Семен Юшкевич - Король

• Название: Король
• Автор: Семен Юшкевич
• Жанр: Драматургия

Юшкевич (Семен Соломонович) - талантливый писатель. Родился в 1868 году, в зажиточной одесско-еврейской семье. Окончил в Париже медицинский факультет. Дебютировал в печати рассказом "Портной", в "Русском Богатстве" 1897 года. В 1895 году написал рассказ "Распад", но ни одна редакция не решалась его печатать. Между тем именно этот рассказ, помещенный, наконец, в 1902 году в "Восходе", создал Ю. известность. После этого он помещал свои беллетристические и драматические произведения в "Мире Божьем", "Журнале для всех", "Образовании", сборниках "Знания" и других. Некоторые произведения Ю. переведены на немецкий и древнееврейский языки, а товариществом "Знание" изданы два тома его рассказов (СПб., 1906). В рассказе "Распад" Ю. показал, как разлагаются устои старой еврейской жизни, городской и буржуазной, распадается прежняя общественная жизнь, теряя сдержку внешней организации, еще оставшуюся от былой внутренней спайки: распадается и сильная до сих пор своим единством, своей моральной устойчивостью еврейская семья, не связанная никаким духовным верховным началом, исковерканная бешеной борьбой за жизнь. Образы этой борьбы - кошмар Юшкевича. В "Ите Гайне", "Евреях", "Наших сестрах" он развернул потрясающую картину мира городских подонков, с его беспредельным горем, голодом, преступлениями, сутенерами, "фабриками ангелов", вошедшей в быт проституцией. Ю. любит находить здесь образы возвышенные, чистые среди облипшей их грязи, романтически приподнятые. Эта приподнятость и надуманность - враг его реализма. Многие его произведения, в общем недурно задуманные (драмы "Голод", "Город", рассказы "Наши сестры", "Новый пророк") местами совершенно испорчены манерностью, которая, в погоне за какой-то особенной правдой жизни, отворачивается от ее элементарной правды. Но даже в этих произведениях есть просветы значительной силы и подкупающей нежности. Особенно характерен для внутренних противоречий дарования Юшкевича язык его действующих лиц, то грубо переведенный с "жаргона", на котором говорит еврейская народная масса, то какой-то особенный, риторически высокопарный. В драмах Юшкевича слабо движение, а действующие лица, характеризуемые не столько поступками, сколько однообразно-крикливыми разговорами, индивидуализированы очень мало. Исключение составляет последняя драма Юшкевича "Король", имеющая сценические и идейные достоинства. Писатель национальный по преимуществу, Юшкевич по существу далеко не тот еврейский бытописатель, каким его принято считать. Его сравнительно мало интересует быт, он, в сущности, не наблюдатель внешних житейских мелочей и охотно схватывает лишь общие контуры жизни; оттого его изображение бывает иногда туманно, грубо и безвкусно, но никогда не бывает мелко, незначительно. С другой стороны, чувствуется, что изображение еврейства не является для него этнографической целью: еврейство Юшкевича - только та наиболее знакомая ему среда, в которой развиваются общие формы жизни. А. Горнфельд.

---

Вайц. Зачем смеяться надо мной?

Маша. Нет, я не смеюсь. Я никого не вижу вокруг себя. Поднимитесь, выпрямитесь! Почему вы сидите всегда сгорбившись? Разве трудно сделаться стройным, мужественным? Вы ведь мужчина! У вас гордые цели впереди. Я с вами!.. (Усталым голосом.) Как все скучно, Вайц! Я чувствую, что угасаю. Вот брошен сорванный цветок…

Вайц. У вас чудная душа. Когда я слышу ваш голос, все благородное, что живет во мне, пробуждается. Маша, на моих глазах погибает человек!..

Маша (угрюмо). Пусть гибнет!.. Зачем жить?

Вайц. Зачем? Есть одна святая цель в жизни. Это борьба за счастье своего угнетенного народа. Но это не для нас. Есть, Маша, еще одна великая радость, которая может заполнить жизнь. Это радость о том, что существует Европа. В Европе, Маша, работают. Это великое утешение. Европа работает! Тут тьма, ужас, а там в лабораториях ищут решений мировых загадок. Идут грандиозные поиски. Тайны раскрываются. Вырабатываются новые формы искусства, переоценивают старые формулы науки. Там в университетах профессора разбрасывают семена знания и приобщают народы к высшему пониманию жизни. Уничтожают варварство, убивают пошлость.

Маша. А я не родилась в Европе. Как жалко! Зачем вы говорите мне о народе? Мне? Вы проливаете драгоценнейшие слезы на камень.

Вайц. Маша!..

Маша. Зачем же вы говорите мне о народе? Где? Здесь! (Смеется.) В этом доме мертвых людей? Ведь Петя способен затравить еврея собаками… Молчите о народе… (Пауза.) Я сижу и гляжу на вас… (Вдруг.) Вайц, хотите бежать со мной?..

Вайц. Что вы сказали? (Испуганно.) Маша!..

Маша (в забытьи). Вы любите меня… Убежим! Украдите меня! Когда взойдет луна, вы постучите в мое окно, и я выйду к вам. Приготовьте быстрых лошадей. Мы уедем, и умрет моя тоска…

Вайц. Вы издеваетесь надо мной.

Маша. Мне страшно в этих пустынных комнатах, меня убивает пошлость. (С тоской.) Меня убивает пошлость…

Вайц (дрожащим шепотом). Я люблю вас!..

Маша (удивленно смотрит на него). Вы? Меня? (Смеется.) Учитель в очках? (Смеется.) Гувернер! Меня? (Вдруг.) Станьте на колени. Сейчас, я хочу! Объяснитесь мне в любви. Объяснитесь поэтически, красиво… Высокий стройный юноша!.. Высокий нежный юноша…

Вайц (становится на колени). Да-да… Но отчего же вы плачете?

Слышны шаги.

Маша. Сюда идут. Не поднимайтесь… Хочу!.. Учитель Вайц на коленях…

Вайц (тихо). Это позор!..

Маша (смотрит на него. Устало). Встаньте!

Входит Александр. Подает Вайцу руку.

Александр (Вайцу). Переписали?

Вайц (долго не отвечает. Старается подавить свое волнение). Переписал!..

Александр звонит. Входит горничная.

Александр. Принесите мне завтрак…

Горничная уходит. Доносится голос Гросмана: "Саша пришел? Где он?"

Александр. Отец зовет меня.

Гросман (входит). Саша!..

Александр. Я тебе нужен, папа?

Гросман (грубо). Конечно. Я ведь говорю: Саша!..

Александр (удивленно). Почему ты кричишь?

Гросман. Потому что я отец и могу кричать.

Александр (хмуро). Ничего не понимаю.

Гросман (резко, Вайцу и Маше). Ступайте отсюда!..

Вайц быстро уходит.

Маша. Папа, ты не на мельнице.

Гросман. А я хочу быть как на мельнице. Я вам отец или нет? (С криком.) Кто здесь отец, я спрашиваю? Здесь в комнате кто отец?..

Маша пожимает плечами, выходит.

Александр. Ну хорошо, ты отец. Что дальше?

Гросман. Что дальше? Молчать! Не смей со мной так разговаривать.

Александр. Ну хорошо, хорошо. Но почему же ты все-таки кричишь?

Гросман. Почему? У тебя есть смелость смотреть мне в глаза? Где твоя совесть? Покажи-ка ее!..

Александр. Ты заговорил со мной таким тоном, что я перестаю отвечать тебе. (Отвернулся.)

Гросман (с гневом повернул его к себе). Я тебя заставлю отвечать.

Александр. Прими руку…

Этель (вбегает). Давид, перестань! Ведь это наш сын, наш…

Гросман (с гневом). Отойди от меня!.. Наш сын? Это наш позор!

Александр хочет уйти.

Не смей уходить! Что? Говорю я — не смей уходить, или нет? Я прикажу связать тебя. Захочу и высеку тебя. Засеку… Замолчать!..

Александр (матери). Что с ним сегодня?

Этель (плачет). И ты тоже хорош. Отчего ты идешь против отца, против такого отца? Посмотри на него. Ведь он постарел на десять лет за эти полчаса горя о тебе. Ты его не жалеешь? (Громко заплакала.) Где наши радости от детей? Вот Женя заперлась в детской и плачет, и не впускает к себе…

Гросман (жене). Довольно! (Сыну.) Саша, вот я сдержал себя. Кровь мне бросилась в голову, когда я тебя увидел. Вот опять гнев душит меня… Тише, Гросман, тише… Спокойно! Хладнокровно!.. (Сыну.) Ты учишь рабочих, как лучше сделать мне зло. Это не укладывается в моей голове. Почему? Что я сделал тебе дурного?

Александр (упрямо). Ничего…

Этель. Но ведь это твой отец, твой!..

Гросман (вспыхнув. Жене). С кем ты разговариваешь? Ведь он уже каторжник. (Повернулся к сыну.) Ты!.. (Топает ногами. Минута напряженного молчания. Бессмысленно орет.) Ты проклятый социалист!.. Социалист! В моем доме! Мой сын!.. (Топает ногами.)

Этель (ломает руки). Несчастный, несчастный!..

Гросман. Кого мы вырастили? Чего же ты хочешь от нас? Отвечай, проклятый! Может быть, зарезать? Ну зарежь меня! Спрятал револьвер в кармане? (Хватает его за рубашку.) Это что за рубашка на тебе? Твоя? Врешь!.. Раздевай рубашку. Сейчас! Все это мое. На мои деньги купленное. Голым я выгоню тебя.

Горничная вносит завтрак.

(Бросает тарелки на пол. С новым гневом.) Вон отсюда сейчас, в чем родился. Босым вон!.. Я тебе покажу, как со мной бороться. Ого, ты еще Гросмана не знаешь. Гросмана, Гросмана!.. Я убью тебя… (Подбегает к нему и поднимает угрожающе руку.)

Александр (спокойно). Ну?

Этель (вскрикнула). Что же ты хотел сделать, Давид? Кого ты хотел ударить? Сашенька, уйди теперь.

Гросман (грозно, сыну). Проклят ты будь!.. (Жене.) Ты его вырастила таким. Сашенька, Сашенька!.. Вот он, Сашенька. Посмотри на его лицо. Разве он похож на нас? У него зверские глаза. У него нож в руках. (Опять исступленно.) Что же ты молчишь, проклятый? (Топает ногами.)

Александр упрямо молчит.

Этель. Может быть, ты еще хочешь бросить нас? (Исступленно.) Нет-нет, я не пущу тебя… Я не хочу! Ты мой! Нет-нет!.. Я тебя на руках носила, своим молоком вскормила. Нет-нет-нет, сыночек мой, дорогой мой!..

Гросман (с бешенством). Скажи же что-нибудь… Говори!.. (Топает ногами.)

Слышен выстрел. Этель присела от ужаса.

Этель. Боже мой!.. Несчастье! Что-то сердце мое плакало весь день. Боже мой!.. (Выбегает.)

Доносятся шум и крики.

Гросман (обернулся). Что там такое?.. Что там?..

Этель (вбегает, рвет на себе волосы). Застрелилась! Женечка застрелилась! Давид, Давид, я умираю. Конец нашей жизни!

Все вскрикнули. Александр бросается в комнаты. Гросман бежит за ним. Этель в изнеможении падает на стул.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Кабинет Гросмана. Большая, богато убранная комната. Два венецианских окна выходят на площадь. Из них днем видна мельница как на ладони. Теперь же едва вырисовывается мрачный силуэт всех ее зданий. В комнате два письменных стола, один — новый — роскошный, за которым Гросман принимает посетителей, другой простой. Гросман верит, что этот принес ему счастье, и, находясь среди своих, обыкновенно сидит за старым столом. Налево железная касса. У стены два дорожных сундука. Комната освещается электричеством. Кругом безделушки, картины в золоченых рамах и отдельно большой портрет Гросмана. Две двери. Справа кушетка. На ней отдыхает Женя. Рука у нее подвязана после неудачного выстрела. За столом сидит Гросман и курит сигару. Против него Этель. Эрш, держа шапку в руке, стоит в почтительной позе и слушает. Изредка доносится глухой шум голосов.