Генри Олди - Внук Персея. Сын хромого Алкея

• Название: Внук Персея. Сын хромого Алкея
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55437-9

Судьба любит Амфитриона, внука Персея. Так любит, что подбрасывает испытание за испытанием. Но все, что не убивает молодого воина, делает его сильнее. Война, интриги, предательство, изгнание из родных Микен, скитания по Пелопоннесу, охота на неуловимую Тевмесскую лисицу, вражда с Птерелаем Неуязвимым, вождем пиратов — так мужал будущий отец Геракла, величайшего героя Греции.

Новый роман Г. Л. Олди — третий роман знаменитого «Ахейского цикла», к которому авторы шли десять лет — повествует о событиях, предшествующих книгам «Герой должен быть один» и «Одиссей, сын Лаэрта». Древняя Греция богов и героев, царей и чудовищ встает перед нами — прекрасная незнакомка, чей взгляд может обратить тебя в камень. Эллада, описанная звездным дуэтом Олди, давно завоевала любовь и признание читателей.

---

Когда отцовское святилище открывается братьям, солнце встает прямо над ним. Буйство пламени над снежным мрамором колонн. Стражи-кипарисы по бокам кажутся черными. Бирюза небесного свода над головами. Зодчий знал свое дело. Ничего лишнего. Крыши над храмом нет. Четыре колонны, квадрат плит, жертвенник.

Отец бы одобрил. Он не любил излишеств.

— Радуйся, Убийца Горгоны, — тихо произносит Электрион.

Сфенел молчит.

Они начинают приготовления. Пока младший смешивает ячменную муку с медом, старший привязывает ягненка и разжигает огонь в углублении за алтарем. Яма и алтарь. Окажись здесь некий Меламп из Фессалии — он бы много смог рассказать о предметах и образах, плоти и символах, высотах Олимпа и глубинах Аида… Но Мелампа рядом нет. Камни по краям кострища грязны от копоти. На дне — зола и угли. На алтаре — бурые потеки. Их еще не успел смыть дождь.

Персея помнят не только сыновья.

Сфенел водружает на жертвенник чашу с мукой и медом. В яме вспыхивает огонь. Трещат смолистые ветки, стреляя белесыми искрами. Ягненок блеет, хочет сбежать. Он ни о чем не подозревает. Ему просто не нравится огонь. Но привязь держит крепко. Суровый, как Зевс в грозу, Электрион посыпает голову ягненка остатками муки.

— Жертву прими, наш отец богоравный…

Кривой клинок — подобие знаменитого Персеева меча — вспыхивает на солнце. Ягненок дергается; слабые ноги подламываются, он тыкается лбом в землю. Электрион подхватывает жертву. Кровь льется в чашу, пятнает алтарь и мощные руки ванакта. Когда кровь брызжет в «огненную яму», капли шипят в пламени.

Красные в желтом.

— Радуйся, отец. Твой сын Алкей оказался достоин тебя. Он бился, как истинный герой, — в голосе Сфенела чудится тень раздражения. — Хвала богам, наш брат остался жив. Он помнит тебя. Мы помним тебя.

Двое стоят над алтарем. Молчат.

Налетает ветер.

Знак?

Вскоре языки пламени лижут освежеванную тушку ягненка. Мясо превращается в уголь. Персеиды оставляют святилище, углубляясь в рощу. Колонны скрываются за деревьями.

— Ты не должен был ехать со мной в Микены!

— Что?

— Тебе надо было остаться в Тиринфе!

— И что бы я сделал? Привязал Алкея к дверному косяку?!

Солнце бьет в глаза Сфенелу. Досадливо морщась, он отступает в тень.

— Ты поехал бы на берег!

— Я?!

— Да, ты! Вместо него! Поехал и обо всем бы договорился.

— Ты в своем уме? Я не смог бы поехать один. Только наш отец был способен на такое.

— Придумал бы что-нибудь! Вступил бы в переговоры…

— На виду у всех?

— На виду! Главное, чтоб не на слуху. Вы бы объяснились, Птерелай уплыл — и все бы решили: ты прогнал пиратов без боя. Враг устрашился могучего Сфенела!

— Умен ты, братец, задним умом! А кто меня в Микены звал? Вместе, мол, эту парочку очистим… Очистили, в Аид всех Пелопидов!

— Да уж, не вовремя они объявились…

Электрион отламывает веточку. Растирает меж пальцами пахучую хвою.

— А Птерелай — вовремя? Договаривались же, через три дня!

— Может, твой человек напутал?

Электрион испытующе смотрит на брата. Во взгляде нет гнева — только досада.

— Мой человек все передал слово в слово. Не знаю, почему Птерелай приплыл раньше. Хорошо хоть, Алкея пощадил. Телебоям до зарезу нужен Сосновый остров[27]! Им нельзя с нами ссориться…

— Ты прав, — кивает ванакт.

Они со Сфенелом словно поменялись местами. На совете Персеидов кивал и соглашался младший.

— Хромой осел! — негодует Сфенел. — Кто ж мог знать, что он возомнит себя Ареем, Губителем Мужей! Теперь у него сломаны обе ноги, и он решит, что стал Гефестом! Выкует нам новые заботы… Радуйся, брат мой! Мы споткнулись о калеку!

— Никогда, — говорит ванакт. — Никогда не оскорбляй при мне старшего брата.

Сфенел умолкает.

— Никогда, — повторяет ванакт.

И гонит ссору прочь резким взмахом руки:

— Без нас Птерелаю не бросить якорь у берегов Пелопоннеса. В Орее он уже пытался… — Электрион хохочет, вспугнув куропатку в траве. — Наш племянник выщипал Крылу Народа перышки!

Сфенел кривится. Слава племянника ему — кость в горле. Электриону хорошо: тронос делить не с кем. Хозяин Микен еще при жизни отца хлебнул из чаши самовластья. А в Тиринфе тронос один.

— Надо послать доверенного гонца к Птерелаю, — требует младший Персеид. — Назначить встречу заново. В безлюдном месте! И чтоб никто не прознал. Особенно твой возлюбленный племянник. Вояка! Схватится за меч — поди удержи…

Сорвав лист лопуха, Электрион плюет на ладонь.

— Не любишь ты Алкеева сына, братец, — ванакт оттирает руки от крови. — И скажу тебе: зря. Амфитрион — парень с головой. Поймет выгоду, оценит. Как дело сладится, я ему растолкую: что да зачем. У меня от будущего зятя секретов нет! Мы с ним душа в душу!

При виде мрачного Сфенела он вновь разражается хохотом.

— Ладно, идем, — отсмеявшись, говорит ванакт. — Нам еще Пелопидов очищать, будь они неладны…

Горелый прах ягненка братья, вернувшись к святилищу, зарыли в землю. Сфенел полил холмик вином; Электрион — кровью жертвы, оставшейся в чаше. Так всегда поступали, совершая приношения подземным богам, героям и покойникам.

О да, героям и покойникам.

4

Оливковое масло бормотало и пузырилось.

Молоденькая стряпуха царила над котлом, как Персефона над «рекой скорби»[28]. Улучив момент, она высыпала в масло лук, нарезанный кольцами, и «вонючую розу»[29]. Если раньше в котле жило кубло змеенышей — детки превратились в матерых гадюк. Шипенье встало — хоть уши затыкай! Соблазнительный дымок потянулся по двору, заставляя людей принюхиваться, а собак — оглушительно лаять. Дождавшись, когда лук зарумянится стыдливой девой, стряпуха открыла крышку корзины, где ждала своего часа рыба. Разделанная заранее, натертая солью и сбрызнутая уксусом, кефаль плюхалась в масляную бухточку кусок за куском. Сверху — дождь над морем — пролилось вино. Вослед упала мелко порубленная зелень.

И крышка опустилась на котел.

Мужчины страдали. Они слонялись поодаль, стоически делая вид, что рыба их не интересует. Пища истинного героя — мясо. Хребтина вепря, полная жира. Нога оленя. Копченый окорок. Дрозд, наконец! Пестрый дрозд, которым так радостно похрустеть! Рыбу же пусть едят слабые женщины, чья участь — прялка и веретено. Вот пусть и едят! Они пусть едят, а мы, сцепив зубы, с мучительным презрением…

Стряпуха заглянула под крышку, хмыкнула с удовлетворением — и добавила ломтики сладкого перца, а также дольки агуроса[30]. Выждав, пока овощи дойдут, она деревянной ложкой, способной оглушить циклопа, принялась таскать лакомство из котла в особую корзинку. Масло текло на землю, привлекая псов. Мальчик палкой отгонял свору от ковриг ячменного хлеба. Ребенок, и тот знал: вкушая пищу без хлеба — навлекаешь на себя гнев богов.

Собравшись вокруг, женщины с любовью глядели на мальчика, и с обожанием — на стряпуху. Злость мужчин — изысканная пряность — придавала ожиданию остроты.

— У меня в отряде, — задумчиво сказал Амфитрион, вслушиваясь в бурчание предателя-живота, — дрался один лаконец. Помнится, он зашел в харчевню, дал хозяину рыбу, которую выклянчил в рыбачьем поселке, и велел состряпать ужин. Хозяин возразил, что рыба так просто не готовится. Нужно масло, хлеб… «Тупой чурбан! — вскричал лаконец. — Будь у меня хлеб и масло, стал бы я связываться с этой рыбой!»

Хохот дюжих глоток был ему ответом.

— Заслужил, — кивнула стряпуха. — Держи!

Не успел сын Алкея опомниться, как в руки ему ткнулась миска. Запах тушеной кефали ударил в ноздри. На краю миски, словно волей богов, возникла черствая корочка. Миг, и корка с успехом заменила ложку. Остальные, в чьем отряде не сражался языкатый лаконец, с завистью следили, как Амфитрион уплетает за обе щеки. Позор, читалось на мрачных лицах. Еда героя — мясо. Лишь предатель согласится променять геройство на рыбную похлебку. Вот ты бы променял? — взглядом обращался сосед к соседу, и с ужасом замечал: «Ага, и сразу же…»

— Так готовила моя кормилица, — стряпуха улыбнулась. — Ее привезли с Крита. Ты не боишься, что тебя сочтут бабой?

Нет, мотнул головой Амфитрион. Рот был слишком занят для ответа.

— Напрасно. Я бы, например, сочла.

«Из-за рыбы?» — спросил Амфитрион одними глазами.

— При чем тут рыба? Тот карасик, что растет у тебя… — стряпуха ткнула ложкой, разъясняя, где у сына Алкея растет карасик. — Ему рановато в плаванье.

Прикончив угощение, Амфитрион вернул миску.

— Твои братья называли карасика прыщом, — сказал он. — Копьем муравьишки.

— Чем еще?

— Заячьим хвостом. Карасик мне нравится больше. Полагаю, это у вас семейное.

— Талант аэда? — спросила Алкмена.