Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Итак, поставим главный вопрос — мог ли НЭП быть фундаментальной основой того общего стратегического курса развития страны на длительную историческую перспективу, который Сталин намеревался осуществить? Причем не просто осуществить, а осуществить в исторически кратчайшие сроки. Иными словами, могли ли рыночные механизмы ведения хозяйства стать надежным и эффективным инструментом реализации сталинской политики в сфере экономики страны?

Не только прежние, но и современные критики Сталина утверждают, что дальнейшее проведение новой экономической политики открывало перед страной блестящие перспективы развития не только промышленности, сельского хозяйства, науки и культуры, но и обеспечивало, мол, предпосылки для создания демократических структур правового государства на манер западных демократий. Подобная интерпретация самого НЭПа и достижений, которые он якобы неизбежно нес с собой, мягко говоря, слишком абстрактна, внеисторична, не отвечает требованиям реальной оценки существовавшего тогда положения в стране и в мире в целом. В вину Сталину ставится то, что он насильственно прекратил проведение новой экономической политики и тем самым повел страну в исторический тупик. Можно было бы долго перечислять обвинения, высказываемые в адрес генсека в связи с тем, что он свернул НЭП и лишил нашу страну возможности чуть ли не под одобрение «всего цивилизованного мира» вступить в сообщество передовых западных демократий. Но в реальной жизни суть проблемы состояла в том, что на путях проведения новой экономической политики нашу страну ожидали неведомые и непредсказуемые проблемы, решить которые в русле продолжения НЭПа было невозможно.

В качестве главного средства упрочения Советской власти, ликвидации ее отсталости по сравнению с другими странами в условиях враждебного окружения Сталин взял курс на создание не просто развитой экономики, но экономики мобилизационной по своему характеру. Такая экономика должна была развиваться быстрыми темпами и вместе с тем обладать рядом существенных преимуществ перед обычной экономикой. Главное из них заключалось в способности концентрации средств (как материальных, финансовых, так и людских ресурсов), позволявшей ей быстро и оперативно решать задачи, которые перед нею ставились. В определенном смысле эта экономика, будучи по своему характеру мирной, должна была обладать и чертами военной экономики, т. е. способностью в максимально короткие сроки перейти на военные рельсы.

Экономическая же система, базировавшаяся на принципах НЭПа, не позволяла реализовать эту ключевую задачу. Кроме того, будучи строго централизованной, твердо управляемой государством, такая экономика обладала способностью концентрировать усилия на тех или иных ключевых областях хозяйства порой даже в ущерб интересам развития других, также имевших отнюдь не второстепенное значение. В совокупности именно эти принципиальные соображения и предопределили курс на постепенное свертывание НЭПа и замену его совершенно иной моделью экономического развития. Строго говоря, отказ от новой экономической политики был продиктован не только чисто экономическими, но и целым рядом причин политического и военно-стратегического порядка.

В связи с вопросом о НЭПе неизбежно встает и вопрос о принципиальном отношении Сталина к рынку как таковому. Было бы неверно полагать, что Сталин выступал принципиальным противником рынка как инструмента экономической политики. На этот счет имеются его высказывания, доказывающее обратное. Так, в 1928 году он говорил: «Организовать хозяйство в порядке нэпа — значит организовать его через рынок. Организовать хозяйство путем военного коммунизма, если поставить себе такую задачу, это значит организовать его без рынка, в порядке прямого продуктообмена. Вот в чем заключается основная разница… Я бы хотел, чтобы принципиальные основы нэпа и военного коммунизма не были спутаны. Они — антиподы. При военном коммунизме организуется хозяйство, социалистическое хозяйство помимо рынка, в порядке прямого продуктообмена. При нэпе хозяйство организуется при помощи инструментов буржуазного хозяйства: при помощи рынка, денег, товара». И далее: «Без рынка тут не обойтись никак, ни в смысле возможности поглотить в промышленности весь освободившийся от средств производства средний слой населения, ни в смысле налажения аппарата между городом и деревней, между данной страной и другими внешними странами, в которых имеется экспорт и импорт. Вот почему нэп является неизбежной фазой на другой день после взятия власти в каждой империалистической стране, как бы она ни была капиталистически развитой… Нэп есть налаживание торговли на основе рынка. Пролетарское государство берет некоторые инструменты организации хозяйства у буржуазии»[332].

Короче говоря, Сталин в принципе признавал важную и незаменимую роль рынка на определенном этапе экономического развития страны. Однако — и это подтверждается всей дальнейшей эволюцией экономических воззрений Сталина — к становлению и расширению рыночных отношений в советской России его отношение было скорее отрицательным, чем положительным. Иными словами, его декларации в пользу рынка как такового, признание неизбежности рыночных отношений были продиктованы прежде всего тогдашним состоянием хозяйства, а отнюдь не преклонением перед рыночными механизмами как основными регуляторами экономики. Поэтому правомерно констатировать безусловную двойственность и внутреннюю противоречивость позиции Сталина по данному вопросу. Кстати сказать, она была присуща генсеку не только в рассматриваемый период, но и на протяжении всей его деятельности во главе государства.

С введением НЭПа государство серьезно ограничивало действия рынка во взаимоотношениях между тяжелой и легкой промышленностью. Взаимоотношения между рабочими и администрацией на заводах и фабриках регулировались не работой на конечный результат, не хозрасчетными формами, например, коллективного подряда, а традиционной системой норм, тарифов и расценок. В результате была слаба материальная заинтересованность рабочего в конечных результатах, да и у самого коллектива предприятия заинтересованность носила специфический характер, потому что его прибыль обезличивалась в едином балансе треста. Не чувствуя новую экономическую политику непосредственно на производстве, рабочий класс не стал той социальной силой, которая решительно и категорически выступала за продолжение новой экономической политики, за действие чисто рыночных механизмов. Хотя НЭП улучшил материальное положение рабочих, но не проник вглубь, на производство. И как результат всего этого основная масса рабочих не питала какую-то особую тягу к НЭПу и основанных на его принципах методах хозяйствования. Рабочие не были заинтересованы в том, чтобы уровень их материального положения зависел от рыночной стихии. Не рыночные механизмы, а как раз государственное регулирование создавало для рабочих систему не высоких, но более или менее надежных социальных гарантий.

Не более чем грубым упрощением является и бытующее представление, согласно которому крестьянство как класс в целом было весьма заинтересовано в дальнейшем проведении НЭПа. Более одной трети крестьян были освобождены от уплаты сельхозналога, что было результатом действия не НЭПа, а как раз наоборот — отступлением от его принципов хозяйствования. Льготы и определенные классовые гарантии и привилегии, дарованные части сельского населения государством, являлись итогом непосредственного вмешательства государства, а не плодом НЭПа. Кроме того, при слабом развитии легкой и тяжелой промышленности периодически наступал диспаритет цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, в результате чего серьезно страдали крестьяне, в основном богатые, имевшие возможность продавать излишки своей продукции.

Указанные выше моменты описывают лишь некоторые из проблем, порождавшихся проведением новой экономической политики в радикально изменившихся исторических условиях. Нельзя также полностью игнорировать и реставраторские тенденции, которые порождались НЭПом. Конечно, нет оснований сильно преувеличивать опасность таких тенденций, полагать, что они чуть ли не напрямую ставили под вопрос дальнейшее существование Советской власти. Но и отметать с порога потенциальную угрозу этих тенденций также нет никаких резонов. В данном контексте весьма интересный прогноз сделал в 1926 году один из крупных экономистов-эмигрантов С. Прокопович. Не без некоторых оснований он писал: «Время, когда можно было их безгранично эксплуатировать, прошло безвозвратно. Ни путем реквизиций и обложения, ни путем торговли у них не отберешь продукты их труда. Применению насильственных мер к крестьянам помешает Красная Армия, после восстановления всеобщей воинской повинности ставшая крестьянской армией. Недаром Троцкий как-то сострил: Красная Армия похожа на редиску, она красна только снаружи. Поэтому советская власть должна отказаться от мысли развивать государственную промышленность за счет избытков, производимых в крестьянских хозяйствах. При таком характере социальных отношений внутри СССР дальнейшее сохранение нэпа грозит создать совершенно невыносимое для советской власти положение (здесь и далее в цитате выделено мной — Н.К.). Крестьянское хозяйство будет крепнуть и расти, быстро умножая свои капиталы; крупная промышленность замрет на нынешнем низком уровне, работая с изношенными и устарелыми машинами. Но экономическая мощь рано или поздно приведет к овладению политической властью. Политические и экономические требования идущего к власти класса могут быть осуществлены двумя путями. Или путем приспособления, или путем революции»[333].