Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

Ему не спалось в ту ночь. Этот эпизод точно определил главную трудность. Он был человеком без имени. Мадрас, город, чуждый жителям Северной Индии, был не самым подходящим местом для вступления в новую жизнь. Его акцент и внешность привлекали внимание. Деньги таяли с каждым днем. Он принялся за поиски работы. В Мадрасе в то время было много вакансий, особенно на новых артиллерийских заводах. Но хозяева не брали никого, даже носильщика, без удостоверения из полиции о благонадежности.

К утру он выработал план действий. План был не очень хорош, и осуществление его зависело от разных обстоятельств. И все же шансы на успех были. Он попытается найти работу, предпочтительно в одном из больших городов. Если это не получится до того, как кончатся деньги, он отдастся в руки властям.

Все сразу стало просто! Гьян почувствовал облегчение и свободу. Теперь он мог бы заснуть, но уже наступало утро. Внизу на улицах перекликались трамвайные звонки.

Гьян запер свой чемоданчик и спустился к портье, чтобы расплатиться за номер. Портье обратился к нему с тщательно отработанной небрежностью:

— Надеюсь, вы оставите нам свой новый адрес, мистер Рао. Если будут письма…

— Писем не будет, — прервал Гьян. Он отправился на Центральный вокзал и купил билет третьего класса до Дарьябада. После этого у него осталась ровно сто шестьдесят одна рупия.

Он и носа не показал бы в Коншет, если бы это не было по пути из Мадраса в Дарьябад. И все же, когда поезд затормозил на разъезде в Пачваде, неожиданный страх приковал Гьяна к скамейке. Проводник уже дал свисток, поезд тронулся, и только тогда Гьян спрыгнул на землю.

Он смотрел вслед уползающим вагонам и с тоской думал, что лучше бы ему остаться в поезде. Свой план он собирался осуществить в Дарьябаде, вовсе не предусматривая остановку в Коншете. Зачем понадобилось ему спрыгивать с поезда, если он не хотел заезжать в свою деревню? Только ли потому, что он втайне побаивался встречи с Дарьябадом и не прочь был отложить свой приезд туда?

Он вспомнил, что в последний раз вышел на этой станции ровно три года тому назад. О чем он думал тогда? О том, что недурно бы бросить курить на каникулах, о сестре Деби-даяла и тех людях на пикнике в Берчи-багхе, о предстоящем семестре в колледже — словом, о самых различных вещах, занимающих мысли паренька из колледжа. Все переменилось с тех пор. За три года он прожил целую жизнь.

Станционное здание было переполнено, как во всех странах во время войны. Человеку с маленьким чемоданчиком совсем нетрудно было продраться сквозь толпу, осаждавшую окошечко кассы, и ускользнуть отсюда. Кто мог догадаться, что перед ними беглый каторжник, убийца, скрывающийся от правосудия?

До вечера Гьян пережидал в зарослях на холме, позади станционного двора. Чемоданчик он спрятал под деревом, хорошенько приметил место и пустился в дорогу. Предстояло пройти десять миль.

Это были та же самая дорога и тот же самый лес. В прошлый раз они шли здесь вместе с Хари, радуясь своему успеху и обсуждая предстоящий обряд жертвоприношения. Они шли пешком, потому что Хари щадил копыта волов Раджи и Сарьи. Тех самых Раджи и Сарьи, которых продали в институт, где делают противооспенную сыворотку.

Большой дом подмигнул ему из вечерней тьмы. В окне на втором этаже горел свет. Интересно, кто там теперь живет? В темноте, при свете единственной лампы, дом выглядел заброшенным и пустым. Гьяну пришло на ум, что после смерти Вишнудатта он остался единственным мужчиной в обеих семьях. Значит ли это, что Большой дом принадлежит ему? Ему стало грустно, что дом заброшен, и он поспешил пройти мимо. Потом Гьян вышел на деревенскую улицу, и ему показалось, что он топчет ту самую пыль, по которой ходил когда-то. То и дело на него лаяли собаки, привязанные около крестьянских хижин. Нигде не было ни огонька. Наверно, так же вот возвращаются духи в те места, где жили они, когда были людьми. На повороте дороги по-прежнему росло большое дерево, листва которого мерцала в тусклом свете луны. Здесь когда-то Вишнудатт издевался над проходившим мимо Гьяном. Сейчас тут не было ни души, только ветер шевелил листья да издалека слышался собачий лай.

При лунном свете Малый дом выглядел таким же аккуратным и прочным, как во времена Хари. Тени скрывали его раны. Гьян легко вызвал в своем воображении образ Аджи, ожидающей у двери с подносом, на котором приготовлен поджаренный рис, чтобы умилостивить злых духов.

Гьян задержался у калитки, чтобы собраться с мыслями. Он не мог позволить себе долго предаваться воспоминаниям. У него есть тут дело, которое надо проделать быстро и уйти. Уйти, потому что глупо было вообще появляться в этих краях. Уйти, потому что первый же, кто его увидит, не может его не узнать. Вдоль стены он пробрался к окну той комнаты, которую в былые времена занимал Хари. Гьян помнил, что нужно лишь приподнять раму, и она легко снимется с петель. Он взялся снизу за край рамы и нажал на нее. Как он и предполагал, рама поддалась. Он снял ее и поставил у стены. Потом зажег электрический фонарик и влез в комнату.

В доме совсем ничего не было, если не считать толстого слоя пыли. Все комнаты и обе веранды были совершенно пусты. Никакой мебели: ни кровати, ни стола, ни стула. Кухонные горшки, большой медный таз, в котором грели воду, садовые инструменты, лежащие в кладовке, — все исчезло.

Гьян догадался, в чем тут дело, — плоды чрезмерного усердия сборщиков арендной платы. Только они имеют право конфисковать до нитки движимое имущество человека, не уплатившего очередной взнос за землю. Так, должно быть, и случилось после смерти Аджи. Долг за рисовые поля не был погашен, и люди из конторы[66] конфисковали все, что оставалось в доме. Он представлял себе, как явились сюда эти блюстители закона, гордые своим призванием. В присутствии понятых они составили подробную опись вещей, а потом забрали отсюда все и пустили с молотка. Стервятники! Там, где они побывали, оставались лишь обглоданные кости, отливающие мертвенным цветом в лунную ночь.

Почти без чувств Гьян опустился на голый пол, с ужасом осматривая руины того, что заботливо охраняли Дада и Хари. Ярость обуяла Гьяна. Все его беды из-за японцев. На Андаманских островах он был счастливым поселенцем, получающим шестьдесят рупий в месяц зa службу в английском гарнизонном управлении.

В том непроглядном мраке, который окружал Гьяна, далекая земля бывших каторжан показалась ему манящим огоньком. Там он добился кое-чего, там он работал честно и усердно, там он был нужен. А здесь ему придется хитрить и изворачиваться даже для того, чтобы получить работу. Не мог ли он все-таки остаться на островах?

«Но ведь и там я навлек на себя бесчестье», — вспомнил Гьян. Перед ним возникло потрясенное лицо Деби-даяла, склонившегося над лежавшим на земле гуркхом. С каким презрением и изумлением взглянул Деби-даял на своего бывшего товарища! А потом он увидел голую окровавленную спину Деби, привязанного к деревянной раме. Стыд в который уже раз обрушился на Гьяна с такой силой, что он принужден был сжать зубы, чтобы не закричать.

Он встал с мыслью, что и Андаманские острова — это лишь глава в книге его жизни. Эта земля сама исторгла его, оставив лишь клеймо стыда до самой смерти. Хотел бы он знать, что сделали японцы с Деби-даялом, со всеми остальными заключенными. Перед его глазами встал Большой Рамоши — страшный оскал мертвого лица, светящиеся муравьи, ползающие по трупу… Неужели эта участь постигла и всех остальных?

Ему понадобилось немалое усилие, чтобы возвратиться к настоящему. Малый дом ничего не мог предложить своему хозяину. Не стоит мешкать и ворошить прошлое. Пора уходить.

В последнюю минуту, поддавшись какому-то странному чувству, Гьян зашел в молельню. Там в луче фонарика он увидел Шиву.

Они не решились конфисковать Шиву. Страх перед гневом бога разрушения остановил их. Гьян вздохнул с облегчением.

Они пощадили бога — покровителя семьи — возможно, самое ценное достояние маленького дома.

Гьян приподнял статую. Она была легче, чем он предполагал. Он вынес бога из дома, потом приладил выставленную раму и, сжимая Шиву в объятиях, пошел прочь.

Кабинет, огромный, пышно обставленный, был оборудован кондиционером. Пол был покрыт темно-красным персидским ковром. Около одного окна стояли большой диван, два кресла и кофейный столик черного дерева, украшенный вазой с цветами. Возле другого окна висела картина, на которой был изображен новый мост через Калинади[67]. На стене, позади полированного письменного стола, висел портрет молодой женщины с цветами в волосах. «Должно быть, мать Сундари в молодости», — решил Гьян. На столе в оправленной серебром рамке он увидел фотографии Сундари и Деби-даяла. На стуле с высокой спинкой, за письменным столом, сидел деван-бахадур Текчанд.