Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

• Название: Александра Федоровна. Последняя русская императрица
• Автор: Павел Мурузи
• Издательство: "Вече"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1187-7

Документальный роман-биография известного французского писателя, драматурга, поэта, журналиста Павла Мурузи рассказывает о жизни императрицы Александры Федоровны, жены последнего российского императора Николая II. Годы царствования Николая II оказались отнюдь не радужными не только для дома Романовых, но и для всей России. Несмотря на очевидные экономические успехи, страна стремительно катилась в пропасть, подталкиваемая внутренними и внешними врагами. Первая мировая война, Февральский и Октябрьский перевороты привели к гибели империи, жестокой расправе с царской семьей, братоубийственной гражданской войне. На этом фоне писатель показывает жизненный путь Александры Федоровны, ее становление как личности и как монархини, ее женскую судьбу - радости и горести невесты, жены, матери, ее переживания за безнадежно больного сына-наследника и мужа, "хозяина Земли Русской".

---

Однажды вечером, около шести часов, к императрице пришел Распутин.

После ссылки, куда его отправил Столыпин, фамильяр­ности у него по сравнению с первыми годами пребывания в столице поубавилось. Несмотря на чудо, сотворенное в Спа- ле, старец понимал, что уже не может, как прежде, бесцере­монно посещать в любое время Александровский дворец.

Тем не менее его сразу приняли, не заставив ждать. У ца­рицы ужасно болели ноги. Она сидела в кресле, укрыв их одеялом, свисавшим до пола.

— Матушка, так хотел увидеть тебя, совсем исстрадался.,.

Императрица нахмурилась. На ее печальном лице появи­лось вопросительное выражение.

— Что с тобой, Григорий? У тебя произошло какое-то несчастье?

— У всех у нас произошло несчастье, у всех русских...

— Что ты имеешь в виду?

— Царь собирается втянуть нашу несчастную страну в вой­ну. Так я тебя предостерегаю, — это будет концом России.

Императрица с трудом встала с кресла. Испуганно пере­крестилась:

— Господь с тобой, Григорий! Не говори так и не думай об этом. Мы с Николаем озабочены только одним, — как сделать нашу страну счастливой, процветающей...

Но «старец», видимо, закипая от гнева, продолжал:

— Я против любой войны, матушка. Люди доброй воли всегда могут договориться, все уладить... Батюшка не дол­жен совершать такой тяжелой ошибки, она будет смертель­ной для его царствования. Нельзя допустить кровопроли­тия...

Александра искала нужные, подходящие слова, чтобы за­щитить царя, объяснить этому мужику возникшую ситуацию.

— Ты слишком чист душой, Григорий, ты человек про­стой. Но ведь наша страна подписала кое-какие документы, взяла на себя определенные обязательства... Он дал торже­ственное обещание Балканским странам оказать им помощь в случае нападения на них. Мы должны им помочь...

Но Распутин, все больше распалялся, его лицо побагро­вело. И он, назидательно покачивая указательным пальцем, продолжал:

— Матушка, Господь дал мне святую возможность ис­целить твоего сына — нашего горячо любимого цесареви­ча. Я сумел остановить кровотечение, когда этот хрупкий мальчик обескровливал. Ноя не смогу остановить кровь, ко­торая по приказу Николая, прольется завтра, когда русские храбрецы пойдут драться не за свои, не за наши интересы, а будут отстаивать чьи-то привилегии, доставлять добычу, которой жаждет эта продажная, бесчестная свора политиков, окружающая вас, угнетающая наш народ... Матушка, в ноги тебе брошусь, умоляю тебя, помоги мне вас спасти, спасти Россию. Сделайте все, что можете, прогоните меня от себя, продолжайте выбрасывать деньги на ветер, принимайте с почестями всех этих лицемеров, которые врут вам в лицо, жалуйте им титулы, увенчивайте гербами, дарите им двор­цы, осыпайте своими милостями, только не начинайте вой­ну. Сейчас тебе говорю не я, моим голосом говорит святая Русь...

Александра слушала его, и сердце у нее сжималось от боли. Она чувствовала, что этот монах-бродяга прав, Ей тоже была ненавистна сама мысль о войне. Она его подняла и ска­зала:

— Хорошо, Григорий. Приходи завтра утром. Сам ска­жешь обо всем царю...

* * *

На улицах Санкт-Петербурга было полно военных, — проходили парады, и тяжелый топот солдатских сапог был похож на ритмические удары молота по булыжной мостовой.

Распутин торопливо шел по площадям, запруженным народом, вдоль набережной, где тоже собирались толпы, чтобы поглазеть на марширующих солдат. Все, казалось, были ужасно веселы. Никого, видимо, не страшили нарас­тающие признаки близкой войны, которые были заметны в предместьях, особенно, на уличных перекрестках. Бодрые здоровяки со знающим видом обращались с речами к про­хожим.

— Турция всегда нас только провоцировала. Наш царь- батюшка абсолютно прав — нужно помочь нашим соседям прогнать турок из Европы, прогнать раз и навсегда!

Эти горлопаны продолжали своими громкими призыва­ми подстрекать толпу:

.— Подумать только, они же настоящие дикари! Да даже не христиане! Царь должен показать им, что мы их не боим­ся. Пусть лучше оставят в покое наших друзей-славян...

Григорий Ефимович дошел до вокзала. Поезд в Царское Село уже отходил. В своем вагоне он увидел много знакомых лиц, многие узнавали его. Все хотели с ним поговорить. Но он, повернувшись нарочито ко всем пассажирам спиной, разглядывал через окно однообразный пейзаж предместья, порой перемежавшийся лесными рощицами.

Сердце у «старца» сильно колотилось в груди. Он чувство­вал, какая на него свалилась ответственность. Царица сама назначила время и место для аудиенции с царем. Так что ему действовать! Он, простой сибирский мужик, обладает гораз­до большей силой убеждения, чем все эти хитрые лисицы, переодетые в министерские мундиры, которые только на словах разглагольствовали о благе народа, асами безжалос­тно гнали русскую молодежь на войну, хотели превратить этих молодых людей в «пушечное мясо». Казалось, что все эти пушки отстаивали идеи, но их жерла, выплевывающие смертельные заряды, на самом деле служили тем, кто наби­вал себе карманы, торговцам, которые продавали свой то­вар, — одни другим.

Григорий не выносил саму идею развязывания войны. Но он не терял надежды перед грозящей опасностью, ведь им­ператрица, как и он сам, хорошо понимала необходимость совместных с ним, Григорием, действий. Она его поддержит, она не позволит своему мужу сотворить такую глупость, на которую его толкает кровожадное окружение.

...В Александровском дворце его не заставили долго ждать. Царь, предупрежденный о визите, принял Распути­на в первую очередь, ранее многих важных персон, с голо­вы до ног обвешанных орденами и медалями, которые тол­пились в царской приемной.

Распутин вошел. Пылкий настрой заставил его в эту минуту позабыть об обычном ритуальном церемониале. Он, глядя в потолок, с напряженным лицом, большими шагами шел к громадному рабочему столу царя. Он подо­шел к нему почти вплотную и, стуча кулаком одной руки по раскрытой ладони другой, заговорил, даже скорее за­кричал:

— Царь-батюшка! Война — дело неугодное Господу. Она наносит Ему оскорбление, ибо посягает на творения Его. Война — это ничто иное, как «избиение младенцев» ради прибылей торговцев, которые наживаются за счет других, ибо сильный угнетает слабого. Люди доброй воли, такие хри­стиане, как мы, обязаны решать все споры иначе, не с по­мощью бойни и кровопролития.

Царь хотел было его перебить, ответить, но Григорий все более распалялся:

— Я вижу, что в результате не будет победителей ни на одной, ни на другой стороне. Наоборот, все проиграют. Ты знаешь, что Россия только-только пришла в себя от ужасно­го поражения от Японии. Стоит ли напоминать тебе, как упал престиж России после ее катастрофы на морях? О, ты, самый человечный из всех царей на земле! Ты гораздо луч­ше своих предков осознал нищету всех нас, своего несча­стного, неграмотного народа. Ты стал понемногу улуч­шать его жизнь, своим указом открыл последнему кресть­янину путь к обогащению. У всех у нас теперь появился собственный земельный надел, обильно политой нашими слезами. Так не разрушай сделанного дедом твоим, того, что сделал этот твой хороший министр для страны. Мы только увидали из подземелья свет Божий... Теперь уже не встре­тишь такой жуткой нищеты в деревнях... старики и дети те­перь едят досыта. Хорошие урожаи собираем. Так, царь-ба­тюшка, употреби власть свою великую, выступи против вой­ны, к которой тебя подталкивают все эти люди с черной душой, они же первыми начнут хулить тебя, если победа окажется не на их стороне... Ты человек на диво благочес­тивый, так вспомни же заповедь Божию, — «не убий!» Это — священная заповедь, как и все заповеди Христа, сына Божь­его... Не смей ему перечить, не повиноваться. В Его силах липпвд тебя трона. Ибо трон сей не тебе уже принадлежит... Тебе дал его Господь, чтобы ты готовил его для нашего го­рячо любимого Алексея... Ты ведь не хочешь, чтобы этот чуд­ный ребенок однажды сказал бы, — «по вине моего отца миллионы матерей оплакивают своих сыновей...» Имей в виду, — если твоя армия пойдет на Турцию, здесь, в стране, революции не миновать...

Николай II, немного ошарашенный вольностью «стар­ца», только что вернувшегося из ссылки после сотворенно­го им чуда в Спале и осмеливавшегося читать нотацию ему, верховному правителю всей России, смешался, не знал, что ему ответить. Но внимая искренним увещеваниям этого простого мужика, который с такой страстностью выступал против войны, он смягчился и внимательно продолжал выс­лушивать Григория.

Среди многих глупостей, гулявших тогда по столице, была еще одна, — якобы Распутин убедил царя употреблять целительные «тибетские» настойки, приготовленные враче­вателем Бадмаевым, из-за чего поведение монарха станови­лось каким-то неестественно замедленным, а его воля все больше атрофировалась. Вот еще одно из суеверных пред­положений хулителей Распутина!