Сергей Есин - Дневник, 2004 год

• Название: Дневник, 2004 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вот как я сформировал темы этюдов, выбирая из предложений преподавателе и добавляя кое-что свое. Например, этюды для переводчиков, кафедра темы не подготовила, это целиком мое творчество. Детская литература.1. 2004 год: Татьяна пишет письмо Онегину. 2. Дама с собачкой Баскервилей. 3. Красная шапочка от кутюр. 4. «Не рассказывайте мне сказки…». Публицистика.1. Через пять лет, когда я закончу институт, у нас в России… 2. Танки грязи не боятся. 3. В Москве живу я иностранцем. 4. Цены на нефть. Перевод.1. Любимый сюжет Шекспира. 2. Русские в Париже. 3. Кухня Рабле. 4. Пруст или Джойс — кто нравится больше? 5. Жанна д'Арк и Мария Стюарт. Проза. 1. Казнить нельзя помиловать (где поставить запятую?) 2. Когда погас телеэкран. 3. Кому на Руси жить хорошо? (не по Некрасову). 4. Гамлет на политической арене. Драматургия.1. Что я знаю о драматургии молодых? 2. Пожар Москвы 1812 года глазами очевидца 3. Бесплатный билет в Трансвааль-парк. 4. Заказное убийство. Поэзия.1. «…Сороковые, роковые». Исполнила ли советская военная поэзия свой долг перед сражающимся народом? 2. Интернет как поле общения. 3. Как соотносится любовная лирика поэта с его личной биографией? 4. Божественное невмешательство. Критика. 1. Почему у Пушкина нет темы матери? 2. Бывают ли поэты без любовной лирики? 3. Печорин в коммунальной квартире. 4. Влияла ли философия Л.Н. Толстого на его художественный стиль? 5. Почему Синебрюхова принимали за самого Зощенко? 6. Стили Бунина: это «XX век» или архаизм?

С чувством глубокого удовлетворения отправился домой.

15 июля, четверг. Теперь письмо ректору в Марбург. Я продиктовал его Екатерине Яковлевне, которая выходила на работу в среду, а сегодня только аранжировал и доправил.

Глубокоуважаемый господин Президент!

Мое обращение к Вам человека, Вам незнакомого, вызвано исключительно экстраординарньми обстоятельствами. Я охотно допускаю, что вопрос, на который я хочу обратить Ваше внимание, лежит не в моей компетенции и целиком зависит от Вашего решения, он не может быть обжалован и не может быть нелегитимен. Суть заключается в дошедших до меня слухах о грядущей возможности закрытия Отделения славистики в Университете Принца Филиппа. В связи с этим я хотел бы высказать свою точку зрения, имеющую отнюдь не практический, но чисто гуманитарный характер.

Я уже старый человек, видевший на своем веку многое, в том числе учившийся в годы войны в обычной русской школе, в тот момент, когда шло определенное противостояние между Советским Союзом и Германией. Вы понимаете — что мы, дети, знали о враждовавшей в то время с Россией стране? И тем не менее даже в то время одной из основных немецких дефиниций был знаменитый город Марбург. Другие города — Берлин, Гамбург, Мюнхен, Лейпциг — это были обычные познавательные определения, лежащие в курсе уроков географии, но среди этих названий мы хорошо знали маленький немецкий город с замком на скале. Но не только город мы знали — мы знали имя великого немецкого ученого, который, кстати, был одним из Ваших предшественников на посту ректора. Это физик, геолог и естествоиспытатель профессор Вольф. Дело в том, как Вы, наверное, догадались, господин Президент, что в программе российской школы стояло имя одного из наших русских гениев — Михайлы Ломоносова, который в свое время был студентом Марбургского университета.

Это был не только крупнейший, европейского замеса ученый, но и выдающийся лингвист и поэт, в известной мере реформировавший систему русского стихосложения. Памятная доска, посвященная этому русскому гению, с девизом поиска и пытливости, висит, кстати, стараниями и инициативой фрау Барбары Кархофф, преподавателя Университета и почетного доктора литературы нашего Литературного института, на старинном здании Марбургского университета

Момент, связанный со стихосложением, я вспомнил в этом письме неслучайно. Конечно, кто-нибудь вместо Ломоносова смог бы проделать эту работу позже — ведь и Пушкин, великий национальный поэт, должен был появиться в нашей стране, а до него — Державин, а после него — Некрасов, Блок, Ахматова, Мандельштам и Пастернак. Хочу обратить Ваше внимание на то, что лауреат Нобелевской премии, другой наш национальный гений, Борис Леонидович Пастернак — тоже студент Марбургского университета в прошлом, и одна из улиц Марбурга названа его именем.

Вы понимаете теперь, глубокоуважаемый господин Президент, почему я пишу это письмо и почему меня так беспокоит возможное отсутствие того маленького якоря, который русская словесность забросила в Ваш прекрасный город.

Русская литература — частый гость Марбурга: по приглашению Нового литературного общества, работающего в тесном контакте с Марбургским университетом, кто только из русских писателей и поэтов не побывал в Вашем городе! На моей памяти это были А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Чингиз Айтматов, Булат Окуджава, написавший о Марбурге прекрасные стихи, и многие другие. Конечно, дух Пастернака, дух Ломоносова… Но всегда на пороге Марбурга нас встречал кто-то из преподавателей-славистов, и стоит ли в наше время расширения контактов и интеграции больших культур закрывать так счастливо открывшиеся ворота! Вот почему я очень обеспокоен даже по поводу слухов о возможном закрытии отделения. Полагаю, глубокоуважаемый господин Президент, что Вы разделяете со мной эту озабоченность.

С уважением,

Ректор Литературного института

им. А.М. Горького, профессор С.Есин.

16 июля, пятница. Приехал опять на работу раньше всех, но отдельные тени наших абитуриентов уже мелькали по двору. Обычная суета, с аудиториями, с опоздавшими. Без двадцати десять собрались в приемной комиссии все преподаватели, и я провел совещание. Не было только Вишневской и уехал в отпуск Гусев, но за него читает очень дотошный Антонов. Я зачитал все темы для всех семинаров, и, как всегда, начал что-то бунчать А.Е.Рекемчук. Я думаю, его наэлектризовало появление Сидорова, тему не продолжаю. Он сказал, что этюды к его семинару очень политизированны, а они разошлись, в том числе и по другим семинарам, мало тем, которые он придумал. Это обычные амбиции пожилых людей. Но я к этому уже был готов. В порядке эксперимента решил дать возможность преподавателям дописать каждому список одной темой, предложенной экспромтом. Я-то знаю, чем это закончится. Посмотрим, кто что предложит. Предупредил всех о том, что мы отменили ряд экзаменов, и теперь выбор уже не на судьбе и удаче на экзаменах, а в первую очередь на них, на преподавателях. Попросил быть очень внимательными к оценкам и особенно к пятеркам, которые раньше раздавались весьма свободно. Подправить в этом случае, при всех равных, судьбу абитуриента, в котором мастер заинтересован, будет трудно. Конкурс большой, давайте будем по отношению к абитуриенту порядочными и честными.

Часа в три и до шести принялся читать этюды наконец-то и я. Этого можно было бы и не делать, но здесь две причины: во-первых, все-таки я боюсь какой-нибудь липы или блатняны, которую смогу увидеть, а во-вторых, это своеобразная подготовка к собеседованию. Я дорожу репутацией учебного заведения, в которое можно попасть без блата. А вот тут появляется возможность узнать главное — характер письма современного молодняка, стиль, за которым, как правило, следует и ум. В этюдах, особенно когда это просто грамотная девочка, всегда идут и привычки семьи, мировоззрение и прочее. Сначала решил прочесть этюды медалисток, потому что если они пишут этюд на отлично, то освобождаются и от всех других экзаменов. Здесь более или менее все было в порядке. Единственной своей медалистке Е.Ю. поставил пятерку, но эта девочка — инвалид детства и, пожалуй, на все остальное надо закрыть глаза, пусть учится. Что касается других своих абитуриентов, то Е.Ю. оценки завысил — у него их только восемь, а хочется набрать семинар побольше, это я понимаю. Здесь в сложном положении оказываюсь я, но я-то что-нибудь придумаю.

Из интервью для российского журнала «КТО ЕСТЬ КТО»

1. Биография, родители, родовые традиции

Посмотрите на меня, когда я читаю лекцию, посмотрите, как я вожу машину, как выхожу из нее у подъезда Литературного института, как я ношу пиджак, — покойные мои бабушка и дедушка, покойные мои папа и мама, ваш ли это внук и сын? Парадокс заключается в том, что лет с двадцати, когда я начал работать сначала в газете «Московский комсомолец», потом на радио, потом в «Комсомольской правде» и снова на радио, все считали, что я из старой профессорской семьи с огромной московской квартирой, собранной поколениями большой библиотекой, а на самом деле я — первый из нашей семьи с законченным высшим образованием. Что поделаешь? Мать писала в сталинское время в анкетах «из крестьян», она окончила во Владивостоке два курса биолого-почвенного факультета; отец учился на юридическом факультете в Москве, но так и не окончил, и когда его в 43-м году арестовали, он работал заместителем военного прокурора и начальником судебно-гражданского отдела, хотя высшего образования не имел. Мать окончила юридическую школу, а после ареста отца зарабатывала рабочую карточку (был такой феномен в той нашей военной жизни) тем, что как надомница вязала кофты. В то время нас уплотнили в квартире на Померанцевом переулке, где мы жили (напротив финского посольства), и мы с матерью и братом помещались в проходной комнате, за занавеской. Тут я пошел в первый класс. Мы все время ждали, что нас выселят как семью репрессированного. Но мать моя была очень красивой женщиной, и, видимо, многочисленные прокурорские работники с Лубянки, где сидел отец, испытывали на себе влияние её обаяния и ума.