Сандро Веронези - Спокойный хаос

• Название: Спокойный хаос
• Автор: Сандро Веронези
• Издательство: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8370-0598-5

Знаменитый итальянский писатель Сандро Веронези в романе «Спокойный хаос» через сложные драматические коллизии основных героев выводит читателей к простой истине: человека надо принимать таким, какой он есть. Человеческая натура с ее обыкновенностью и героизмом, силой и слабостью, разумом и инстинктами является главным объектом исследования автора романа.

За эту работу писатель удостоился нескольких престижных литературных премий (в том числе — итальянская премия Стрега и французская премия Фемина) и одного религиозного скандала: у читателей-католиков вызвало негодование подробное описание акта содомии. В целом же С. Веронези предложил нам очень важное произведение, зрелость и глубина которого схватывают самую суть человеческих отношений.

---

Он замолкает и смотрит на меня, однако совершенно ясно, что он не ждет от меня ответа. Он прервался только для того, чтобы со всего размаха поставить точку.

— На иудейскую модель, Пьетро, а не на католическую. Когда Боэссон станет Всевышним на земле, главой самой крупной в мире группы телекоммуникационных компаний, его неприятелем станет Всевышний. Тогда-то он и проиграет. Чтобы на самом деле выиграть это слияние, ему бы нужно было придать другую структуру будущему концерну, он должен был бы следовать католическому канону.

— Что ты имеешь в виду?

Енох прямо просиял, у него просто на лице было написано, с каким удовольствием он удовлетворит мое любопытство. Он соединяет указательные пальцы обеих рук, и медленно вращая ими, выписывает в воздухе треугольник.

— Троицу, Пьетро: Отец, Сын и Святой Дух.

Кончиком указательного пальца правой руки он дотрагивается до вершин треугольника, и этот треугольник, зафиксированный его прикосновениями, материализуется на наших глазах, кажется, что он зависает в воздухе.

— Ему не следовало ставить свое кресло выше всех, воздвигать трон старозаветного одинокого Бога, которому поклоняются иудеи. Он должен был приготовить три трона на одной прямой: один для Святого Духа — нейтрального божества без власти, который ни фига не значит; — один для Отца, и один для Сына. Однако, всем известно, какой конец постиг Сына, — при этих словах Енох медленно разводит руки в стороны и склоняет голову набок, манерно имитируя распятие. — Вместо того чтобы заботиться о своем всемогуществе, Боэссону следовало бы подумать о борьбе со Штайнером за роль Отца. Ежедневно, мало-помалу состязаться с ним, своим терпением, смирением, дисциплиной внушить Штайнеру уверенность, что тот сможет превзойти своего противника, не давая ему, однако, достаточно времени, чтобы добиться этого. Посуди сам: ведь Штайнеру уже семьдесят лет, у него три шунта, он выпивоха, бабник, курит сигары; Боэссону только сорок пять лет, он непьющий, да и здоровье у него железное. Сядь он с ним рядом, Пьетро, не над ним, а рядом, подожди он немного, и вот, в один прекрасный день на место Штайнера сел бы сын Штайнера. Именно Сын, Пьетро…

И снова он разводит в стороны руки, имитируя распятие, но гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Потом опускает руки и улыбается:

— Вот, в каком случае он бы выиграл.

Енох удовлетворен. Он сидит с одуревшим, усталым, как будто ему стоило великого труда довести до конца свои рассуждения, но довольным видом. Его слова меня огорошили. И я чувствую, что на лице у меня застыло такое же, как и у него, одуревшее выражение, но что особенно характерно, поверх него начинает проступать и красноречивое удивление: я был просто уверен, что это слияние меня вовсе не волнует, но неожиданно для себя самого я обнаруживаю, что на самом деле, если рассматривать его с таких позиций, мне это очень даже интересно.

— Это очень интересно, Паоло, — говорю я, — это самое здравое и продуманное рассуждение из тех, что мне приходилось слышать по этому поводу. Почему бы тебе об этом не поговорить с какой-нибудь шишкой?

— Я рассказал это тебе, с тем чтобы ты поставил об этом в известность какую-нибудь шишку. Терри, например, ведь вы друзья.

— Нет, это не мое дело, мне бы и в голову ничего подобного не пришло. Нет, нет, ты сам должен сказать Терри. И дружба тут ни при чем. Не думаю, чтобы Боэссон мог додуматься до того, чтобы рассмотреть этот вопрос с таких позиций, и если бы кто-нибудь рассказал ему то, что ты мне сейчас поведал…

— Но есть еще в-третьих, — прерывает меня он. Порывшись в заднем кармане штанов, он достает сложенный вчетверо листок, мятый и пропитавшийся потом, и протягивает его мне, что поделаешь, я вынужден его взять, хотя, по правде говоря, я бы с удовольствием этого не делал: он провонял потом поясницы, самым противным. Но все-таки мне пришлось взять лист в руку, открыть и прочитать, потому что уже ясно, что третья вещь, которую Енох хотел сообщить мне, написана там. Пока я открываю его, меня разбирает смех от мысли, что вдруг снова прочту какое-нибудь ядреное проклятие, написанное шрифтом Arial.

Настоящим заявляю о своем намерении уволиться с занимаемой мной должности начальника отдела кадров в вышеуказанной компании по собственному желанию. Мое решение обжалованию не подлежит и вступает в силу со дня подачи заявления.

С уважением,

Паоло Енох

Я поднимаю глаза от листка, смотрю на него. Уже не раз своей писаниной Енох удивлял меня.

— Ты это уже отправил?

— Нет, но сегодня вечером отправлю.

— Мне даже не стоит пытаться тебя разубедить, да?

— Конечно. Я принял твердое решение.

— О'кей. И все же, по-моему, тебе не следует делать это так.

— В каком смысле?

— Сделай это не заказным письмом. Сначала поговори с кем-нибудь.

— Да? И с кем? Сотрудники, намеревающиеся уволиться, обычно обращаются ко мне. Ко мне приходят три-четыре человека в день. Жан-Клода больше нет, а нового президента еще не выбрали.

— Ну, хоть с Терри, что ли. Поезжай в Париж и поговори с ним. Объясни ему, по крайней мере, свои причины, почему ты решил уволиться, и поделись с ним своими мыслями насчет этого слияния. Сейчас компания переживает критический момент, и если ты уйдешь вот так, ни с того ни с сего, ты рискуешь создать…

Да что это я такое говорю? Что я пытаюсь защитить? Терри — предатель, а ситуация в компании точно такая, каковой он и Боэссон добивались, какой вред и кому может причинить Енох. Ведь его фигура ничего не значит. Как, впрочем, и моя тоже, как фигуры всех нас. Мы для них не люди, а только цифры в банковских переводах, которые ежемесячно они автоматически перечисляют на наши счета в банке. Чем больше людей уволится, тем лучше для них.

Енох улыбается, он наслаждается безмолвием, в которое ему удалось погрузить меня. Потом снова смотрит вверх, на кроны деревьев, на небо, и едва заметно кивает головой.

— В пятницу утром я уезжаю в Зимбабве, — сообщает он. — И если все пройдет благополучно, в понедельник вечером я доберусь до миссии, где работает мой брат, это маленькое поселение на реке Замбези вдоль границы с Замбией, у него нет даже названия. Насколько мне известно, шесть месяцев в году их там заливают дожди, но, вот парадокс, питьевой воды не хватает, потому что вся вода вокруг инфицирована. Питьевую воду они возят цистернами с водопада Виктория в двухстах километрах от поселка. Только грузовик, который у них был, окончательно вышел из строя. Вот я и продал свои акции и купил новую автоцистерну для пожарной станции в Комо, где когда-то проходил военную службу. Взамен пожарные отдали мне свою старую автоцистерну, ее-то я и отправил в Хараре, столицу Зимбабве. Не сегодня-завтра она уже будет на месте. В пятницу ночью я прибуду в Хараре, а в субботу утром вместе с молодым португальцем, священником, по имени Хосе, он друг моего брата, мы поедем на этой автоцистерне прямо в поселок. Путь предстоит неблизкий: больше тысячи километров, дороги там в очень плохом состоянии, но если по дороге не будет ни обвалов, ни объездов, то за три дня и две ночи мы сможем добраться.

Неожиданно я представил себе Еноха в рубашке цвета хаки, в сандалиях и бермудах, сидящего за рулем автоцистерны, бегущей по пыльным дорогам в самом сердце черной Африки. Вот в каком образе он мог бы снова заблестеть, нет, даже так: он непременно заблестит. Куда там пиджак да галстук.

— Что тебе сказать, Паоло, — смущенно бормочу я. — Ты хорошо подумал, надо полагать.

— Да, Пьетро. Уже давно я собирался это сделать. Такая жизнь не для меня: я устал от ежедневного вранья, делать то, во что сам не верю и слишком много зарабатывать. Ты помнишь то проклятие, что у меня вырвалось, оно мне как бы глаза открыло. Я сейчас переживаю что-то вроде второго рождения.

— А твоя жена?

— Она со мной согласна. Через пару недель и она приедет, когда продаст дом, он записан на нее. Мы больше сюда не вернемся. Тебе случайно не нужен мобильный телефон, даже видеотелефон?

Он вытаскивает из кармана серебристый мобильник и, посмеиваясь, показывает его мне.

— Нет? Тогда, знаешь, я бы мог его разбить, мне на самом деле, ох, как хочется шваркнуть его об землю и посмотреть, как он разлетится на мелкие кусочки, но у меня есть идея и получше.

Посмотри, что я сделаю.

Енох встает, пересекает скверик и подходит к мусорным ящикам. Но не бросает телефон в ящик, а осторожно кладет его на крышку, и его мобильник остается лежать там, поблескивая на солнце. Енох возвращается и садится рядом со мной.

— Пусть полежит. Посмотрим, что будет. Спорим, что прежде чем твоя дочь выйдет из школы, его кто-нибудь заметит, остановится, посмотрит по сторонам и, как ни в чем не бывало, сунет в карман, в полной уверенности, что это подарок судьбы. Я бы с удовольствием остался полюбоваться этим зрелищем вместе с тобой, но, к сожалению, через двадцать минут у меня встреча, надо бежать. Свою машину я подарил консьержу из нашего дома, нужно пойти к нотариусу зарегистрировать смену владельца автомобиля.