Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Словом, двойственное отношение Ленина к НЭПу является довольно банальной истиной, и об этом едва ли есть нужда распространяться. С одной стороны, он говорил, что пора отступления завершилась, с другой стороны, что НЭП — это всерьез и надолго. Повторяю, позиция достаточно двойственная, и в ней превалируют, конечно, моменты отрицательного отношения к НЭПу по той простой причине, что он вел с железной закономерностью к возрождению и развитию капиталистических элементов во всей структуре советского общества. В первую очередь, разумеется, в сфере экономики.

Сталин, и это естественно вытекало из всей природы его мировоззрения, также никогда в глубине души не был не только фанатичным защитником новой экономической политики, но даже его твердым сторонником. Он, как и Ленин, считал НЭП явлением временным, на смену которому при соответствующей обстановке, когда положение власти укрепится, неизбежно должна прийти принципиально иная политика. И критическое отношение Сталина к НЭПу нисколько не ставится под вопрос его многочисленными высказываниями, обосновывающими правомерность проведения НЭПа на определенных этапах развития советского общества. Несколько упрощая картину, отношение большевиков к НЭПу можно уподобить своеобразному политическому браку по расчету. А такие браки — вопреки уверениям его приверженцев — в силу самой своей сущности не могут быть прочными и долговечными.

В позднесоветский период в нашей стране в отношении оценок исторического значения НЭПа преобладали в основном две точки зрения. Одни, как например, экономист В. Селюнин, придерживались мнения, что НЭП был великим успехом. В подтверждение своей точки зрения он приводил официальные статистические данные, согласно которым довоенный уровень экономики был восстановлен к 1925 или 1926 году, а к 1928 году объем промышленного производства был на 32 процента и сельскохозяйственного — на 24 процента выше, чем в 1913 году. Другие — таких было меньшинство — полагали, что НЭП обернулся провалом: по их подсчетам в 1928 году национальный доход был на 12 процентов меньше, чем в 1913 г.[328], а накопление было столь незначительным, что позволило бы увеличивать национальный доход немногим более чем на 2 процента в год, то есть темпами, едва достаточными для соответствия темпам роста населения[329].

Сейчас не время и не место вести спор о том, какая из этих двух точек зрения ближе к истине. По крайней мере, некоторые западные специалисты, занимавшиеся изучением данной проблемы, приходят к заключению, что обе эти точки зрения страдают серьезными изъянами и не отвечают реальностям той эпохи. Английский экономист У. Дэвис, около 40 лет занимавшийся изучением проблем советской экономики, высказался на этот счет так: «Хотя в экономическом отношении НЭП был динамичен, из этого не следует, что его ликвидация была результатом исключительно произвола сталинского режима и что никакие экономические факторы не способствовали ликвидации нэпа. На мой взгляд, в 20-е годы советская экономика столкнулась с несколькими весьма трудными проблемами. Во-первых, ликвидация помещичьих хозяйств и снижение по сравнению с 1913 годом богатства зажиточных крестьян сузили коммерческий сектор сельского хозяйства. Объем продажи сельскохозяйственной продукции был гораздо ниже, чем до войны. Это привело как к нехватке сырья для промышленности, так и к резкому сокращению внешней торговли: экспорт упал до менее чем 40 процентов от довоенного уровня, импорт сократился в той же пропорции. Хотя проблема продажи сельскохозяйственной продукции была усугублена неуклюжей политикой преемников Ленина, в сущности, она была порождена структурными изменениями, вызванными в экономике революцией. Во-вторых, массовая безработица среди городского населения стала серьезной и обостряющейся социальной проблемой — гораздо более серьезной, чем до революции. Ни одна из соперничавших группировок середины 20-х годов не выдвинула удовлетворительных предложений по устранению этого бедствия.

Третья серьезная проблема НЭПа, возможно, самая значительная. В международной перспективе советская экономика занимала еще более слабые позиции, нежели экономика царской России накануне первой мировой войны. Разрыв в уровнях производства между СССР и развитыми капиталистическими государствами оставался столь же широким, как и прежде, а по сравнению с США даже увеличился. Технологический же разрыв оказался значительнее, нежели разрыв в уровнях производства. В конце 20-х годов советская промышленность опиралась преимущественно на довоенное оборудование, пострадавшее к тому же от десятилетия небрежения. А на Западе после войны шло широкое строительство новых предприятий, создавались новые отрасли промышленности»[330].

Оценка английского ученого, как мне представляется, позволяет приблизиться к пониманию серьезных проблем, сопряженных с осуществлением новой экономической политики в 20-е годы, а также — что еще важнее — дает возможность глубже уяснить причины, приведшие в конечном счете к свертыванию НЭПа. При объяснении фундаментальных проблем нашего исторического прошлого, конечно, проще и легче всего находить самые простые объяснения. Вроде того, что злая воля Сталина положила конец НЭПу и подвигла страну к рубежу невероятных страданий и катаклизмов. Но столь откровенно субъективное и весьма легковесное объяснение серьезных экономических и политических процессов, происходивших в тот период, не выдерживает сопоставления с реальными фактами и самой логикой исторического развития нашей страны в 20-е годы.

Из поля нашего зрения не должен выпадать еще один отнюдь не второстепенный момент. Некоторые советские историки в период перестройки, когда поднялась мощная волна критики Сталина и был по существу дан старт всесторонней дискредитации всего советского периода истории, обращали внимание на одно обстоятельство. На то, что уже в недрах НЭПа, по существу, зрело его отрицание. Эта гегелевская терминология призвана была доказать, что пресловутая командно-административная система, бывшая якобы монстром, погубившим советскую экономику, как раз и зародилась в недрах проводившейся в 20-е годы новой экономической политики[331]. В принципе такая постановка вопроса правомерна, если ее расшифровать более полно и более конкретно. А именно — в самой природе новой экономической политики были заложены все необходимые элементы ее самоотрицания. Ибо строить новый общественный строй, причем в условиях враждебного окружения, полагаясь прежде всего на рыночные инструменты, которые, мол, сами собой, почти в автоматическом режиме, раскроют блестящие перспективы экономического роста, было если не благим заблуждением, то серьезной политической наивностью.

Историческая ретроспектива развития нашей страны после распада Советского Союза более чем убедительно доказала, что упования либералов от экономики на всемогущую регулирующую роль рынка, этого демиурга в их экономических построениях, в реальной жизни, на деле оказались несостоятельными. Рынок даже в самых высокоразвитых странах играет эффективную роль, когда он сочетается с мерами государственного регулирования. Что же касается созидательной роли свободного разгула рыночной стихии, то это больше похоже на сказки для дебилов младенческого возраста или, скорее всего, целенаправленный обман. Я не стану распространяться на эту тему, ибо она имеет лишь чисто касательное отношение к предмету нашего разговора. Но сделать данное замечание был обязан, поскольку при оценке отношения Сталина к НЭПу мы, хотя бы в подсознании, должны принимать во внимание и наш новейший исторический опыт. А история, как известно, служит материальным отражением неразрывности связи времен в бытии человечества как единого целого.

Итак, поставим главный вопрос — мог ли НЭП быть фундаментальной основой того общего стратегического курса развития страны на длительную историческую перспективу, который Сталин намеревался осуществить? Причем не просто осуществить, а осуществить в исторически кратчайшие сроки. Иными словами, могли ли рыночные механизмы ведения хозяйства стать надежным и эффективным инструментом реализации сталинской политики в сфере экономики страны?

Не только прежние, но и современные критики Сталина утверждают, что дальнейшее проведение новой экономической политики открывало перед страной блестящие перспективы развития не только промышленности, сельского хозяйства, науки и культуры, но и обеспечивало, мол, предпосылки для создания демократических структур правового государства на манер западных демократий. Подобная интерпретация самого НЭПа и достижений, которые он якобы неизбежно нес с собой, мягко говоря, слишком абстрактна, внеисторична, не отвечает требованиям реальной оценки существовавшего тогда положения в стране и в мире в целом. В вину Сталину ставится то, что он насильственно прекратил проведение новой экономической политики и тем самым повел страну в исторический тупик. Можно было бы долго перечислять обвинения, высказываемые в адрес генсека в связи с тем, что он свернул НЭП и лишил нашу страну возможности чуть ли не под одобрение «всего цивилизованного мира» вступить в сообщество передовых западных демократий. Но в реальной жизни суть проблемы состояла в том, что на путях проведения новой экономической политики нашу страну ожидали неведомые и непредсказуемые проблемы, решить которые в русле продолжения НЭПа было невозможно.