Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

— Чем это кончится, как ты думаешь?

— Яснее ясного! Как только уйдут англичане, у нас начнется гражданская война — страшная бойня. Каждый город, каждая деревня, каждая трущоба, где две общины живут бок о бок, станет полем боя. К войне готовятся и те и другие. Мусульманская лига и индуистская Махасабха настроены воинственно.

— Можно подумать, что единственный выход — ненасилие, — заметил Деби-даял.

— Ненасилие! — презрительно усмехнулся Босу. — Это для слепцов! Как можно одновременно призывать к совершенствованию и утверждать, что мы уже совершенны? Человеческую натуру за одну ночь не переделаешь. Ненасилие — всего-навсего благочестивая идея, мечта философов. Страшно подумать, какое их ждет разочарование! Что скажет Ганди, когда увидит хаос, объявший страну? Он будет умирать с каждым умирающим, страдать с каждым страдальцем, индусом или мусульманином — все равно. Но поймет ли он, что человечество не созрело для истинного ненасилия и никогда не созреет? Нет, не поймет! Он будет снова проповедовать свою мечту. Станешь ты болтать о ненасилии, если кто-то плеснет кислотой в лицо твоей девушки? А Ганди захочет?

— Можно не разделять его философию, но нельзя усомниться в его искренности, — сказал Деби. — По-моему, он лично никогда не прибег бы к насилию.

— Искренность! Не путаем ли мы эту самую искренность с самообманом, с наивным представлением, будто человек наделен добродетелями, которых у него и в помине нет? И потом — разве сам Ганди не высказывал сомнений на этот счет? «Что, если, — говорил он, — когда вспыхнет ненависть, ни один мужчина, ни одна женщина, ни один ребенок не окажется в безопасности и рука каждого поднимется на соседа?» Именно это и должно произойти, даже уже происходит. Единственное, что теперь остается нам, индусам, — готовиться к войне. Тем же заняты и мусульмане. Если мы не «сумеем ответить насилием на насилие, нам не выжить. Стоит нам противопоставить ненависти мусульман ненасилие, как всего через несколько недель после ухода англичан мы снова превратимся в нацию рабов. Ненасилие — чудесная тактика, если противник воюет по тем же правилам. В борьбе против англичан с их врожденной благопристойностью ненасилие еще давало какой-то эффект. А как насчет Гитлера? Вообще, как ты себе представляешь борьбу ненасилия с грубой силой?

— Не знаю, — вяло ответил Деби.

Хозяйка дома внесла медные тарелочки с горками кукурузного печенья, мисочки с жареными баклажанами и с рыбой, приправленной кэрри, и расставила все это на маленьком столике рядом с кроватью.

Босу задумчиво посмотрел на жену, как на постороннего, прервавшего важную беседу, а потом улыбнулся ей.

— Угощайся, — обратился он к Деби-даялу. — Вряд ли тебе приходилось пробовать рыбу, приготовленную таким способом. Это рецепт из Дохазари. Там ее родина.

Но у Деби был еще один вопрос, который он хотел разрешить.

— Скажи, как ты думаешь, движение Национального конгресса провалилось так же, как наше?

Босу глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Их провал еще ужаснее. Но признают ли они это когда-нибудь? Когда уйдут англичане, конгресс присвоит себе все заслуги в освобождении Индии, как будто другие — Махасабха, даже Лига, наконец, сидели сложа руки. И все-таки их провал еще ужаснее нашего — разоружение народа, превращение его в нацию овец, как говаривал Шафи. Именно эту болезнь пытается вылечить наша организация — Махасабха. Впрочем, возможно, мы опоздали. Результаты «непротивленческого воспитания» проявятся немедленно, как только англичане предоставят нас самим себе. Из-за этого самого ненасилия вместо каждого индийца, которому суждено умереть, умрут пятеро. Сколько женщин будут изнасилованы и похищены, сколько детей замучены только из-за того, что их мужья и отцы не способны постоять за себя!

— Жаркое остынет, — напомнила жена Босу.

— А что будет делать Ганди? — продолжал Босу, не обратив на нее внимания. — Он будет по-прежнему поститься. Поститься до изнурения, возможно, даже до смерти. Но признает ли он свое поражение? Признает ли, что ненасилие проиграло? Никогда! И вот что еще. Какое будущее ждет государство ненасилия в мире, где торжествует насилие? Скажи мне! Как нам прикажешь защищать границы? Может ли нации ненасилия иметь армию и флот, миссия которых — насилие? Мы окажемся подсадной уткой в чужой охоте, в первую очередь для соседей: Бирмы, Цейлона и так далее. Если в основу нашей политики будет положено ненасилие, разве удастся нам воспитать боевой дух в войсках?

— Жаркое остынет, — снова напомнила жена.

Босу взглянул на нее.

— Вот перед тобой образец духа ненасилия, — он показал на жену. — Какой-то мерзавец изуродовал ее лицо, а я, ее муж, пальцем о палец не ударил, чтобы отомстить. И как ты думаешь, она сказала мне, что я подонок, неспособный защитить семью? Ничуть не бывало! Она, как Мать-Индия, исповедует ненасилие! Единственное, что ее беспокоит, — я должен покушать горяченького!

Свертывание листьев бетеля

Шафи Усман в одних подштанниках валялся на раскладной кровати, вынесенной во двор дома во втором переулке Анаркали. Мумтаз, одна из девушек, содержавшихся в этом доме, растирала его сандаловым маслом. Шафи, закрыв глаза, удобно развалился на кровати, отдаваясь во власть теплых, мягких пальцев, скользивших по его спине.

В это время двор уже был в тени, но стены постепенно возвращали накопленный за день жар. Из-за ограды доносился шум города, стряхивавшего послеполуденное оцепенение. Двери, обычно наглухо закрытые от жары, теперь были распахнуты настежь. Улицы поливали, чтобы прибить пыль. Продавцы знаменитых кондитерских лавок в Анаркали снимали влажные покрывала с огромных, в рост человека, разноцветных гор сладостей, упакованных в золотую и серебряную фольгу или покрытых глазурью. Продуктовые магазины сикхов готовились к вечернему наплыву покупателей. Продавцы фруктов устанавливали под маленькими навесами корзины с манго, яблоками с кремом, дынями из Лакнау. Повсюду стоял тяжелый, безошибочно узнаваемый запах летнего дня — смесь запахов мангового сока, пряностей, жареной пищи, испарений человеческих тел, конского навоза, гниющих овощей и открытых сточных канав. Около дома — трехэтажного, с маленькими окошками строения из обожженного кирпича — была укреплена красно-желтая доска, объявлявшая, что здесь нет «никаких запретов» для представителей всех родов войск. Такими досками были украшены все бордели в городе — возможно, для того, чтобы солдатам легче было находить их. Каменная лестница в шесть ступеней вела к массивной деревянной двери. Когда звонил звонок, приоткрывалось окошечко, вделанное в дверь, и привратник обозревал посетителя.

Шафи нежился, он даже почти уснул, убаюканный массажем и одурманенный запахом сандалового масла. Он был умиротворен и доволен собой, зная цель и пути к цели. Конечно же, он изменился, как изменилась вся Индия. Пыл юности остыл, острые углы сгладились. Клуб Ханумана, странное жаркое, приготовленное из говядины пополам со свининой, — все это принадлежало прошлому. Шафи даже склонен был считать счастливой случайностью тот давний налет полиции, ибо теперь-то он твердо знал, что индусы не могут сотрудничать с мусульманами. Канули в вечность времена религиозного единства, когда индусы, мусульмане и сикхи пытались все вместе вырвать власть у правителей. Индусы показали себя во всей красе.

Разговор с Хафизом открыл ему глаза. Хафиз — его друг, они теперь работают плечом к плечу. Шафи научился смотреть фактам в лицо, чувства отступили перед логикой, гнев — перед расчетом. А факты были неопровержимы! Индусы и мусульмане — извечные враги. Вместе им никогда не ужиться. Это подтверждено и печальным опытом провинциального правительства. Теперь пришла пора мусульманам позаботиться о себе. Их превосходство несомненно — они владели всей Индией, веками правили ею, пока не нагрянули англичане. Дико даже подумать о том, что теперь они позволят низвести себя до положения подчиненных, отступят перед численным превосходством.

Все случилось как раз вовремя, размышлял Шафи. Если бы он сам задумал всю операцию, он не мог бы выполнить ее лучше. Сразу, одним махом, все индусы из Клуба Ханумана были схвачены и брошены в тюрьму. Но после этого Шафи вынужден был затаиться. Те, кого он предал, слишком мною знали о нем. Ему пришлось сбрить бороду, снять тюрбан, а за этим последовали и другие атрибуты сикхской религии — кара, кирпан, канжи. «Какой это был абсурд, — думал он, — принимать облик сикха, если сикхи мне еще отвратительнее индусов».

Но теперь опасность миновала. Снова он со всей своей энергией сколачивал группы, дожидаясь благоприятного случая. А пока не настал час, надо быть смирнее мыши. Ордер, выданный на его арест, еще действителен. Когда все разработано так тщательно, было бы просто глупо попасть в капкан. Уже всем ясно, что англичане вот-вот уберутся из страны. Остается согласовать только сроки передачи власти. Миссия Криппса[76] показала индусам, что им не удастся все повернуть по-своему. Не смогут они заграбастать всю власть и создать государство, где они станут погонять в хвост и в гриву мусульман, которые в прежние времена повелевали ими. Предстоит джахид — религиозная война, священный долг каждого верующего.