Джеймс Риз - Досье Дракулы

• Название: Досье Дракулы
• Автор: Джеймс Риз
• Издательство: Эксмо, ИД Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39616-0

В руки лондонских издателей попадает дневник писателя Брэма Стокера, рассказывающий о его жизни еще до выхода знаменитого романа «Дракула». В этом дневнике, дополненном письмами и другими материалами, отражена история странных и даже сверхъестественных отношений Стокера с таинственным американским доктором Тамблти.

Лето 1888 года. Лондон потрясен серией жестоких убийств, совершенных маньяком по прозвищу Джек Потрошитель. По воле случая главным подозреваемым становится Брэм Стокер, которого обнаружили неподалеку от места, где нашли первую жертву (кстати, убитую ножом, принадлежащим Стокеру). Чтобы снять с себя подозрения, Стокер вынужден лично заняться расследованием, для чего заручается поддержкой своих именитых друзей, входящих в тайное общество — «Орден Золотой Зари». Он присутствует на обряде посвящения, в котором участвует также доктор Тамблти, и во время этого действа происходит нечто чудовищное…

---

— Ты имеешь в виду самоудовлетворение? Кейн, дружище, успокойся! Такие мысли приходят в голову многим молодым людям.

В других обстоятельствах эти слова, произнесенные между двумя глотками чая, сопровождались бы ухмылкой. Но не сегодня.

— Но что же мог предложить в связи с этим медик? Да еще в печатном объявлении?

— Консультации, проводимые в частном порядке… Своего рода терапию.

— Своего рода, конечно, — буркнул я, заслужив сердитый взгляд Кейна. — И ты обратился к этому… терапевту?

— Да.

Кейн заерзал на месте, как преступник на скамье подсудимых.

— Терапия, состоявшая из…

Но тут я вспомнил о своем прошлом барристера и решил не перебивать, дав Кейну возможность выговориться самому, не спеша, преодолевая мучительный стыд, что только добавляло ему мои симпатии.

— Тамблти, — сказал он, — приехал из Америки, уже имея определенную репутацию.[145] Там он был известен как «знаток индейских трав», и на самом деле многое из того, что он прописывал, обладало целебными свойствами. Это я могу подтвердить. Так же поначалу действовало на меня и его общество. Когда после второй консультации мы удалились в его комнаты и он сказал, что ищет себе спутника для путешествий, эта мысль показалась мне заманчивой, хотя и ненадолго. Тебе хорошо известно, что тогда я чувствовал себя в Ливерпуле так, как будто завяз в трясине. Жизнь словно остановилась, хотя я ощущал в себе внутренний мотор достаточной мощности, чтобы покорить если не весь мир, то уж Лондон точно. Чего мне не хватало, так это горючего.

Среди литературных друзей всегда рискуешь наткнуться на метафору, и теперь я, в свою очередь, взял иголку и нитку нашего разговора, чтобы сделать свой стежок.

— Ненадолго, говоришь? А что отбило у тебя интерес к роли компаньона?

Пока Кейн вздыхал, кряхтел да охал, я снял сюртук.

— Позвони, чтобы принесли воду, хорошо, Кейн? И немного виски, чтобы она была не такой сухой.

Эту просьбу он выполнил охотно, поскольку она давала ему отсрочку, чтобы собраться с духом. Слегка плеснув в бокалы, мы возобновили беседу:

— Ты спрашиваешь, что отбило у меня охоту путешествовать с ним вместе? Пожалуй, его комнаты или, вернее, их содержимое.

— А оно представляло собой?..

— Право же, Брэм, не превращай замок Гриба в Малую судебную сессию.

— Прости. Продолжай.

— Спасибо, я продолжу.

К счастью, он заговорил быстрее:

— Во-первых, я должен сказать, что Тамблти тогда — и, может быть, до сих пор — представляет собой весьма колоритную фигуру. Он был привлекательным человеком, несмотря на вызывающую манеру одеваться и такое же поведение. Когда я впервые увидел его на улице в Ливерпуле, он сидел верхом на белой лошади и вел за собой целый собачий выводок.

— Черт бы их подрал, этих его шавок! — выругался я.

— Значит, они по-прежнему у него?

— Две точно. Они нагадили в костюмерной «Лицеума».

— Должно быть, Генри это взбесило? Архиепископ легче бы перенес наличие грязи в Кентерберийском соборе, чем Генри в своем «Лицеуме».

— Ее обнаружили в гардеробной — костюмерша вляпалась. Но я даже не стал говорить об этом Генри, ибо в настоящее время он одурачен и перепоручил Тамблти руководство театром и «Бифштекс-клубом». Теперь, если ты там обедаешь, то обедаешь с Тамблти. До последнего времени, во всяком случае… Я боюсь, что Генри даже выдал ему ключ.

— «Боюсь»? — повторил Кейн. — Я должен задать этот вопрос, Брэм. Это твое «боюсь» просто фигура речи или ты действительно боишься, что у Тамблти есть собственный ключ?

— Кейн, я не склонен к пустым словесным выкрутасам, — отозвался я не без раздражения. — Да, я боюсь.

— Я не хотел тебя обидеть. Дело вот в чем: я сам боюсь этого человека, и не без причины. Теперь, очевидно, и у тебя есть для этого резоны. Я могу лишь гадать, какие именно.

— Ты гадаешь, Кейн, потому что весы разговора все же склоняются в твою пользу: сначала, если ты не против, изложи свои причины, а уж я — следом за тобой.

Кейн встал, чтобы сменить восковой цилиндр. Я уже приспособился к монотонному бормотанию этого второго Кейна, но с большим интересом слушал первого, который вернулся на место и взялся за виски. — Что ж, желание узнать твои причины побудит меня поскорее изложить свои.

— Буду рад ускорить ход беседы, — сказал я, протянув свой бокал, чтобы он долил еще немного.

По правде говоря, я боялся своей очереди. У Кейна тонкий и скептический ум, и, хотя мне было известно, что, впервые приехав в Лондон, он посещал всякого рода спиритические сеансы, каково его нынешнее отношение ко всей этой мистике, я не знал и понятия не имел, какова будет его реакция на историю, которую я привез в замок.

— Ну что ж, — повторил Кейн. — Вперед через факты, и побыстрее! Фрэнсис в начале нашего знакомства был, как уже говорилось, красавцем, обладателем притягательной харизмы.

— То есть умелым мошенником. Шарлатаном.

— Напротив, — возразил Кейн. — Я всегда находил его диагнозы точными. По существу, ему следовало бы заниматься настоящей медициной и оставить те снадобья, благодаря которым он процветал.

— Значит, он богат?

Нечто подобное я предполагал, но сказанное Кейном насторожило меня еще больше. Неприятно слышать, что у этого человека есть денежные ресурсы.

— Весьма, — подтвердил Кейн. — Как-то раз я узнал, что он перевел шестьдесят тысяч долларов в банк Рочестера — и заметь, это был не единственный случай. Он сам говорил мне, что в лучшие дни дела приносили ему триста долларов в день.

— Дела? Во множественном числе?

— Именно так. Он вступал в партнерство с другими, разъезжал по разным странам.[146] По-видимому, основа его процветания была заложена в Бостоне, но со временем его средство от прыщей приобрело известность в Нью-Йорке, Джерси-Сити, Питтсбурге, распространилось на запад до Сан-Франциско и на север, аж до самой Канады.

— И в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году он пересек океан в поисках… английских прыщей и английских пенсов?

— Точнее, не пенсов, а полновесных фунтов, — поправил меня Кейн. — И компаньона.

— Но не ты должен был стать им. Ты говоришь, что раздумал им становиться.

— Да, но, боюсь, не сразу. Понимаешь, Фрэнсис был тем, что французы называют un beau-parleur — краснобай. Дарил он и подарки.

Последнее, судя по тому, как опустился на грудь подбородок Кейна, до сих пор внушало ему стыд.

— Ты помнишь, Брэм, те брюки из шотландки, которые я так любил и надел, когда впервые отправился к Россетти?

— Очень хорошо, — ответил я.

— Так вот, мне подарил их Тамблти и много чего еще в придачу. Мы ходили по городу вместе, нарядившись как денди, но к тому времени, когда речь зашла о том, чтобы стать его путешествующим компаньоном, я уже передумал и отказался наотрез.

— Из-за его комнат, говоришь?

— В каком-то смысле — да. Он обзавелся жильем в Ливерпуле несколькими годами раньше, когда приехал туда в первый раз. У него вообще в обычае держать квартиры в разных местах. Но это его дело: меня в конце концов оттолкнули не сами комнаты, а то, что в них было.

Разволновавшись, Кейн встал, чтобы задернуть шторы, оставив меня размышлять о загадочном содержимом комнат Тамблти. И хотя воображение рисовало мне всякие гадости, ему было далеко до правды, которую я услышал от Кейна.

— Матки, — наконец промолвил он, вернувшись на место.

— Манатки, да, — не поняв, откликнулся я, — но какие именно? Что в его обстановке или имуществе могло тебя так отвратить, что ты стал избегать его, во всяком случае, решил не путешествовать с ним?

— Я только что сказал, — буркнул Кейн. — Никакие не манатки, а матки.

Я чуть не поперхнулся, сглотнул виски и попросил:

— Ты уж будь добр, растолкуй, о чем речь.

И Кейн растолковал:

— Фрэнсис рассказывал мне, что давным-давно перестал заниматься хирургией, как он говорил, «утратил желание резать». Он питал отвращение и к крови, и к скальпелю. Однако однажды ночью, когда мы сидели, потягивая шерри в компании двух его недавних знакомых, один из них предложил нам отправиться на поиски… женщин. Скажем так, легкого поведения. Фрэнсис в ответ начал ругаться. Мне показалось, что он сейчас выставит этого человека. Собственно говоря, вскоре он так и сделал, хотя и не в буквальном смысле… Господи, что за вздор! Теперь я сам вижу, что несу околесицу. Ты, Стокер, заставил меня говорить в духе памфлета, хотя я автор романов.

— В нынешних обстоятельствах не до романов, Томми. Нужны, пожалуй, именно памфлеты — точные и злободневные.

— Как тебе угодно, Брэм. Как тебе угодно… Начнем вот с чего: я знал, что Фрэнсис направил запрос в медицинский колледж, заявив, что ему нужны матки как исследовательский материал «для изучения». Это вызвало подозрения.