Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2009)

• Название: Новый Мир ( № 10 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“В русской поэзии много „последних” поэтов. Парадокс в том, что на протяжении 250-летнего ее существования звучат стоны, что поэзия умирает, а это последний русский поэт. Что пушкинское солнце закатилось, Бродский умер, а вот этого не досмотрели, Мандельштама уничтожили, и вот этого не уберегли. Но я считаю, что мы сейчас живем в замечательное время — бриллиантовый век русской поэзии. Я могу назвать 30 — 40 поэтов „первого звена” от Цветкова до Кенжеева, от Гандлевского до Льва Лосева, от Кушнера до Юнны Мориц. Если сравнивать с началом прошлого века, это соизмеримые вещи. Мы, говоря про Серебряный век, также можем назвать примерно 40 имен”.

 

Игорь Клех. Ночное светило русской культуры. — “Вестник Европы”, 2009, № 25 <http://magazines.russ.ru/vestnik>.

“Наши литературоведы постарались забыть, что целомудренный Гоголь, по свидетельству современников и первых биографов, являлся большим любителем и рассказчиком чудовищно непристойных, скабрезных анекдотов и крепких слов. Даже в отредактированных изданиях его переписки хватает отточий”.

“Никакой загадки в безвременной и скоропостижной смерти Гоголя нет. Он захотел умереть и сделал это, как ни старались ему помешать”.

“Тогда сообща принялись за него всерьез: запретили красное вино, раздели догола и принялись ставить клизму, горчичники, восемь крупных пиявок на ноздри, лед на голову, кричать на него и насильно сажать в ванну, поливать голову едким спиртом, магнетизировать (гипнотизировать), обманно и насильственно кормить питательным бульоном, травить каломелью и обкладывать тело горячим хлебом. Никакому Гоголю нечто такое не могло и привидеться! Господи, прости нас за то, что мы с ним сделали”.

 

Кирилл Кобрин. Последний оплот Европы. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 20 июля <http://www.polit.ru>.

“Свобода — в ее европейском, западном понимании — стоит четыре тысячи евро. Именно столько заплатили сэр Эдвард Даунз и его жена Джоан швейцарской клинике „Дигнитас” за услугу, цены которой на самом деле просто нет. 85-летний сэр Эдвард и его 74-летняя супруга совершили в стенах клиники так называемое „ассистированное самоубийство”, выпив специально подготовленный местными врачами смертельный коктейль”.

“<...> а председатель британской организации Pro-Life Alliance Доминика Робертс даже умудрилась утверждать, что сэр Эдвард и его жена выбрали неправильный путь, так как они „должны были счастливо провести остаток своей жизни”. Как это согласуется со слепотой и глухотой больного восьмидесятипятилетнего музыканта и последней стадией рака у пожилой женщины — непонятно”.

“На самом деле, этический спор по поводу добровольного ухода из жизни возможен на Западе только между христианином и атеистом. Хотя, конечно, и спора здесь быть не может, так как стороны обречены на взаимное непонимание”.

 

Капитолина Кокшенёва. О войне, любви, свободе. Тридцатилетние: Прилепин, Шаргунов, Коваленко. — “Москва”, 2009, № 6 <http://www.moskvam.ru>.

“„Я занимаюсь революцией”, — говорит герой Прилепина. И это уже ослепительно, это уже раздражающе, это уже круто. И в принципе если всерьез отнестись к „революции” Прилепина, то понять ее довольно нетрудно. В его революции нет ничего больше социально-протестного порыва. Да, собственно, и сам протест не сформулирован, не обдуман и чаще бессмыслен. Это не протестное мировоззрение, но протестное настроение , и это, мне кажется, для Захара принципиально. Принципиально потому, что те, кто жил и шел впереди, — те слишком много болтали о „духовном опыте”, исканиях, „маловнятном понимании добра”. И все это было так легко отдано и предано, потому что их, прежних, „искания” и „духовность” выедены были до дна глубоким разочарованием. А потому они, новые и свежие люди, не хотят рефлексий — вплоть до вызова русской интеллигентской традиции: герой Прилепина готов окончательно решить, что русский человек „не склонен к покаянию”, „и хорошо, что не склонен, а то бы его переломали всего ” („Санькя”)”.

 

Максим Кронгауз. Новая иерархия. В Интернете, как в жизни, сначала побеждает сильный, а потом все равно умный. — “НГ Ex libris”, 2009, № 27, 23 июля <http://exlibris.ng.ru>.

“Человечество изобрело две формы существования языка — устную и письменную. Сегодня можно говорить о третьей. Язык в Интернете занимает промежуточную позицию — по форме он письменный, а структурно и по сути устный. Это означает, что язык перестраивается и его нельзя оценивать по законам письменной или устной речи”.

“Если раньше проверка орфографии осуществлялась с помощью словаря, то сегодня даже образованные люди не лезут на полку. В частности, по той причине, что новых слов в словарях нет. Проверяют с помощью поисковых систем. Забивают два варианта написания и смотрят, какой чаще встречается. <...> Именно так и меняется норма. Норма ведь может пониматься и как некий эталон (хранителями которого являются лингвисты), и как просто обычное поведение, то есть поведение большинства”.

 

Экс-человек-собака Олег Кулик: Для бездарных художников — гранты, для жадных — рынок. Беседу вела Аксинья Курина. — “Українська правда. Життя”, Киев, 2009, 7 июля <http://life.pravda.com.ua>.

Говорит Олег Кулик: “Художник — как солдат. Среди солдат и художников есть трусы. Это нужно признать”.

“Моя позиция очень религиозная. Она заключается в том, что перемены, изменения, которые с нами происходят, они все во благо, и нужно попытаться канонизировать сам процесс восприятия перемен”.

“Миром управляют демоны, с ними тоже надо дружить”.

“Почему я так поменялся? У меня был вариант — либо превратиться в старого пердуна, который всем недоволен, и рассказывать о героических подвигах. Либо измениться”.

 

Виктор Куллэ. Под Бродского нужно попасть, как под поезд. Беседу вела Елена Орлова. — “Областная”. Общественно-политическая газета. Иркутск, 2009, № 81, 22 июля.

“На самом деле, у Бродского была своя внутренняя мифология языка, о которой я, как исследователь, могу что-то „брямкать”, но на самом деле что именно он имел в виду, никто не знает”.

“На самом деле это дикий вызов, я попаду под страшную критику, когда переведенные мною английские стихи Бродского будут опубликованы”.

 

Вадим Левенталь. Выдавить brand по капле. — “Санкт-Петербургские ведомости”, 2009, № 128, 15 июля <http://www.spbvedomosti.ru>.

“„Бренд” на самом деле не что иное, как физиологические очерки. Задача этого жанра — дать срез времени в отдельно взятой точке. Сивун выбирает двадцать шесть точек — знаковых явлений современности. Принцип отбора, по сути, случайный, основа его — английский алфавит. Понятно, что при другой организации текста точки могли бы быть совсем другими, вместо Barbie мог бы быть Boss, вместо IKEA — I-Phone ”.

“Герой этой книги, конечно, идеальная модель — как физики оперируют идеальными плоскостями, которых в действительности не существует. Но проблема в том, что в каждом из нас есть немного от этого героя, — и чем моложе человек, тем больше это присутствие”.

 

Литературная критика — это цирк. Кирилл Решетников об авторитетах, потусторонних явлениях и истинно евразийском мироустройстве. Беседу вел Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2009, № 25, 9 июля.

Говорит критик Кирилл Решетников (он же поэт Шиш Брянский): “Настоящий писатель — тот, которого невозможно классифицировать, который сам себе жанр”.

 

Алексей Любжин. Филология и школа. — “Русский Журнал”, 2009, 21 июля <http://russ.ru>.

“<...> зазор между концепциями средней и высшей школы в филологии ярко сказывается уже на вербальном уровне — филологические факультеты есть, а школьного предмета „филология” нет”.

“Предмет ее [филологии] исследования (оставляя в стороне лингвистику) — текст. Соответственно основные ее задачи — установление правильного текста и сбор сведений, необходимых для его понимания (комментирование). Те продукты, с которыми она выходит к обществу, — издания, содержащие текст (прежде всего литературной классики, но не только) и комментарий”.

“Нетрудно видеть, что издание, отвечающее всем необходимым требованиям, — вещь трудоемкая. Его подготовка требует гораздо больше ресурсов, нежели халтура. Это не может не отразиться и на его цене — такая книга будет стоить дорого. Но для большинства публики разницы между хорошим и плохим изданием не существует, и наценка покажется неоправданной. Следовательно, тот издатель, который захочет относиться к своему делу добросовестно, неизбежно окажется в проигрышном положении”.