Сергей Пономареко - Седьмая свеча

• Название: Седьмая свеча
• Автор: Сергей Пономареко
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9910-0454-1, 978-966-343-989-1

Верите ли вы в черную магию? Молодой киевский психолог Глеб Костюк, главный герой романа Сергея Пономаренко, не верил: до определенного момента. На похоронах тещи он узнает, что та была ведьмой, а ведьмы просто так из жизни не уходят. С Глебом начинают происходить непонятные, жуткие вещи. В сумасшедший водоворот несчастий вовлекаются все новые и новые действующие лица. Но не черная магия играет их судьбами. Съедаемые завистью, страхом, жадностью, похотью, они сами испытывают судьбу. И каждый расплачивается за это сполна.

---

Чертыхнувшись, Глеб соскочил с кровати и быстро оделся, мечтая о горячем чае. В доме царила тишина. В гостиной софа была сложена, Мани не было, и ничто не указывало на то, что не так давно они вдвоем на ней были охвачены необузданной страстью. На столе заманчиво поблескивал графинчик, в котором оставалось еще немного водки, но Глеб хмуро отвел от него взгляд. Возможно, ему придется с утра сесть за руль, а когда от тебя несет алкоголем, по закону подлости можно запросто напороться на гаишников. Вспомнив о запахе изо рта, он решил взять в машине туалетные принадлежности. «Да и побриться не помешает, — подумал он, проведя рукой по подбородку. — Правда, у некоторых народов в дни скорби родственники покойника не бреются, не причесываются, но у нас это не принято». Выйдя во двор, он увидел Маню, входившую через калитку. Она по-прежнему была одета в куртку-фуфайку и черный платочек.

— Доброго вам здоровья, — поздоровалась она. — Хорошо, что встали, а то я за вами. Сейчас придут копачи завтракать, и вас заодно накормлю. Еще надо будет поехать в колхозную камору — мясо выписали, нужно получить, а в одиннадцать заехать за пампушками к бабе Кате.

Ничто в ее поведении не указывало на то, что она разговаривает с мужчиной после ночи страсти. Лишь под глазами у нее появились синеватые отеки после бессонной ночи. Такое поведение Мани задело Глеба, и он иронично спросил:

— Ну, как прошли ночные бдения у гроба покойницы?

— Да как… Ни на минуту не удалось сомкнуть глаз. Целую ночь бабы приходили, прощались, будто другого времени у них не будет. А в пять утра надо было печь растопить — пирожки решили испечь с капустой и картошкой. А Олечка, сердешная, так на стуле и заснула, на рассвете. Решили ее не будить, а я за вами, позвать, значит, завтракать, — затараторила она, словно не заметив намека в его словах.

Глеб от изумления чуть было не открыл рот. Допустим, вначале ему приснился стопроцентный сон-ужастик, но второй сон был настолько реальным, что Глебу даже захотелось обмыться. Неужели он бредил? С ее слов, она целую ночь провела в доме покойницы, но с кем же тогда он ночью занимался любовью? Да и по манерам и разговору она мало напоминала вчерашнюю Маню, не ту, какой она была ночью, потому что тогда разговоров почти не было, но и не ту, которая вечером рассказывала историю жизни тещи, а потом, странно опьянев, ушла.

«Может, я занимался сексом с ней во сне? До сих пор помню упругое, налитое силой и здоровьем тело, удивительную, манящую нежностью кожу. Хотя кто разберет, что у нее под этой одеждой? Наверное, все-таки приснилось. Ночью она легонечко шла по полу, а теперь еле двигает ногами. Взять и в упор спросить Маню, трахался я с ней ночью или нет?»

— Да, — сказала Маня, и Глеб остолбенел. Ведь он всего лишь подумал, а не вслух задал вопрос.

— Что — да? — переспросил Глеб.

— Вы такой рассеянный сегодня, Глеб. Вы только что спросили меня: не смогу ли я помочь все приготовить для панихиды на девять дней, и я согласилась.

— А как я спрашивал, вслух или мысленно? — уточнил ошалевший Глеб.

Маня звонко рассмеялась, потом прикрыла рукой рот и сказала:

— Господи, прости — в такой день смеяться! Ну конечно вслух — мыслей не читаю, я ведь не бабка Ульяна. Странный вы сегодня какой-то. Идемте быстрее, наверное, уже копачи пришли.

С давних времен в селах чтят традиции и соблюдают обряды уже несуществующей общины. Тогда все делалось сообща: радовались, трудились и печалились вместе, особенно ярко это проявлялось во время самых значительных деревенских событий — на свадьбах и похоронах. Эти два таких разных события имеют и что-то общее, это относится к их организации. Хотя каждому из них присущи определенные ритуалы, знаки, фетиши, традиционно и свадьба, и похороны безразмерно растягиваются во времени, сопровождаются громадным потреблением пищи и спиртного.

Похороны собирают множество людей, которые сочувствуют, жалеют покойника, как никогда при его жизни. Если бы все добрые, хорошие слова, звучащие на поминках, могли реально повлиять на жизнь ныне покойного, может, и похороны не пришлось бы устраивать.

Копачи уже чинно расселись за столом, всем своим видом показывая, как важна их миссия. Их было восемь человек, и все они никуда не спешили. Глеб, который позже их сел за стол, успел позавтракать и несколько раз проделать маршрут двор — дом — улица — дом. Наконец копачи поднялись, взяли «сухой паек» — внушительный сверток с провизией и два литра водки в стеклянной трехлитровой банке — и отправились копать могилу. Глеб отметил про себя некоторую странность в поведении отдельных женщин. Они украдкой на него посматривали и быстро отводили глаза, когда встречали его взгляд, а две молодухи, забыв, где находятся, даже захихикали. Особенно не переживая по этому поводу и сочтя хихиканье следствием прирожденной глупости или смешливости, он наконец увидел жену, подъехавшую на старенькой «ауди» соседа, жившего напротив. Тот, как галантный кавалер, вышел из машины, обошел ее и, повозившись с дверцей, выпустил Олю, окинув Глеба ненавидящим взглядом. Глеб чуть было не почесал затылок, недоумевая, когда же он перешел дорогу этому черноглазому сорокалетнему брюнету, с которым в редкие посещения тещи только коротко здоровался? Знал, что тот живет вдвоем с незамужней сестрой, имеющей нескладную фигуру и обилие мужских гормонов, о чем свидетельствовали обесцвеченные усики и плохо выщипанные волоски на подбородке. Глеб быстро подошел к ним и чуть было не отшатнулся, увидев горящие злостью глаза Оли.

— Что случилось? — спросил он, охваченный плохим предчувствием.

— Это я хотела бы знать, где ты вчера так набрался, что такое вытворил на похоронах моей матери! — змеей прошипела Ольга.

— Не понимаю, о чем ты? — удивился Глеб, с ужасом ожидая позорного разоблачения в связи с Маней и виновато пряча глаза.

«Чем черт не шутит, может, чудесный дар ее матери передался и ей?» — подумал он.

— Это до какого состояния надо было упиться, чтобы в такой день выйти вечером во двор в одних трусах, в невменяемом состоянии! Даже язык не поворачивается сказать, что ты сделал. — Последовала глубокая пауза. — Ну так вот: ты помочился в ведро, в котором соседка, за неимением корзины, принесла продукты… Хорошо, что оно было уже пустое. Я от тебя такого не ожидала. Ну, приходил, бывало, выпивши, но в таком состоянии… — Оля замотала головой, словно пыталась отогнать вчерашние воспоминания.

У Глеба сердце оборвалось и стало холодно в груди. Относительно спокойный тон Оли его лишь еще больше испугал — лучше бы она на него накричала, даже стукнула, он бы стерпел, а этот тон означал, что разборки будут потом, и серьезные.

— Ты мне не поверишь… — начал оправдываться Глеб, но она его резко оборвала:

— Я верю собственным глазам. Где ты вчера так набрался? У тебя же здесь вроде дружков нет, да ты никогда и не стремился приезжать в село к матери. Боялся ее, как черт ладана, — она говорила уже раздраженно.

— Да я выпил вчера у Мани всего три стопки водки, будь они неладны.

— У кого, у кого? — Глаза Оли сузились от злости.

— У Мани. Она сказала, что ты сама определила меня к ней на ночь, чтобы я под ногами не болтался, — жалобно сообщил Глеб.

— Мне вчера было не до тебя! Извини, но у меня умерла мама, если ты этого еще не понял, — ледяным тоном произнесла она. — Я думала, что ты сам определишься, где ночевать, а если бы последнюю ночь провел, как положено, с мамой и со мной, то тебя бы не убавилось. Ладно, после разберемся, что и как. — У Глеба екнуло сердце. — Единственное запомни: Маня последний человек, через кого я стала бы тебе что-либо передавать!

— Извини, Олечка, ведь я ничего этого не знал, — заскулил Глеб.

— А тебе и не надо. Ладно, хватит. Занимайся делами. Подойдешь к бабе Марусе — вон она стоит с палкой — узнаешь, куда надо ехать и что делать. Со двора — никуда, только по поручениям!

— Хорошо, Олечка. Бегу.

— Постой, — она бросила испытующий взгляд на Глеба. — Если она будет тебя соблазнять, вспомни хотя бы, что ей через два года шестьдесят, она ровесница твоей покойной матери.

— Баба Маруся нимфоманка? А на вид я дал бы ей все семьдесят! — Глеб усмехнулся.

— Не она, а Маня. Ей пятьдесят восемь годков в июле стукнуло, — со злостью сказала Ольга и, круто развернувшись, вошла в дом.

Неожиданно Глеба стало тошнить, и он побежал за дом, где находилась деревянная уборная.

Глава 3

К часу дня все приготовления к похоронам были закончены. Во двор занесли хоругви и мощные деревянные носилки с ручками по бокам, которые украсили цветами, лентами и платками — на них должны были нести гроб. Кладбище находилось недалеко, и к нему предполагалось идти пешком.

Баба Маруся нашла Глеба на огороде, возле старого высохшего колодца, напротив бани. Он сидел на начавшем осыпаться бетонном кольце и от нечего делать смотрел вверх. По серому небу медленно проплывали тяжелые черные тучи, словно вражеские бомбардировщики, выискивающие цель на земле, чтобы извергнуть свой боезапас. Он жаждал этого дождя, будто тот мог смыть свинцово-мышьячный осадок, оставшийся у него на душе после разговора с Олей. Ему стало казаться, что люди пришли сюда не столько отдать последние почести покойнице, сколько поглазеть на него.