Протоиерей Александр - ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ

• Название: ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ
• Автор: Протоиерей Александр
• Издательство: Издательство Крутицкого подворья
• Жанр: Религия
• Год: 2006

Книга протоиерея Александра Сорокина «Христос и Церковь в Новом Завете. Введение в Священное Писание Нового Завета. Курс лекций»» вышла в Издательстве Крутицкого подворья совместно с Синодальным Отделом по делам молодежи Московского Патриархата (по благословению председателя Отдела Архиепископа Костромского и Галичского Александра) и Обществом любителей церковной истории. Книга представляет собой курс лекций по Введению в Священное Писание Нового Завета, читаемый автором с 1996 года в Санкт-Петербургском Институте богословия и философии. В книге подробно излагается история написания Священных книг Нового Завета — Евангелий, Книги Деяний святых апостолов, апостольских посланий и Апокалипсиса. Издание продиктовано недостатком систематических пособий вводного характера, которые были бы составлены с учетом как общепринятых достижений современной библеистики, так и, в не меньшей степени, православного Церковного Предания.

---

7-ая тема — выступает при рассмотрении притчи в контексте Постной и даже Цветной Триоди. Поставленная после притчи о Мытаре и Фарисее и перед притчей о Страшном Суде, предложенная молитвенному созерцанию верующих в преддверии Великого Поста, притча о Блудном Сыне являет собою образ отдельного звена в цепи покаянных переживаний или особой ступени великой лестницы нашего восхождения к Богу. Недостаток места не позволяет заняться рассмотрением этой темы в отдельности и понуждает коснуться ее лишь в связи с последней 8-ой и основной темой притчи — темой об Отце. Эта тема, связующая все другие, раскрывается в притче в таком ослепительном свете, что человеческий разум нередко как бы замирает перед ней, не смея приступить к своему исследовательскому делу.

Тем не менее, каждый христианин и сердцем и разумом должен внимать тому, что сказано в этой притче об Отце, так как в ней речь идет несомненно об Отце Небесном, и потому, что Сам Господь и Его Церковь через подготовительные недели поста, через самый Великий Пост, а далее через Страстную, Светлую и последующие седмицы зовет нас восходить именно к Отцу...

«Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20, 17).

Церковь, показуя в притче свет божественной славы, как бы подражает самому Христу, явившему Своим ученикам, в преддверии Своих Страстей, славу Фаворского света.

В притче о блудном Сыне Божественная Слава более всего открывается, как Слава нашего Небесного Отца. Эта притча есть откровение о Любви Отца к человеку, которая по мере развития рассказа разгораясь перед нашим внутренним взором все сильнее и сильнее, в конце является нам как некий пылающий костер.

Вступление притчи есть еще и откровение об образе Божием в человеке, имеющее свою параллель в Книге Бытия. Удаление сына из Отчего дома есть свидетельство о полноте свободы, дарованной человеку, а врученная ему доля отцовского имущества — образ многих других высших дарований.

В числе даров, которыми владеет младший сын, есть еще один бесценный, хотя и не указанный в качестве дара притчевого отца, но все же относящийся к притчевому откровению о человеке. Это — дар памяти об Отце и отчем доме, иначе говоря, дар совести. Через эту память — совесть отец неумолчно зовет сына, не нарушая при этом его свободы, ибо он зовет через голос его сердца. «Отечественной славы — удалихся» поется об этом воздыхании совести в кондаке, что в одной стихире (Слава на Господи воззвах) звучит еще скорбнее: «О, каковых благ окаянен себе лиших! О, какова Царствия отпадох».

Но откровение о полноте Отчей любви становится поистине ослепительным с того мгновения, когда блудный сын приходит в себя.

Отец (очевидно обладающий всеведением неусыпной любви), выйдя навстречу кающемуся, не идет, а бежит к нему, и найдя его, заключает его в свои объятия и, наконец, не отвечая на его покаянные возражения, сразу торопится наделить его всей полнотой своих даров. И, может быть, только богодухновенные слова апостола Павла (его Гимн Любви в 1 Кор. 13, 4-7) могут передать нам отчасти то, что приоткрывается нам о любви Отца в притче о блудном Сыне: «любовь долготерпит, милосердствует, ... любовь не гордится, ... не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».

Образ такой совершенной Любви предложен нам в преддверии Великого Поста, очевидно, потому, что всякий грех есть грех против любви и что по настоящему каяться можно только перед лицом Любви, ибо Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 8).

Но «любовь не только долготерпит, не мыслит зла», но и одаряет и наделяет, почему надлежит каяться не только в том, что мы сделали дурного, но и в том, чего не сделали доброго, надо скорбеть о бесплодности своей любви...

Если притча о Блудном Сыне раскрывает образ обогащающей, дарствующей любви, то следующая, предлагаемая вниманию верующих в преддверии Великого Поста, говорит уже о том, что на Страшном Суде Господнем за наличие именно этой одаряющей любви человек будет оправдан, а за отсутствие ее — осужден (Мф. 25, 31-46).

Рассказ о дарах, которыми Отец наделяет покаявшегося сына, есть, в сущности, откровение о всем Спасительном Домостроительстве Божием. Но это откровение этим не ограничивается. Безмерность Отчей любви не в меньшей мере открывается и в отношении к старшему сыну.

Отец хочет одарить его любовью совершенных, наделить даром радования за других — дарованием сорадования.

Он зовет на пир бескорыстной радости, призывает к торжеству Церкви Небесной, к ликованию ангелов о грешнике кающемся...

Но старший сын избирает путь расчетов, путь правовых отношений, на который члены семьи становятся более всего тогда, когда иссякает любовь.

Святому произволу любви старший сын предпочитает контракт, и тем самым ставит себя в положение наемника.

Путем старшего сына, путем законничества и счетов даже с Богом идут многие, слишком многие, даже в пределах церковной ограды. Прямого зла они обычно не делают, и может быть никогда не сделают, но тем страшнее их отчуждение от истинной жизни.

Но и каждый из нас, мы все, особенно если начинаем исправляться, легко становимся на такой путь.

В этом таится смертельная опасность. И в притче Господь указывает на нее. К счастью, и здесь... Отчая Любовь превосходит нашу немощь. Отец не отверг и старшего сына, и после его первого отказа Сам «вышедши, звал его»: по выражению Синаксара, «вводя тихими словами и кроткими, и любезными».

О, если бы нам только суметь всегда расслышать эти «тихие слова», этот «глас хлада тонка», этот зов Отчей любви, голос Духа Святого.

102. Страсти по Луке

В повествовании о Страстях по Луке (при том, что в подавляющей своей части это общий материал для всех Евангелий) также можно заметить характерные черты.

Первое, что бросается в глаза — это то, насколько повествование о Страстях пронизано деликатностью и нежностью по отношению к Господу Иисусу [в отличие, например, от Марка — А.С.]. Он не посчитал необходимым приводить слишком шокирующие детали. Он не упоминает о том, как Иисуса бичевали. Или такая, на первый взгляд, может быть, незначительная деталь: Иуда не целует Иисуса, а только «приближается», чтобы это сделать[797] (Лк. 22, 47).

Страдания Иисуса скорее внутренние. Особенно это видно в повествовании о Гефсиманском борении. Как свидетельство внутренних страданий на Иисусе появляется кровавый пот (22, 44). Его поддерживает Ангел, как когда-то Ангел приносил хлеб пророку Илии (см. 3 Цар. 19, 5 слл.). В этой детали, кстати, вновь проявляется пророческая тема.

Далее Иисус успокаивается и как будто забывает о собственных страданиях и больше думает о других. В рассказе Луки встречаются уникальные, какие-то попутные, как кажется — второстепенные, мелкие, но пронзительные эпизоды и даже просто детали. Так, Иисус называет Иуду по имени (Лк. 22, 48), исцеляет ухо рабу (22, 51), бросает взгляд на отрекшегося Петра (22, 61), обращается к плачущим женщинам (23, 28 слл.), прощает своих истязателей (23, 34), милует разбойника (23, 43)...

Иисус умирает успокоенным. Его последний возглас на Кресте — это не ужасающий вопль богооставленности и человеческого страдания, а вечерняя молитва каждого иудея:

В руки Твои предаю дух Мой (23, 46),

но с обращением «Отче!», говорящим об особом отношении к Богу.

Страдания учеников

Мученические страдания учеников в Деян. описаны в намеренно созвучных тонах, что и страдания Иисуса в Евангелии. Страдания Церкви — это страдания Иисуса. Один из первых диаконов (архидиакон) Стефан предан смерти по тому же обвинению, что и Иисус, повторив Его слова на суде. Он умирает, прощая палачей словами своего Господа:

Деян. Лк. 55 Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, 56 и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. 57 Но они, закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, 58 и, выведя за город, стали побивать его камнями. Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла, Отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией (Лк. 22, 69 и пар.). 59 И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. 60 И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего (Деян. 7, 55-60). Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34).

Так сочетается в писаниях св. Луки — Евангелии и Деяниях Апостолов — труд культурного, язычески образованного писателя, добросовестного исследователя и в то же время сведущего в библейской традиции, уверовавшего ученика, апостола, евангелиста и первого церковного историка.