Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2009)

• Название: Новый Мир ( № 4 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

 

Заходит в Шахматове разговор о Брюсове, и опять возникает противоречие. Для Белого Брюсов при всей «двусмысленности» его облика — «мэтр», «вождь», точка отсчета. А Блок вдруг огорошивает таким приговором: Брюсов не маг, а математик.

Приговор-то не окончательный, и через три с небольшим месяца Блок, даря былому магу свою первую книгу, с полной искренностью надпишет:

 

Законодателю русского стиха,

Кормщику в темном плаще,

Путеводной зеленой Звезде.

Глубокоуважаемому

Валерию Яковлевичу Брюсову

В знак истинного преклонения…

 

А внутри книги — три эпиграфа из Брюсова. И к первому разделу «Неподвижность», вслед за эпиграфом из Владимира Соловьева, и к третьему разделу «Ущерб»:

 

Мой факел пальцы мне обжег.

Завесой сумерки упали.

В бездонном мраке нет дорог.

 

В этих строках — близкий Блоку мотив бездорожья, поиска нового пути во мраке. В целом же, усвоив брюсовскую «математику», получив полезный урок образной и стиховой техники, Блок открыл собственную магию, и теперь пришло время оттолкнуться от «законодателя» и «кормщика», плыть иным путем.

Отношения Блока с людьми — и близкими и далекими — пролегают в двух измерениях. Одно — это «сейчас», другое — это «всегда», в масштабе целой жизни. «Сейчас» могут быть восторг и охлаждение, приятие и отрицание, могут быть оскорбительные реплики, убийственные отзывы в разговорах, письмах и дневниковых записях. «Всегда» — это объективная роль данного человека в блоковской судьбе, общий смысл взаимодействия личности Блока с другой личностью.

Всякое устное или письменное слово Блока о его спутниках, житейских и метафизических, — это точка на окружности. А смысл — полный круг меняющихся, развивающихся взаимоотношений. С Любовью Дмитриевной. С Андреем Белым. С Брюсовым. С Владимиром Соловьевым. В какой-то степени — и с Христом, к которому Блок относится очень «лично» и пристрастно.

 

Белый с Петровским уже собираются уезжать, как вдруг объявляется наконец Сережа Соловьев и берет на себя ведущую роль в вечерних «послечайных» разговорах. Импровизирует, мистифицирует. Придумывает, как через двести лет некий француз Лапан будет изучать историю «секты блоковцев» и выяснять, существовала ли Любовь Дмитриевна на самом деле. Всем весело.

Но финал игры близок и неизбежен. По приезде в Москву трое «блоковцев» собираются на новой квартире Сережи в переулке между Арбатом и Поварской. Приходит Сережин гимназический приятель Ваня Щукин, сын фабриканта-мецената. Дарит статуэтку Мадонны, привезенную из Италии. И «блоковцы» совершают символическую акцию: возжигают ладан перед Мадонной.

Триумвират Блока, Белого и Соловьева на этом прекратит свое сущест­вование. Как и культ Прекрасной Дамы в ее земном воплощении. Но не довольно ли того, что было, что состоялось? И отстоялось стихами, навсегда осталось в книгах.

 

ПЕРВАЯ КНИГА

 

В июньском номере «Нового пути» за 1904 год — подборка из девяти стихотворений Блока.

Алексей Петровский после поездки в Шахматово пишет Эмилию Карловичу Метнеру, одному из «аргонавтов» и музыкальному критику (он печатается под псевдонимом Вольфинг): «Какое богатство, сжатость, значительность. Рядом с Брюсовым — Блок, крупнейший теперешний поэт. Стихи же А. Белого мне теперь до такой степени стали чужды, что <…> больно слышать».

Метнер этого восторга не разделяет, ему стихи, помещенные в журнале, нравятся меньше, чем прежние. Он говорит об «однообразии» музы Блока, но рассудительно заключает: «Надо подождать, пока выйдет книга стихов, тогда виднее. Мне Блок представляется более талантливым, нежели Брюсов, а Бугаев гораздо талантливее, нежели оба, нежели, разумеется, Бальмонт».

Примечательно, что в литературном сознании два «старших» символиста (Бальмонт и Брюсов) все чаще сопрягаются с двумя «младшими» (Белый, Блок). Четыре поэтических имени на букву «Б» составляют некий воображаемый квартет, и всякий читатель стихов расставляет эти имена по своей индивидуальной эстетической иерархии.

Что же касается Метнера, то именно ему предстоит первым ознакомиться с книгой блоковской лирики. Он служит цензором в Нижнем Новгороде, и к нему то и дело обращаются издатели модернистских книг, опасаясь, что поэтические туманности могут быть сочтены крамолой — не политической, так религиозной. Издатель Соколов просит Андрея Белого послать Метнеру как «культурному цензору» рукопись «Стихов о Прекрасной Даме».

Метнер прочитывает «чарующие стихи» за один вечер и подписывает девятого сентября цензурное разрешение. «Спасибо, спасибо за Блока», — пишет ему Белый.

Двадцать седьмого октября книга выходит в свет. Внизу обложки стилизованными буквами выписано: «Книгоиздательство „Гриф” Москва 1905». Почему будущий год? По-видимому, из соображений «маркетинга»: чтобы товар сразу же не стал «прошлогодним». (Замечу, что через сто лет постсоветские издатели вернутся к такой практике хронологического «опережения».)

Опасения Блока по поводу «ультрадекадентского» оформления оказываются напрасными. После отвергнутого Блоком первого варианта обложки второй, сделанный художником Владимировым, вполне приемлем. Не обошлось без ляпсуса: в стихотворении «По городу бегал черный человек…» в первую строку вместо «человека» влез «человечек». Соколов не преминул указать автору: «Опечатку <…> Вы пропустили, увы, сами».

Намеченный тираж — одна тысяча экземпляров (в итоге выйдет 1200). Стоимость — один рубль. Бо2льшую цену издатель поставить не решился: только Бальмонт и Брюсов сейчас могут претендовать на два рубля за книжку. «Толпа платит за имя. Надо создать себе известность и невысокой ценой первой книги подготовить широкий круг читателей для следующих», — пишет Соколов Блоку в преддверии выхода «Стихов о Прекрасной Даме».

И притом советует ему не брать слишком много экземпляров для дарения друзьям и знакомым: «Каждый одаренный дает почитать двадцати знакомым, и в результате круг людей, интересующихся книгой, исчерпан».

Окончательный расчет издателя с автором будет произведен в конце 1910 года. Блок получит от Соколова последние 32 рубля, а вместе с предыдущими выплатами суммарный гонорар составит 130 рублей. Плюс 74 экзем­пляра, которые автор за это время получил бесплатно. О каком-либо коммерческом эффекте издания говорить не приходится. Для сравнения: в марте 1905 года отец Блока присылает сыну в качестве материальной поддержки триста рублей, а в мае — еще двести.

Появляются критические отзывы, в которых «вечная сущность» книги понята и принята. В журнал «Весы» по просьбе Брюсова пишет рецензию Вячеслав Иванов. Лично с Блоком он пока не знаком, стихи считал «деланными и навеянными», но когда «увидел его вещи во всей совокупности», даже устыдился своего прежнего отношения. «Высшее требование, предъявленное поэзии Верленом: „de la musique avant toute chose” [2] , — исполнено…» — констатирует мэтр.

Зинаида Гиппиус, написав большую рецензию для «Нового пути», показывает ее Блоку до напечатания. Отзыв отнюдь не комплиментарный, и претензия предъявлена серьезная: «Книга Блока мистична, но отнюдь не религиозна». Гиппиус борется с эстетизмом, считая веру в искусство страшным грехом. Недовольна обожествлением Прекрасной Дамы, хотя именно первой части книги отдает предпочтение перед остальными. «Стихи без „Дамы” — часто слабый, легкий бред <…> та непонятность, которую и не хочется понимать». Написано с некоторой снисходительностью: «Не будем же требовать от этой милой книжки более того, что она может дать; она и так дает нам много, освежает и утешает нас, посылает легкий, мгновенный отдых».

На такое можно и обидеться. Однако Блок нуждается не только в поддержке, но и в споре, в диалоге. Вопрос о соотношении религиозной веры и «веры эстетической» подлежит долгому обсуждению, которое ценно само по себе. Об этом пишущие и читающие будут полемизировать вечно, к общему решению не придут никогда, но энергия спора будет питать творчество.

Среди принявших «Стихи о Прекрасной Даме» — двадцатилетний московский поэт Виктор Гофман, поместивший одобрительную рецензию в журнале «Искусство». Рецензия не очень глубока. Автор довольно наивно перечисляет «лучшие», по его мнению, стихотворения, а в конце указывает «довольно слабые». Кстати, история литературы и критики не раз показала, что такие перечисления — самый проигрышный прием в арсенале критика, поскольку в разряд «слабых» нередко попадают самые оригинальные вещи. Так и здесь: «отвратительным» обзывает рецензент стихотворение «Город в красные пределы…».