Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2009)

• Название: Новый Мир ( № 11 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

И поэтому, когда поезд сбавил ход и наплыли огни какой-то станции, сияющие окна, я легко соскочил на асфальт, прихватив китель, пошел в вокзал, на ходу залезая в боковой карман и вынимая бумажник с документами и деньгами, доставшийся мне в одном разгромленном дукане. Я только хотел прикупить выпивки, клянусь вечным возвращением. Но буфет там был закрыт, или его вообще не было на этой станции. Какой-то юркий малый, степняк по виду, подсказал пойти в белый домик поблизости, ударить в окошко. И я пошел. Ничего купить мне не удалось, хотя саманный дом, выбеленный и похожий на круг сыра, действительно… Но что тут действительно, а что нет? Кто это может подтвердить? Вернувшись сюда в следующий раз, я, возможно, увижу что-то другое, не знаю… Это все детали. Главное-то: поезд уходил дальше без меня. Я было рванул следом, бежал, но последний вагон ускорял ход, стук и вскоре вовсе исчез в темноте. И я перешел на шаг. Остановился.

Рядом лежала степь, сухо пахнущая скудными травами, беззвучно дышащая. Я уловил терпкий аромат полыни и верблюжьей колючки сквозь запах шпал. Степь расстилалась под звездами по обе стороны Млечного Пути, а вдалеке что-то глыбилось — наверное, горы. Все было на месте. Я вытер пот и пошел дальше, сшибая камешки. Некоторое время тропинка вилась, серея, вдоль железной дороги, а потом утекла вниз, растворяясь в степной мгле. И я двинулся по ней, вздымая легкую невидимую горькую пыль.

Я ни о чем не жалел. Я сам хотел этого.

Хлеб и вино

Горзев Борис Аркадьевич — поэт, прозаик, сценарист. Родился в 1944 году. Живет в Москве. Автор двух стихотворных сборников и нескольких книг прозы. Произведения Б. Горзева переводились на польский, болгарский и греческий языки. В “Новом мире” публикуется впервые.

 

 

 

*     *

  *

Всякий конец означает чему-то начало.

Море качало. Чайка кричала возле причала.

Чайник с продавленным боком пыхтел у кострища.

Ослик с мерцающим оком. Смолистые днища

старых баркасов с наростами мидий. Сухо и пряно.

С юга — Ливадия, с севера — Лидия, истина — прямо.

Может, два шага осталось. А может, без толка

плыть — не доплыть, обогнув океаны два раза.

Всякий конец означает начало, но только

там же, в начале, придет и конечная фраза.

Сухо. Февраль. Миндалем еще не зацветали

пелопоннесские склоны. Сухо и пряно.

С юга — Ливадия, с севера — Лидия, истина — прямо.

Мальчик Гомер примеряет на вырост сандалии.

 

Берег

Сполох заката над лесом застыл,

чайка в него черный клюв обмакнула,

села на воду... Беззвучие, стынь.

Белая ночь. Ни движенья, ни гула.

Даже комар, отзвенев, замолчал,

дятлу в сосне опротивела трещина...

Может, тут вправду начало начал —

берег, где только мужчина и женщина?

Шепчет углями ночной костерок,

щука, плеснув, в камышах заскучала...

Это, конечно, начало начала,

краткий, как жизни безвременной, срок.

Вот и восход выдул первую строчку.

Скоро и солнца зажжется пятак...

“Ты кого хочешь — мальчика, дочку?” —

“Спи, — отвечаю, — да будет все так...”

Утром к воде шла довольная женщина.

Блесны мужчины обдуривал язь.

Дятел, зевнув, вспомнил старую трещину.

Щука, плеснув, за охоту взялась.

 

 

*     *

  *

Виссариону Фуксу

Заработали на хлеб и на вино.

Большего не нужно, не дано.

Соль и солнце крошками в усах.

На веревке полотенце вместо флага.

Это — наших судеб сага: паутина на часах.

Что ты ищешь в светлой глубине

с аквалангом на пиратском дне?

Вылезаешь, разбираешь черепки,

звякнут заскорузлые монеты…

Это не монеты, это — Антики стихи.

Был гекзаметр, а я плету хорей.

Всяк плетёт, чего ему добрей.

Пусть оно на дне погребено —

будет миф, сказанье или сага.

На веревке полотенце вместо флага.

Заработали на хлеб и на вино.

 

 

Волоколамский этюд

С этой женщиной, спящей на левом боку,

я едва лишь знаком, я общений бегу

в нашей краткой поездке.

Я присел бы в ногах у нее, но, увы,

мы не только во сне, мы и в яви на “вы”.

Нам губами не встретиться.

И к тому же я старше ее во сто крат,

и к тому же не делом, а словом богат

(что, увы, не богатство).

Вот лежу и зачем-то лелею строку

с этой женщиной, спящей на левом боку

на соседней кровати.

 

Между нами полметра — и тысяча лет.

Мне заказывать надо плацкартный билет

для свидания с Богом,

а, пусть мысленно, не предаваться греху

с этой женщиной, спящей на левом боку

от меня в полуметре.

Ну да полно: уж птицы, а я все не сплю.

Что-то там про себя, как Емеля, мелю,

но наверное знаю:

с этой женщиной, спящей на левом боку,

как спалось бы мне сладко, подобно сурку,

в предпоследнюю зиму.

 

Старый Арбат

В кривом арбатском переулке

весной ветра нахально-гулки

и краткосрочными снегами

ложится тополь под ногами.

Блестит умытое окно;

сосед торопится в кино

(наверно, пик соцреализма);

другой (завидная харизма)

в своем подвальчике вино

с каким-то третьим распивает.

Я тут живу. Я тут давно.

Случилась жизнь. В ней все бывает.

 

Золотой

Истекут мои дни — то счастливые, то сумасшедшие,

с которыми сам не знаю, был ли я толком знаком,

и вот я выпишу тебя к себе, в мое давнопрошедшее,

и мы наконец уляжемся под пуховиком

где-то в Карелии, осенью, в моей палатке,

в лесу, где мхи на валунах что серебряный дым.

Ты будешь поцелуями ставить на коже моей заплатки,

а днями вязать мне носки, ожидая, когда я

                     вернусь с рыбалки, как обычно, пустым.

И тогда ты поймешь, что мы с тобой — только способ

выразить словом мысль и нашей девочке дать имя,

а потом придет ее князь (возможно, достойная особь),

и меч по ночам не будет меж ними двоими.

А пока ты мне вяжешь носки, а я головы рыбам дурачу,

слыша, как в соснах сзади дятел вторит клесту,

длится мой сон, будто мне наконец дали сдачу —

маленький золотой с сотен, брошенных в пустоту.

Павшие жизнью храбрых

Исмайлов Хамид родился в 1954 году в г. Токмак (Кыргызстан). Закончил Багратионовское военное училище. Автор нескольких поэтических книг. Как прозаик печатался в журналах "Знамя", "Дружба народов" и др. В "Новом мире" публикуется впервые.

В настоящее время живет в Лондоне.

Повесть

Во имя Бога Милостивого, Милосердного!

1

Вечерами после прогулок в одиночестве он возвращался в опустевшую квартиру, ставил в угол палку и, волоча непослушные ноги, направлялся наверх, в свою комнату. Тяжело скрипела то ли лестница, то ли его старческие кости, в голове вертелся неподвластный даже мельничным жерновам вопрос: “Что же это происходит?” Он спускался на кухню, нет, не в поисках ответа, а ради некоего успокоения; озирался по сторонам, но, не имея желания даже вскипятить чай, переходил в большую комнату, где также не находил себе места, и отправлялся в ванную. Наскоро умывшись, он шел в свою спальню и, не раздеваясь, валился на кровать. Вот так, лежа неподвижно, будто затаившись, он всем своим существом, казалось, следил за медленным течением времени.