Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

Текчанд переводил взгляд с молодого человека, сидевшего перед ним, на статую бога Шивы, поставленную на ковер. Потом он поднялся и подошел к скульптуре, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Он провел пальцем по спине бога и постучал по ней ногтем.

— Вы не могли бы поставить его вон на ту полку у окна? — спросил он Гьяна.

Гьян вскочил.

— Как бы не поцарапать, сэр, — заметил он.

— Да, в самом деле. — Текчанд возвратился к столу, вытащил экземпляр «Форчун» и сказал: — Вот, подстелите, пожалуйста.

Когда Гьян водрузил бога на полку, Текчанд жестом пригласил его садиться и спросил:

— Как вы догадались принести это мне?

Ложь была наготове. В планы Гьяна не входило объявлять Текчанду, что ему однажды уже довелось побывать в этом доме и осмотреть музей.

— О, я столько слышал о вашей коллекции. Говорят, она богаче музея в Лахоре.

Текчанд внимательно посмотрел на него, потом еще раз на скульптуру.

— Простите мою неделикатность, но вы, должно быть, очень стеснены в средствах, раз решаетесь продать это, мистер…

— Талвар, — сказал Гьян. — Гьян Талвар.

Он заранее обдумал детали этого разговора. Он назовет свое настоящее имя, и вообще лучше поменьше врать. Успех всего плана зависит от того, поверит ли ему Текчанд.

— Ах да, да, мистер Талвар.

— Я и в самом деле попал в тяжелое положение, но я не думал, что это… так бросается в глаза.

— Индийцы не склонны продавать своих богов, мистер Талвар. Я обратил внимание на то, что этому идолу поклонялись, и совсем еще недавно. На нем свежие следы пасты и охры.

— Я не религиозен. И у меня мало что осталось святого.

— В вашем возрасте-то? Сколько вам лет?

— Двадцать три, сэр.

Текчанд взглянул на него долгим, внимательным, изучающим взором, словно осматривал статую. Перед ним сидел трудовой человек с мозолистыми руками, широкими плечами, с глубоким загаром, который бывает только у тех, кто целые дни проводит под палящим солнцем. Текчанд нахмурился, но тут же вернул своему лицу обычное выражение.

— Не слишком ли это смело заявлять: «У меня мало что осталось святого»? Особенно когда вам всего двадцать три. И право же, нужно очень нуждаться, чтобы продать бога, которому молились ваши родные, возможно, отец и мать.

Трудно было выдержать этот холодный, испытующий взгляд.

— Да, действительно, я сейчас без работы, — признался Гьян.

— Это тоже неубедительно. В наши дни способный молодой человек, судя по всему, образованный, привычный к тяжелой работе! Нет… Столько возможностей… Теперь, когда так нужны рабочие руки. — Зазвонил телефон. — Извините…

Он подвинул к себе поближе белый аппарат.

— Да? — сказал он в трубку. — Я смогу принять его через… три минуты. Сейчас я закончу. — Он положил трубку и обернулся к Гьяну.

Перед тем как зазвонил телефон, Гьян уже совсем было собирался признаться, кто он и зачем пришел. Он понял, что Текчанд отнесся к нему с подозрением. Впрочем, Гьян и прежде слышал о его особой проницательности. Возможно, стоило рискнуть. Но Гьян не решался пока выложить свой главный козырь. Он должен продать этому человеку свою легенду. К ножу за поясом притрагиваться на сей раз не придется.

— Вы не могли бы ненадолго оставить скульптуру здесь? Я покажу ее кое-кому — специалистам, прежде чем назначить цену.

Гьяна словно обожгла внезапная мысль.

— Я не украл статую, деван-бахадур-сахиб.

— В этом я не сомневаюсь. Но, согласитесь, должен же я знать, что покупаю. Это довольно своеобразная вещь, и мне хотелось бы посоветоваться со знатоками.

— Разве чье-нибудь мнение может повлиять на вашу оценку старой бронзы, сэр? — спросил Гьян.

Текчанд бросил на него быстрый взгляд, по-видимому признавая резонность этого замечания.

— Мне хочется, чтобы оценка была справедливой, — объяснил он.

— Я целиком полагаюсь на ваше мнение, сэр. Заплатите мне столько, сколько находите нужным.

— Вы не хотите оставить статую?

Гьян был загнан в угол.

— Что вы! Пожалуйста.

Деван-бахадур Текчанд встал со стула. Он подошел к полке и пристально вгляделся в бронзовое изваяние. «Издалека, вот в таком ракурсе, он удивительно похож на своего сына, — подумал Гьян. — Та же фигура, тот же наклон головы, те же манеры».

— Здесь какая-то вмятина на левом плече, — сказал Текчанд, снимая Шиву с полки, — должно быть, скульптуpy ударили очень сильно каким-нибудь металлическим орудием. Иначе такая отметина не могла получиться. Эти скульптуры очень прочные — сплав пяти металлов. Пулей не пробьешь, а вес невелик. Из такого материала следовало бы делать солдатские каски и кольчуги для правителей. Значит, мы договорились? Заходите ко мне домой. Я думаю, лучше завтра, часов в пять. Да, в пять. В четыре у меня другая встреча, но за час я справлюсь. Вас это устраивает?

— Да, — ответил Гьян, поднимаясь.

— Мой особняк на Кервад-авеню, около…

— Я знаю, где это.

— Отлично! Завтра в пять. Если я чуть-чуть опоздаю, вам не трудно будет подождать?

— Разумеется.

— Да, между прочим, мистер Талвар… Может быть, вы нуждаетесь в авансе, сто рупий, скажем. Может быть, это нас выручит?

— Нет, благодарю вас, сэр. Я не настолько нуждаюсь.

Едва Гьян вышел из кабинета, Текчанд поднял телефонную трубку. Он попросил секретаря соединить его с директором музея в Лахоре. Он еще разговаривал с секретарем, когда вошел следующий посетитель.

О том, что важнее денег

Чувство вины, которое еще тлело в глубине души Гьяна, заставило его потоптаться в нерешительности у ворот. «Закоренелых преступников не мучает совесть», — напомнил он себе. Будущее его висело на волоске — или полная безопасность, или долгие годы тюрьмы. Гьян вошел, опасаясь, не слишком ли рано он явился — без часов трудно было точно рассчитать время. Подъездная дорожка к дому осталась точно такой, какой он ее запомнил: даже гул-мохур и джакаранда были в цвету и образовали тенистый свод, неожиданно прохладный после широкой дороги, открытой палящим солнечным лучам. Лакей у колоннады спросил его имя, а потом проводил его в скрытую за винтовой лестницей длинную комнату с высоким потолком. Едва он успел сесть, как раздался бой стенных часов.

Закрытые шторы на обоих окнах и темные панели стен придавали комнате мрачный вид. Гьян почувствовал слабый запах камфары и полированной мебели. Все здесь казалось топким, неуловимым, приглушенным, как и должно быть в доме, хозяева которого поколение за поколением купаются в роскоши. Даже бархатная обивка стульев выглядела неяркой, а персидский ковер был осквернен прикосновением дешевых желтых башмаков Гьяна. Он пристроился на стуле резного дерева с высокой спинкой, как раз под медленно крутившимся вентилятором. Отсюда, через открытую дверь, ему хорошо был виден сад. Пышные яркие цветы — пылающие гвоздики, желтые и красные канны, георгины, восточные лилии и другие, названия которых он не знал, — напомнили Гьяну об Андаманских островах.

И от всего этого Деби-даял добровольно отказался. А ведь он знал, что в конце пути его ждет тюрьма и пожизненное заключение, которое теперь, когда Андаманские острова захватили японцы, и в самом деле, возможно, никогда не кончится. Самое главное, что Деби-даял никогда сюда не возвратится. Сомнительно даже, жив ли он до сих пор. Если он ухитрился восстановить против себя Маллигана и его подручных, то и при японцах ему лучше не будет. Тут Гьяну снова вспомнился окоченевший труп Большого Рамоши, страшные муравьи, облепившие его вывалившиеся внутренности, и лицо мертвеца, словно смеявшегося над Гьяном. Так наказывают японцы за неповиновение.

Сейчас Гьян не сомневался в успехе, он был вдохновлен замыслом, к осуществлению которого столь удачно приступил. Шива придал ему уверенность, Шива стал фигурой в его шахматной партии. Тот самый бог, которого он случайно обнаружил в пустом доме и хотел было продать за первую предложенную цену, теперь играл важную роль в планах Гьяна и уже помог ему преодолеть самый высокий барьер.

Шли минуты. Чувство вины почти совсем исчезло. Вдохновение снисходило к Гьяну. Он ждал, непоколебимый, безжалостный, готовый к любой неожиданности. Он дотронулся до андаманской цепочки, скрытой на этот раз под галстуком и под рубашкой, с тем же благоговением, с каким набожный человек прикасается к талисману.

Гьян услышал какой-то шорох позади себя на ковре, и маленькая, шоколадного цвета собачка, виляя хвостом, принялась обнюхивать его ноги. Гьян недолюбливал собак, он относился к ним с подозрением, даже с тайным страхом — скорее всего это была настороженность преступника к охране. Он невольно отдернул ногу. Они были в противоположных лагерях — собаки и люди вроде него, Гьяна: наследственная вражда! Недаром говорят, что племена преступников приносят собак в жертву своим богам…