Е. Бирман - Протоколы с претензией

• Название: Протоколы с претензией
• Автор: Е. Бирман
• Жанр: Современная проза

Роман идей.

 "– Ну, вот не преклоняюсь я перед Нельсоном Манделой, – говорит Я. – Конечно, освобождение одного народа от подчинения другому – дело, заслуживающее уважения. Но мне этого мало... А ты вот попробуй сделать свой народ...  красивым!"

" – Афросионизм – это любопытно, – заинтересовались члены Кнессета..."

"– Проблема, как всегда, в материальных средствах, – оправдывает Я. опасения Баронессы, – я предлагаю для этой благородной цели интернационализировать под эгидой Организации Объединенных Наций все нефтяные запасы Ближнего Востока, а деньги от продажи нефти потратить на образование детей в Африке.

Идея встречается бурным восторгом в Кнессете Благородного Призыва. Кнессет тут же принимает резолюцию об увековечении памяти Я. Теодора Герцля Африканского.

– Это должна быть конная статуя – Я. Теодор Герцль Африканский на чистокровном арабском жеребце, – предлагает Б."

"Баронесса заносила его слова в протокол. Как ты говоришь, политкорректность – это гладить по головам и мыть руки? "

"– Не забывайте, – говорит Я. в задумчивости, и его взгляд, кажется, устремлен куда-то поверх правосудия, – англосаксы ведь и генетически – те же немцы, только их, в отличие от немцев, заклинило на свободе."

---

Е. Теодор Бирман Протоколы с претензией (Роман "Министроне")

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Однажды решив написать книгу, будущий автор взял псевдоним, заговорил о себе в третьем лице и рассудил, что новое для себя дело должен начать с учебы. Будучи человеком обстоятельным, он решил нанять двух учителей и – во исполнение задуманного – купил две книги, для чего вытащил из кошелька в книжном магазине розовую купюру, положил сдачу в карман и вышел из тумана книжных соблазнов на улицу Алленби. И, как всегда, когда он оказывался на этой улице пятничным утром, среди суеты и солнечных пятен, после очков на носу и книжной тесноты на полках, жизнь показалась ему протяженной, деревья зелеными, женщины приятно взволнованными. А его самого ждало приключение совершенно нового свойства – черпнуть движения из скользящего перед ним и вокруг него потока, упрятать его в пузырек из-под пенициллина величиной в две фаланги среднего пальца с мягкой серой резиновой пробкой, чтобы кто-то, когда-то, вооружившись шприцем с длинной иглой, мог извлечь из него пробу утекшего времени.

И все время, пока будущий автор воображал себя писателем, то есть бросался к тетради в клеточку, морил себя голодом по утрам, чтобы не усыпить нервного возбуждения, две эти книги – “Пианистка” Елинек и “Москва – Петушки” Ерофеева – лежали на прикроватной тумбочке поверх Священного Писания. И если читатель заключит из этого, что стиль ценится автором выше святости, то последний станет возражать, утверждая, что святости и упомянутым книгам не занимать, что же касается стиля... но нет, пуще запаха вареной курицы не переносит он панегириков Вечной Книге. С купленной же парой книг автор поступал безобразно: как воришка в супермаркете, набивал он свои карманы фразами из них, ловчил – как бы ему унести все, отчаивался, садился в тоске на каменный пол, задумывался... И подобно многим неофитам, проникся в конечном итоге верой в безупречность своих наставников, поверил, что из причудливой оболочки безумных книг, как орхидея, растет цветок человеческой нежности. Поверил, что юные романтические души 21-го, а может быть, и последующих веков будут воспитаны в том числе и на этих странных книгах. Примечтался ему даже некий изобретательный книготорговец, которому придет в голову мысль подложить его книгу в нагрузку к этим двум в подарочный набор “Библиотеки для юношества” и перевязать их ленточкой – розовой для девочек, голубой для мальчиков.

Еще. Автор “Войны и мира”, граф Толстой, насколько известно, никогда не извинялся перед французским читателем за откровенно франкофобский характер своей книги, как не извинялся перед читателем русским за то, что часть и без того некороткого романа заставил его читать дважды – вначале по-французски в тексте, а затем по-русски в сносках. Мы же считаем для себя просто необходимым заранее принести извинения за своих героев, нередко проявляющих полное пренебрежение элементарными правилами политкорректности, когда речь идет о стране обожаемого автором Флобера. В принципе же автор этой книги – заодно с ранее упомянутыми, самовольно выбранными им в наставники авторами (в дальнейшем нередко обозначаемыми как “госпожа Е.” и “господин Е.”) – выступает решительно за отделение литературы от политкорректности. В противном случае электростанции Еврейского Государства могли бы работать бесперебойно на книжном топливе из произведений классиков всех времен, племен и континентов, никогда не обходивших народ еврейский своим высокочтимым вниманием. Извинить своих героев, которые возмутительной несдержанностью в провозглашаемых ими тезисах по щекотливым вопросам нередко вызывали гнев автора, помогает последнему лишь вера в искренность своих персонажей, которые, как многие их соплеменники, склонны говорить и думать концепциями и тезисами. Перед ними, соплеменниками своими, автор не извиняется, к критике их относится настороженно. Он подозревает, что перед ними, может быть, вообще не следует никогда извиняться. От этого они могут разобидеться еще больше, а то и вовсе сесть на голову. Не всегда и не всюду приглашаемые участвовать в прениях, они все равно выскажутся без всякого к тому поощрения. Впрочем, и автор тоже хорош: в зрелом возрасте взялся писать книгу и кто его знает, не собственные ли тезисы оформил в виде чужих протоколов. И уж точно, решительно ни один человек во всем мире не просил его этого делать.

Чтобы совсем покончить с извинениями и неизвинениями, скажем заранее, что часть книги написана на компьютерном языке Си и никаких поясняющих сносок по этому поводу не содержит.

“И что это у вас там за претензия? Какая еще претензия? На что? На ваше умение перещеголять во франкофобии самого графа Толстого, что ли? Или это претензия, предъявляемая вами кому-то?” – спросят у автора. На что он предпочтет не ответить или, точнее, многозначительно промолчать, ведь умный и доброжелательный читатель найдет в его книге гораздо больше всяческой претенциозности, чем ею сознательно нашпиговал свое сочинение старательный автор.

“А почему “Минестроне”? Не означает ли это, что автор напичкал свой литературный суп всем, что оказалось у него под рукой?” Может быть. Почему бы и нет? Разве то, что находится под рукой, не лучший материал для романа?

.

Я. ВСТАЛ С ПОСТЕЛИ

Я. встал с постели. Было обыкновенное утро. Увидев в зеркалах полураспахнутых створок шкафа два своих отражения в полный рост, он привлек к себе жену и, указывая на правое отражение, уверенно сказал:

– Этот выше.

Сегодня пятница, и значит, сегодня состоится очередное заседание Кнессета Зеленого Дивана. В Кнессете за стеклянным столиком, располагаясь обычно на зеленом диване, заседают пятеро – Я., его жена Баронесса и трое друзей семьи – А., Б. и В. (мужчины).

Когда Я. впервые в шутку назвал жену Баронессой, ее светло-серые глаза взглянули на него с удивлением. Он не стал объяснять, а она ни о чем не спросила. Он привык к пониманию и сейчас краем глаза следил за ней. Вот она, как всегда быстро, схватывает нить его мысли. Еще несколько секунд – и она, нигде не задерживаясь надолго, пройдет по лабиринтам ассоциаций к неожиданному слову.

Старые страхи порой навещают Я., вдруг однажды она не захочет идти по тропам, которые он прокладывает. Для себя, для нее. Раньше он боялся, что любопытство и расположение ко всем без разбора подведут ее. Он упрекал ее в замедленной реакции. Хотя бы часть болванов, которых приходится отваживать ему, она могла бы вовремя отдалять сама, состроив строгую физиономию хотя бы одной-двумя минутами раньше, а не когда эти ослы начинают чувствовать себя обнадеженными, говорил он.

А если болван окажется вовсе не болваном? Если сумеет заинтриговать ее чем-то? К черту – их семейная катастрофа растает где-нибудь по дороге. И еще он полагается на испытанную профилактику, – потенциальная угроза заранее вымочена им в притворно невинных замечаниях и насмешках.

В первый раз это был почти экспромт. Они были совсем-совсем молоды. Подошедшему к их столику в ресторане с явным намерением пригласить ее на танец молодому человеку, манжеты рубашки которого, как показалось тогда Я., слишком выступали из коротковатых рукавов пиджака, он поднялся навстречу с радостной готовностью.

– Меня? – спросил он. Она прыснула от смеха, молодой человек ушел. Я. проводил взглядом его манжеты.

– “Рискованно”, – подумал он.

Шутка была из старого фильма, о чем он ей вскоре сказал – не хватало ему быть пойманным на плагиате. Нет, этот фильм она не видела. Признание не уменьшило эффекта, он был ее героем в этот вечер. Вывода он сделал два: во-первых, он и сам может придумывать такие выпады, во-вторых, делать это нужно с упреждением.

Он знает, она все еще приветствует эту игру, но не стоит терять осторожность. Если ты женат на пуме, ты должен быть всегда начеку.

В период его молодости, в атмосфере доступными акварелями раскрашенного аскетизма Большевистской Империи, фильмы и книги распыляли туманы непредсказуемо-трагических женских характеров. И юный Я., отдавая дань моде и времени, тоже самоотверженно рвался к блужданию в тумане женской загадочности и экзотичности. Его мать осторожно назвала эти кинематографические и книжные существа и их более скромные живые воплощения “сложными девушками”. Полное отсутствие у его жены даже следов этих удивительных, дурманящих воображение качеств сначала несколько разочаровывало Я. Значительно позже, поняв чем обладает и как неожиданно легко ему досталась эта добыча, он решил сохранить свое открытие в тайне.

– О чем это вы рассуждаете без меня? – слышится сверху голос Баронессы. Она спускается по лестнице. Три пары глаз следят за ее появлением. Сначала показываются недлинные, но прямые ноги в шортах, затем верхний пролет лестницы прекращает скрывать легкий задик в профиль. Баронесса не терпит, чтобы холмики ее груди прыгали при ходьбе, тем более – вразнобой. Для этого приняты меры. Какие? Интерес Я. к секретам женской подтянутости своей жены никогда не ослабевал в нем. Его механистические догадки отметаются ею с необидной снисходительностью. Эти проблемы вызывают любопытство не только у него, замечает Я. Но когда в поле зрения светло-серых глаз жены попадают гости, последние будто поправляют галстуки, которых на них нет. Готовность к деловому разговору отражается на их лицах.