Том Харпер - Книга тайн

• Название: Книга тайн
• Автор: Том Харпер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-53118-9

Библия Гуттенберга — первая в мире книга, изготовленная на типографском станке, об этом известно всем. Но вряд ли кто-нибудь знает, что там же, в Гуттенберговой мастерской, напечатана и другая книга, сам факт существования которой церковь предпочитает замалчивать, а уцелевшие ее экземпляры изымает и предает огню…

Все началось с того, что Нику Эшу, сотруднику ФБР, пришло странное послание из горной деревушки в Германии — изображение средневековой игральной карты и две строки с непонятным текстом. Одновременно он узнает, что неизвестные похитили Джиллиан, женщину, в которую Ник влюблен. Эш бросает свои дела и отправляется на поиски Джиллиан. И вскоре из охотника за преступниками превращается в изгоя и беглеца, ведь загадка, ответ на которую отыскала Джиллиан, из разряда тех, что простому смертному лучше не знать вообще.

---

— Это же брат Жером. — Эмили села, откинув с лица волосы.

До сознания Ника с трудом доходили слова, произносимые гнусавым голосом репортера. «Соседи услышали выстрелы… Вызвана полиция… Убийство в стиле мафии… Сообщается о найденном утром подозрительном автомобиле… Блестящий ученый… Скандал, связанный с сексуальным домогательством…»

Ник посмотрел на Эмили. По ее щекам текли слезы. Он хотел утешить ее, но она казалась такой хрупкой, что он боялся, как бы она не раскололась от прикосновения.

— Я убила его, — прошептала она.

Сюжет на экране закончился, начался новый. Вместо лица брата Жерома появилась лодка с дрожащими от холода беженцами. Ник снова отключил звук.

— Я и представить себе не мог, — пробормотал он.

— Я его погубила.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — попытался утешить ее Ник. — То же самое было с Бретом. Если бы не я, он был бы жив. Но вы не должны себя винить. Виноваты те, кто убил его.

— Виновата я, — гнула свое она. — Если бы не я, он не оказался бы там.

— Потому что он домогался вас, когда вы были студенткой?

Эмили проглотила слезы и уставилась на покрывало. Когда Ник уже было решил, что она не слышала его слов, она быстро проговорила:

— Это была не его вина. Мы с Жеромом… мы… мы были любовниками. Он не домогался меня — у нас был роман. Когда университетские власти узнали, его выгнали. А потом его выгнали и из ордена. Это его погубило. Наука была смыслом его жизни.

Ник представил себе старика с гривой седых волос и попытался не думать о том, как его костлявые пальцы прикасаются к коже Эмили.

— И все равно он не должен был прикасаться к вам.

— Он не должен был прикасаться ко мне, — повторила она. — Это верно. Но не в том смысле, в котором вы думаете. Это я влюбилась в него. Я его соблазнила, если это слово подходит для данного случая. Это я лишилась рассудка, я была безжалостна — не желала слышать никаких отказов. Я не понимала, что делаю. — Она смахнула слезу со щеки. — В конечном счете чувство вины стало для него невыносимым, и он разорвал нашу связь. Я вышла из себя… мне хотелось одного — отомстить. Я донесла на него из одной только злости. Я погубила его жизнь. А теперь вот это.

LIV

Штрасбург

Я разглядывал лист, испытывая привычную боль разбитых надежд. Некоторые из букв едва пропечатались, другие вдавились с такой силой, что их очертания терялись в чернильном пятне. В нескольких местах бумага порвалась — значит, мы не выровняли кромки литых форм. Вся страница, когда мы извлекли ее из пресса, оказалась размазанной. Драх был прав: я мог напечатать десять тысяч копий, но все они будут ужасны.

Я взял напильник, готовясь к очередному дню неблагодарного труда. Отливать металл на гравированной медной дощечке было легко, но я не учел того, что тут потребуется высокая степень точности. Если какая-то буква оказывалась хоть на волосок ниже других, то она не доставала до листа. А если она оказывалась выше, то разрывала бумагу. Поскольку буквы образовывались на медной дощечке с помощью пуансона и молотка, то вряд ли удалось бы добиться их единообразия по высоте. Разве что путем последующей самой тщательной обточки.

— А где формы?

Каспар поднял на меня взгляд.

— В сумке.

Я залез в сумку, которую Каспар принес из дома Дритцена. Если не считать нескольких отливок свинца, сумка была пуста.

— Наверное, ты положил их на стол.

Я принялся искать их среди всякого хлама — клочков бумаги, инструментов, медных пластин и порченых форм, валявшихся на столе.

— Ты уверен, что принес их?

Он пожал плечами.

— Мне так казалось.

Вот в такие моменты я ненавидел работать с Каспаром. Если ему что-то было безразлично, то он относился к этому спустя рукава и никакие упреки до него не доходили.

— Ты, наверное, оставил их в прессе.

— Вероятно, — согласился он.

— Я тебя просил их принести.

Дритцен вот уже неделю как болел, и дом превратился в проходной двор для озабоченных родственников, всюду сующих свой нос друзей и кредиторов, которые опасались, что больше не увидят своих денег.

— Если их кто-то заметит, наш секрет будет раскрыт.

— Я запер дверь.

Мне не хотелось ссориться с Каспаром — мы и без того уже немало спорили в тот год. Я повернулся к нему спиной и подошел к двери сарая, чтобы остыть, вдохнув морозный декабрьский воздух.

Во дворе стоял мальчик. Поначалу я принял его за бродягу или воришку, но он не убежал, когда я двинулся, чтобы прогнать его. Я присмотрелся и понял, что знаю его — мальчик на посылках Ганса Дюнне. Вид у него был такой, словно он бежал всю дорогу из Штрасбурга.

— Тебя Дюнне послал? — спросил я из двери.

Он кивнул.

— Он просил передать, что герр Дритцен умер.

Дом со своими изогнутыми стенами и пологой крышей и без того был похож на гроб. Закрытые ставни не пропускали свет изнутри. Мы долго стояли на пороге, прежде чем слуга впустил нас. Внутри пахло уксусом и смолой, оттого что здесь жгли сосновую крошку.

— Иди вниз и возьми формы, — сказал я Каспару, давая ему ключ, на который мы запирали подвал. — И винты тоже возьми.

Чтобы снизить эффекты одиночной ошибки, мы ввели инновацию, разделив текст на четыре отдельные отливки — по одной на каждый абзац. Мы свинчивали их вместе, делая таким образом одну доску.

— А ты куда?

— Выразить соболезнования.

Я взял свечку со стены и пошел вверх по скрипучей лестнице. По стене метались тени. Добрый десяток пар глаз обратился на меня, когда я вошел в комнату: плакальщики и слуги стояли за дверями спальной. Всех, казалось, объединил безмолвный упрек. Большинство собралось вокруг толстой женщины в белой вуали — жены Дритцена, теперь его вдовы — и мужчины, за которого она цеплялась, его брата Йорга.

Я снял шапку.

— Фрау Дритцен, я пришел сказать, как глубоко…

Увидев меня, она отделилась от собравшихся и завизжала:

— Это ты виноват. Ты и твой дружок. Он был хороший человек, честный человек, пока вы не соблазнили его вашим колдовством. Если этот день и принесет какое благо, так только то, что он вырвался из-под вашей власти. Когда Андреаса похоронят, вы вернете мне все, что он вам дал, до последнего гроша!

Она обрушила на меня град ударов. Ее деверь обхватил ее руками и оттащил от меня.

— Иди к своему мужу, — приказал он. — А с этим я разберусь.

Он почти затолкнул ее в спальню. Через открытую дверь я увидел неясные очертания тела Дритцена, лежащего на своей кровати под саваном.

Йорг закрыл дверь и посмотрел на меня хитрым взглядом. До этого, приходя к Дритцену, я два-три раза видел его брата, который мне сразу не понравился. Это был маленький горбатый человек с опухшими щеками и поросшим щетиной подбородком, по форме похожим на луковицу.

— У нее истерика, — без малейшего сочувствия сказал он. — Ее можно понять. В такие времена деловые вопросы должна решать холодная голова.

— Твой брат умер, — сказал я. — Дела могут подождать.

— Я разговаривал с Андреасом перед его смертью. Он поведал мне о вашем предприятии, сказал — единственное его сожаление, что он не увидит того безмерного богатства, которое будет получено в результате. Он сказал, что передает мне свою долю в партнерстве.

— Если он это сказал, то у него, вероятно, от болезни уже помутился разум, — ответил я. — Но мы можем поговорить об этом позднее. Я приду сюда проводить Андреаса.

Все было верно. Я не отрицал, что играл на его корысти и подстрекал к участию в предприятии, которое мне сулило большую выгоду, чем ему. Но Дритцен был торговец — он вкладывал деньги, если видел прибыль. Откуда он их доставал — это было его дело. Но я скорбел по нему, как скорбит один человек, узнав о смерти другого.

— Я пойду. Я не хотел расстраивать семью в час горя.

— Ты гораздо сильнее расстроишь меня, если не выслушаешь, — сказал Йорг. — Я знаю, сколько денег Андреас вложил в вашу аферу, хотя он мне так и не объяснил, почему она, на его взгляд, заслуживала этого.

— Тогда ты этого и не узнаешь. Его деньги и тайны останутся в партнерстве.

— Значит, я должен занять его место.

— У меня есть подписанный им договор, согласно которому в случае его смерти его наследники не смогут получить ничего до окончания предприятия. Но он и умирая, остался мне должен.

Я не мог и представить, что мне придется говорить это, стоя рядом с еще не остывшим телом.

— Ты что же — оставишь его жену нищей?

— Ответственность за нее лежит на тебе, а не на мне. Она станет нищей, если ты это допустишь.

— Тогда я пойду в суд. — Йорг перешел на крик. — То, что вы с Андреасом держали в тайне, станет известно всему городу. Ты от меня так просто не отделаешься.

Каспара я встретил на улице.