Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

• Название: Лучше подавать холодным
• Автор: Джо Аберкромби
• Жанр: Фэнтези

Чрезвычайно опасная женщина была предана своим нанимателем. Её брат был убит, а сама она искалечена. Она хочет отомстить бывшему хозяину и шести его соучастникам, для чего нанимает группу не слишком надёжных, да и к тому же плохо сочетающихся друг с другом, помощников. Молодого северянина, пытающегося оставить позади прежнюю жизнь, полную насилия и неудач, экс-заключённого (мономаньяка, одержимого магией чисел), совершенно невыносимого мастера среди отравителей с его невозможной ассистенткой, и знаменитейшего (прежде всего, своим переменчивым нравом) кондотьера, готового на подвиг ради одного только глотка спиртного… Очень скоро по следам колоритной группы отправляется самый опасный наёмный убийца во всём Земном Круге.

---

— У…

— Левым бедром я особенно доволен. — Указывая на алый зигзаг идущий от угла её ввалившегося живота вниз к внутренней стороне усохшей ноги, с обеих сторон окруженный следом из красных точек. — Бедренная кость, вот здесь, к сожалению вклинилась сама в себя. — Он прищёлкнул языком и всунул палец в сжатый кулак. — Немного укоротив ногу. Но вышло, что голень на другой ноге оказалась раздроблена и мне удалось вытащить крохотный осколочек кости, чтобы возместить разницу. — Он нахмурился, сдвинув вместе её колени и наблюдая, как они сами раскатываются в стороны — ступни бесполезно болтались. — Одно колено слегка ниже другого, и стоя ты не будешь столь же высокой, но, принимая во внимание…

— У…

— Уже срослось. — Он усмехнулся, нежно погладив её высохшие ноги от верха бёдер до узловатых лодыжек. Она смотрела, как он касаётся её, будто повар гладит ощипанную курицу и вряд ли что-либо чувствует. — Всё полностью срослось, и зажимные винты удалены. Шедевр, поверь мне. Вот бы скептики из академии увидели всё это — им было бы не до смеха. Вот бы увидел мой прежний наставник, даже он…

— У… — Она медленно подняла правую кисть. Точнее, дрожащее, вихляющееся на конце предплечья издевательство над кистью. Ладонь была гнутой и сморщенной, с громадным уродливым шрамом там, где в неё врезалась проволока Гоббы. Пальцы скрючило как древесные корни, сдавило вместе и только мизинец торчал под странным углом. Попытавшись сжать кулак, она простонала сквозь стиснутые зубы — пальцы еле шевельнулись, а острая боль прострелила руку, заставив желчь обжечь заднюю стенку горла.

— Наилучшее, что я мог сделать. Мелкие косточки, как ты видишь, серьёзно пострадали и сухожилие мизинца напрочь разорвано. — Её хозяин казался разочарованным. — Конечно, шок. Отметины сойдут… до некоторой части. Но на самом деле, принимая во внимание падение… ладно, вот. — Мундштук трубки с шелухой приблизился к ней и она жадно в него всосалась. Впилась зубами, как будто он был её последней надеждой. Он и был.

* * *

Он отщипнул крохотный кусочек от ломтя, не иначе как собрался кормить птичек. Монза следила за его действиями, рот наполнялся кислой слюной. Дурнота или голод, особой разницы не было. Она молча взяла этот кусочек, поднесла к губам — слабую руку затрясло от усилий. Протолкнула между зубами и дальше, в глотку.

Будто бы глотает осколки стекла.

— Потихоньку, — прошептал он. — Как можно медленней — с тех пор как ты упала, ты ничего не ела кроме молока и подслащенной воды.

Хлеб застрял в её пищеводе, и её скрутил рвотный спазм, кишки сомкнулись вокруг ножевой раны, что подарил ей Верный.

— Вот. — Он просунул руку под её затылок, нежно но твёрдо, поднял ей голову и приставил к губам бутыль с водой. Она сглотнула, и снова, потом её глаза внезапно уставились на его пальцы. Ей почувствовались там, на затылке, какие-то незнакомые выступы. — Я был вынужден удалить несколько кусков твоего черепа. Заменил их монетами.

— Монетами?

— Ты бы предпочла, чтоб твои мозги остались торчать наружу? Золото не ржавеет. Золото не гниёт. Естественно, я сильно потратился, но если бы ты умерла, всегда смог бы забрать своё вложение, а раз уж ты не, ну… Я решил что деньги потрачены не зря. Ты будешь ощущать что-то типа шишек, но волосы отрастут обратно. Какие у тебя красивые волосы. Черны как полночь.

Он позволил её голове мягко откинуться назад на одеяло и чуть задержал там руку. Мягкое касание. Почти приласкал.

— Обычно я человек молчаливый. Пожалуй слишком много времени провёл в одиночестве. — Он блеснул своей улыбкой. — Но я нашёл тебя… ты вызвала во мне самое лучшее. Прямо как мать моих детей. Ты, местами, напоминаешь мне её.

Монза полуулыбнулась в ответ, но по её кишкам проползло отвращение, что перемешалось с недомоганием, которое она стала ощущать слишком часто. С той сладкой потребностью.

Она сглотнула. — Могу я…

— Конечно. — Он уже протягивал ей трубку.

* * *

— Сожми.

— Он не сожмётся! — шипела она, три её пальца лишь изогнулись, мизинец по прежнему торчал прямо, то есть настолько прямо, насколько мог. Она вспомнила какие шустрые пальцы были у неё раньше, какой она была быстрой и ловкой, и тщетность и ярость пронзили её даже острее чем боль. — Они не сожмутся!

— Ты пролёживала здесь неделями. Я тебя не трогал, так что ты могла курить шелуху и ничего не делать. Старайся.

— А ты сам, блядь, не хочешь постараться?

— Хорошо. — Его рука неумолимо обхватила её кисть и силой собрала погнутые пальцы в крепко сжатый кулак. Её глаза вылезли на лоб, дыхание вышибло слишком быстро, чтобы она закричала.

— Сомневаюсь, что ты понимаешь, насколько я тебе помогаю. — Он сдавливал сильне и сильнее. — Иное без боли не вырастает. Иное без неё не развивается. Страдание ведёт нас к свершению великих дел. — Она рывками дёргала пальцами здоровой руки и бестолку царапала его кулак. — Любовь — прекрасная перина для отдыха, но только ненависть способна изменить личность к лучшему. Вот. — Он отпустил её и она откинулась и обмякла, и хныкая, смотрела как дрожащие пальцы понемногу полуразжались, отметины налились багровым.

Ей хотелось его убить. Ей хотелось прокричать все знакомые проклятия. Но она в нём крайне нуждалась. Поэтому она сдерживала язык, всхлипывала, глотала воздух, скрежетала зубами, шлёпала затылком по одеялу.

— Теперь сожми руку. — Она уставилась в его лицо, пустое, как свежевырытая могила.

— Давай, или мне придётся сделать это самому.

Она зарычала от усилий, руку колотило до самого плеча. Продвигаясь по чуть-чуть, пальцы медленно и осторожно сомкнулись, мизинец по прежнему торчал прямо. — На тебе, хуйло! — Она помахала у него под носом перекрученным, узловатым, окоченевшим кулаком. — На!

— Неужели это было так трудно? — Он протянул трубку, она тут же выхватила её.

— Не стоит меня благодарить.

* * *

— И мы увидим, сможешь ли ты взять…

Сгибая колени она взвизгнула и упала бы, если бы он её не подхватил.

— По прежнему? — Нахмурился он. — Ты должна бы уже мочь ходить. Кости срослись. Конечно, больно, но… а что если в одном из суставов остался осколок? Где именно болит?

— Везде! — огрызнулась она.

— Верю, что дело не в твоём упрямстве. Я бы страсть как не хотел без крайней необходимости снова вскрывать раны на ногах. — Он подцепил одной рукой под колени и легко поднял её обратно на койку. — Мне надо ненадолго уйти.

Она вцепилась в него. — Ты скоро вернёшься?

— Очень скоро.

Его шаги пропали в коридоре. Она услышала щёлчок закрывшейся двери и звук поворачиваемого в замке ключа.

— Блядский ты сын. — И она свесила ноги со стола. Содрогнулась, когда ступни коснулись пола, оскалила зубы, выпрямившись, тихо зарычала, когда отпустила койку и опёрлась на собственне ноги.

Было адски больно и приятно.

Она отдышалась, собралась и захромала к дальней стене комнаты. Боль стреляла в спину сквозь щиколотки, колени и бёдра. Для равновесия, она широко раскинула руки. Добралась до посудного шкафа, уцепилась за его угол и выдвинула ящик. Трубка лежала внутри, рядом была банка зеленого пузырчатого стекла с чёрными комочками шелухи на дне. Как же хотелось затянуться! Во рту пересохло, ладони липкие от дурной потребности. Со стуком она отпихнула ящик обратно и поплелась обратно к лежанке. Ломота всё ещё пронизывала тело, но Монза становилась сильнее с каждым днём. Скоро она будет готова. Но не сейчас.

Терпение — мать успеха, писал Столикус.

Через комнату и обратно, рыча сквозь стиснутые зубы. Через комнату и обратно, кривясь и пошатываясь. Через комнату и обратно, хныча, дрожа и сплёвывая. Она прислонилась к лежанке, чтобы как следует отдышаться.

Через комнату и обратно.

* * *

По зеркалу проходила трещина, а ей хотелось бы, чтобы оно было разбито напрочь.

Твои волосы подобны локону полуночи!

Начисто выбритая левая половина головы, начала зарастать мерзкой щетиной. Что осталось, висело вяло, спутанно и неопрятно, как клубок водорослей.

Твои глаза сверкают подобно бесценным сапфирам!

Желтые, налитые кровью, расницы свалялись в слипшиеся комки, окаймлённые красными язвами в лилово-черных глазницах

Губы подобны лепесткам роз?

Потрескавшиеся, засохшие, шелушащиеся, серые с катышками желтого гноя в уголках. По впалой щеке шли три длинных царапины, воспалённо коричневые на восковой белизне.

Этим утром ты выглядишь особенно прекрасно, Монза…

Алые шрамы с каждой стороны шеи, оставленные проволокой Гоббы, истончались до бледного сплетения рубцов. Она смотрелась, как свежая чумная покойница. Она выглядела не лучше черепов на каминной полке.