезнейшим, облеча вас в звание Генерал-Губернатора, препоручить вам сделать осмотр Сибирских губерний и существовавшего до сего времени в оных управления в виде Начальника и со всеми правами и властию, присвоенных званию Генерала-Губернатора. Исправя сею властию все то, что будет в возможности, облича лица, предающиеся злоупотреблениям, предав кого нужно законному суждению, важнейшее занятие ваше должно быть: сообразить на месте полезнейшее устройство и управление сего отдаленного края и, сделав оному начертание на бумаге по окончании занятий ваших, самим лично привезти оное ко Мне в Петербург, дабы имел Я способ узнать изустно от вас настоящее положение сего важного края и прочным образом установить на предбудущие времена его благосостояние. По Моему исчислению возлагаемое на вас препоручение может продлиться года полтора или по большой мере два. Сего времени Я полагаю достаточным вникнуть вам во все подробности сибирских дел и сообразить с точностию лучший порядок ко введению в сии отдаленные губернии. Таким образом, Я надеюсь, что устройство сего Генерал-Губернаторства, вами заведенное и которое в начертании вы Мне представите по приезде вашем в Петербург, поставит меня в возможность назначить вам преемника с уверенностию о продолжении благосостояния Сибири. Вам же предоставляю Я себе дать тогда другое занятие, более сходное тому приближению, в коем Я привык с вами находиться. Пребываю же всегда вам доброжелательным Александр».

Из смысла приведенного письма вытекало, таким образом, что управление Пензенской губернией не очищало Сперанского от старых наветов. С другой стороны, Александр проговаривался в нем, что бессилен перед недругами Сперанского и не желает признать несправедливости возведенных на него обвинений, засвидетельствовать полную его невиновность. Сперанский, по мысли императора, должен был сам вызволять себя из того бесчестья, в которое его бросили, а он, Александр, со своей стороны, в состоянии лишь доставить ему способ, могущий «изгладить из общих понятий» случившееся с ним в 1812 году. Изгнанному из столицы сановнику-реформатору предлагалось завоевать право на возвращение в нее.

Во втором, более кратком, своем письме к Сперанскому государь давал ответ на его прошение об «отпуске в Петербург по домашним делам». Его величество заявлял о невозможности удовлетворить эту просьбу. «Присутствие начальника в Сибири делается день ото дня необходимее», — объяснял он свой отказ и предписывал Сперанскому готовиться к сдаче дел новому пензенскому губернатору[1]. «Потщитесь исполнить возлагаемое Мною на вас ныне поручение с тем дарованием и исправностию, коим вас отличают, и тогда приедете вы в Петербург с явною новою заслугою, оказанною отечеству, и которая поставит Меня в действительную возможность основать уже ваше пребывание навсегда при Мне в Петербурге», — обнадеживал император Александр своего бывшего госсекретаря в конце приведенного письма.

Вместе с государевыми письмами фельдъегерь передал Сперанскому письмо и от Аракчеева, под которым стояла дата 24 марта 1819 года. Это письмо — самое любопытное, пожалуй, послание графа в переписке со Сперанским, если не во всем его эпистолярном наследии.

«Милостивый государь Михаила Михайлович! — писал Аракчеев из Петербурга в Пензу. — Если вы, милостивый государь, на меня сердились за некоторое исполнение вашего препоручения в покупке Новгородского имения, то в оном согрешили, ибо мне приятнее всего угождать вам, потому что я любил вас душевно тогда, как вы были велики, и как вы ни смотрели на нашего брата, любил вас и тогда, когда по неисповедимым судьбам Всевышнего страдали, протестовал против оного, по крайнему моему разумению не только в душе моей, но всюду, где только голос мой мог быть слышан; радовался и концу сего неприятного для вас дела и буду не только радоваться, но и желать вашему возвышению на степень высшую прежней. Вот вам, милостивый государь, отчет в моих чувствах». Далее граф объяснял, почему стал он желать возвышения Сперанского. «Желание мое в оном, по слабости человеческой, основано на следующем: становясь стар и слаб здоровьем, я должен буду очень скоро основать свое всегдашнее пребывание в своем Грузинском монастыре, откуда буду утешаться, как истинно русской, новгородской, неученой дворянин, что дела государственные находятся у умного человека, опытного как по делам государственным, так более еще по делам сует мира сего, и в случае обыкновенного к несчастию существующего у нас в отечестве обыкновения беспокоить удалившихся от дел людей в необходимом только случае отнестись смею и к вам, милостивому государю. Окончу сие письмо тем, что как вы далеко от Волхова ни удаляетеся, не от вас зависеть будет быть близким к дряхлому волховскому жителю, которой пребудет всегда с истинным почтением, вашего превосходительства покорный слуга».