Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Одним из ключевых пунктов, по которым проходил глубокий водораздел между Сталиным и группой Бухарина, явились принципиальные разногласия по вопросу об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Я уже вскользь касался этой проблемы ранее. Здесь же необходимо сделать несколько существенных дополнений. В плане политической философии тезис об обострении классовой борьбы стал важным, если не самым главным аргументом в обосновании сталинской политики чрезвычайных мер, а в дальнейшем и широкомасштабных репрессий, затронувших не только реальных классовых врагов, но и всех действительных и потенциальных противников генсека. В более широком аспекте этот тезис превратился в некое подобие теоретического обоснования чисток, или «большого террора», как называют некоторые авторы политику Сталина во второй половине 30-х годов. Без сколько-нибудь внятного и хотя бы в какой-то степени мотивированного теоретическими постулатами трудно было объяснить как масштабы репрессий, так и поистине всеобъемлющий их масштаб.

Сталинский постулат об обострении классовой борьбы был сформулирован генсеком как раз в разгар противостояния между ним и группой Бухарина. Правда, некоторые зачатки этой идеи просматривались и в более ранних выступлениях Сталина. Вообще надо отметить, что весь в целом наступательный дух сталинской политической философии как бы органически предполагал его ставку на перманентную борьбу. И чтобы оправдать и обосновать эту ставку, нужны были определенные теоретические доводы. Разумеется, базирующиеся на догматах марксистской теории. А поскольку на этот счет не имелось каких-либо четких и ясных указаний в трудах классиков марксизма, то Сталин счел необходимым восполнить этот пробел, тем более что повседневная практика советской жизни была насыщена фактами естественного, а чаще всего искусственного нагнетания классового противоборства.

В 1928 году Сталин следующим образом обосновал свой тезис об обострении классовой борьбы: «…По мере нашего продвижения вперёд, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать всё больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику разложения врагов рабочего класса, наконец, политику подавления сопротивления эксплуататоров, создавая базу для дальнейшего продвижения вперёд рабочего класса и основных масс крестьянства….

Не бывало и не будет того, чтобы отживающие классы сдавали добровольно свои позиции, не пытаясь сорганизовать сопротивление. Не бывало и не будет того, чтобы продвижение рабочего класса к социализму при классовом обществе могло обойтись без борьбы и треволнений. Наоборот, продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению, а сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы»[334].

Правые в лице прежде всего Бухарина как главного теоретика и пропагандиста их блока не без веских на то оснований увидели в сталинском тезисе серьезные изъяны. Эти изъяны были связаны с тем, что практика ужесточения классового противостояния на каком-то определенном этапе развития советского общества обобщалась и возводилась в ранг всеобщей истины, пригодной для целого исторического этапа построения социализма. Довольно убедительную критику теории Сталина дал Бухарин. Его аргументация в своей доказательной части сводилась к следующему:

«Полное право гражданства в партии получила теперь пресловутая «теория» о том, что, чем дальше к социализму, тем больше должно быть обострение классовой борьбы и тем больше на нас должно наваливаться трудностей и противоречий. Ее (эту теорию) наметил на июльском Пленуме тов. Сталин… Я считаю, что эта «теория» смешивает две совершенно разные вещи. Она смешивает известный временный этап обострения классовой борьбы — один из таких этапов мы сейчас переживаем — с общим ходом развития. Она возводит самый факт теперешнего обострения в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что, чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми…

Таким образом, теория… провозглашает такой тезис, что, чем быстрее будут отмирать классы, тем больше будет обостряться классовая борьба, которая, очевидно, разгорится самым ярким пламенем как раз тогда, когда никаких классов уже не будет! (Смех.) Это тоже относится к одному из многочисленных теоретических «открытий», которые делаются за последнее время и которые, к сожалению, так или иначе определяют нашу политику…»[335].

Признавая в целом убедительность критики данной теории генсека Бухариным, нельзя тем не менее не испытывать определенную раздвоенность мыслей и чувств. С одной стороны, в пользу Бухарина говорит логика и простой здравый смысл. С другой стороны, нельзя отмахнуться и от аргументов Сталина, если на них взглянуть под более широким историческим углом зрения. Ведь историческая ретроспектива развития Советского Союза вплоть до его развала как раз и говорит в пользу того, что внутренние социально-экономические, политические и иные причины шаг за шагом, медленно, но неуклонно готовили почву для появления в рамках советского общества тех социальных сил, которые и готовили смертельный удар по единому советскому государству и создавали экономические, социальные, психологические и иные предпосылки для отказа от социализма и перехода на путь капитализма. Не берусь категорически утверждать, что высказанная мною мысль абсолютно бесспорна. Но зерно истины в ней все-таки содержится. Так что в теории Сталина об обострении классовой борьбы по мере укрепления социализма, очевидно, содержалась и немалая доля исторического предвидения. Если мы сталинскую теорию в качестве некоей кальки наложим на последовавшую после его смерти эволюцию советского общества, то убедимся, что определенное провиденциальное начало в его теории было. Ведь развал Советского Союза невозможно объяснить ссылками на преимущественно внешние факторы и некоторые другие обстоятельства, где важную роль играли личные качества лидеров страны. В конечном счете зарождение и постепенное укрепление в советском обществе определенных сил, враждебных социализму как строю, и предопределило его историческое поражение.

Причем представляется, что не столь уж важно, каким понятием мы определим эти силы — назовем его новым классом, как делает это М. Джилас — известный исследователь эволюции социалистического общества в направлении его перерождения — или же иным термином. Фундаментальный факт заключается в том, что социалистическое общество на каком-то этапе вступает в фазу таких радикальных изменений в своей классовой сущности, что под вопрос ставится его существование как такового. В недрах его постепенно вызревают и оформляются силы, несущие крушение самого этого строя. Характерной чертой выступает то, что эти силы, как правило, формируются из рядов созидателей самого этого общества. Как это ни звучит парадоксально, но исторический опыт убедительно подтверждает это явление. Вопрос в том, насколько закономерен и исторически неизбежен такой процесс. Но то, что он отражает реальные явления общественной жизни — вряд ли вызывает сомнения. Чтобы эти рассуждения не показались голословными, выделим один факт фундаментального значения: в своем подавляющем большинстве сторонниками капиталистического выбора в современной России, как и в других бывших союзных республиках, оказались представители партийно-государственной номенклатуры. Бывшие первые секретари обкомов и ЦК компартий республик в роли новоявленных президентов стран, «строящих» капитализм, — это не столько злая ирония нашей истории, сколько исторический феномен, ждущий своего обстоятельного исследования и объяснения.

Разумеется, не следует думать, будто Сталин, выдвигая свою теорию обострения классовой борьбы, мог так далеко заглянуть в будущее и предвидеть столь своеобразный разворот событий. Его теория имела прежде всего прикладной характер, опираясь на которую он мог бы обосновать свою политическую линию в период борьбы с правыми. Однако сейчас, по прошествии многих десятков лет, бросая ретроспективный взгляд на ход и итоги общественного развития в СССР, можно сказать, что его теория содержала в себе и элементы долгосрочного прогноза. Констатировать это — отнюдь не значит приписывать ему какой-то необычный и уникальный дар исторического предвидения. Но то, что он умел смотреть вперед и мыслить категориями не только текущего времени — это, по мнению многих его биографов, — объективный факт.