Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы

• Название: Язык птиц. Тайная история Европы
• Автор: Грасе д'Орсе
• Издательство: Издательство СПбГУ
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-288-04857-9

Грасе д'Орсе — удивительный автор, создавший одну из самых захватывающих конспирологических теорий. На долгое время его работы оказались забытыми. Теперь читатель имеет возможность познакомиться с одной из самых головокружительных трактовок истории Франции со времен друидов до XIX в. Расшифровывая Язык птиц, известный лишь посвященным, Грасе д'Орсе приоткрывает завесу тайной истории Европы, и прочитывает по-новому книги Франсуа Рабле, историю Жанны д'Арк, события Французской революции. Его трактовки могут быть спорны, но они, несомненно, увлекательны и в чем-то провокационны.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Масонами являются и те и другие, потому что еще раньше масонами были и греки. На погребальных мозаиках музея в Неаполе и на похоронных памятниках в Марселе, Лионе и Орли, начиная с первого века, обнаруживается изображение молота или деревянного молотка масонов, часто сопровождаемое уровнем, отвесом, и черепом, обозначающим как у древних, так и у наших современников степень мастера третьего градуса, представленную на греческо-друидской колонне Кюсси Хироном греков со связанными руками. Мы находим его в «Полифиле» в виде единорога (licorne), а в храмах Италии я обнаружил немало разновидностей погребальной тайнописи, составленной из одной лилии и одного черепа (lys + crane = licorne). На греческом хирон значит узник; современный перевод слова licrane — узник плоти (lie a la chair, а на старофранцузском lie earn).[12]

На древних гробницах фигурируют три инструмента масонов: молоток, уровень и отвес; они олицетворяют трех кабиров или трех персонажей платоновской троицы.

1. Греческий молоток, MAKELLA; на латыни, MARCVLA, откуда происходят два имени города Марселя, олицетворяющие смерть или злую судьбу. Один эпиграф из музея в городе Борелли содержит эти два слова:

MACELLE EVITVXEI,

A Macella, a la bonne fortune.

2. Добрая судьба соответствует отвесу, олицетворяющему справедливость, на греческом Ортозию, как звучит одно из имен Дианы.

3. Уровень, на греческом статмос, балансир, был одним из атрибутов Юпитера Статора, а еще раньше представлял собой спящего андрогина, то есть Смерть, начало жизни, доисторическое божество всех видов и форм масонства.

На греческом эти инструменты масона называются тойхо механе, это инструменты для возведения стен, а произносится их название как гпихомехане, инструменты судьбы. Это те инструменты, с помощью которых каждый из нас творит свою судьбу, то есть свое прошлое, или молот, настоящее, или отвес, будущее, или уровень, который, будучи помещен между движением восходящим и нисходящим, не имеет отношения ни к первому, ни ко второму.

Однако для философа, как и для филолога, существует лишь одно время, то, которое греки называли аорист, время не родившееся, или бесконечное, представленное андрогином и уровнем, так как это единственная форма существования моего Я, единственная неоспоримая вещь. Эта идея передается в храмах и масонских ложах Запада скрещенными костями под черепом лунного цвета (то есть белого), о чем сообщает следующая поговорка:

Sautoir femur mort lisse crane chef lun?

To есть:

Estre foi mort amour, Licrane c'est l'un (Для узника плоти любовь и смерть — это одно и то же.)

В моем масонском словаре один из моих предшественников добавил в этот стих красный цвет (разумеется, геральдический красный — gueule), и получился весьма интересный вариант:

Estre foi mort amour, Licarne s'egalent.

Для узника плоти любовь и смерть равны.

Этот символ никогда не встречается в восточных церквях, так же, как и распятие, которое датируется лишь одиннадцатым веком и по сей день остается одним из знаков степени розенкрейцера. Бог — это голый, привязанный к кресту (Lie croix nu), то есть узник плоти (licrane). Не следует забывать, что современное масонство, такое же древнее, как и сам мир, реорганизуется заново в монастырях каролингов и что ритуал адонирамитов, английский и протестантский по своему происхождению, был единственным ритуалом, не поладившим с Римом. Напротив, к нему были всегда терпимы, а иногда и защищали его объединения, носившие названия сыновей леса, фарфелю, относясь к ним как к клапану, через который выходил остававшийся независимым человеческий дух. Все детали костюма священника на Западе, очевидно отличавшиеся от восточного, подчинялись правилам тайнописи на вульгарной латыни, особенно тонзура, которая была признаком дьякона, или узника плоти. Известно, что восточное духовенство оставляет нетронутыми свои бороду и волосы, как и на оставшихся у нас статуях Нептуна и Акмона, богов счастья и удачи. На самом деле, если слово коме на греческом означает волосы, то слово комес — принца, вождя. И это увеличивает вероятность происхождения носившей длинные волосы семьи Меровингов от друидов.

Из последующего изложения станет ясно, что все современные масонские секты Запада связаны друг с другом единством догмы, то есть учением о вечности Я, и единством тайнописи, то есть использованием вульгарной латыни или старофранцузского. Римская церковь остается терпимой к ним, а иногда даже защищает от светских властей, при условии, что они будут выражать свои религиозные идеи только через тайное письмо. Даже испанская инквизиция оставила их в покое, и, как мы позже увидим, некоторые из их ответвлений, такие, как лугаросы, были поддержаны и признаны Церковью. Кроме того, не следует удивляться, что самые примечательные черты того искусства тайнописи, которыми мы обладаем, начиная со «Сна Полифила», обязаны своим появлением представителям духовенства, язычество которых, весьма небрежно скрываемое, никогда не подвергалось даже малейшему осуждению. Римская церковь не рассматривала их доктрины как опасные, поскольку они, во-первых, не разглашали их на языке, понятном для всех, а во-вторых, имели мало общего с масонством адонирамитов.

III

Как я уже говорил, «Сон Полифила» — это не что иное, как грамматика святого Жана Глипэна, то есть, на современном французском, грамматика глиптики, и, между прочим, грамматика иначе организованная, иначе используемая, чем грамматика покойного Шарля Блана, так как в этой грамматике есть то, что принадлежит ремеслу Микеланджело, Жана Гужона, Пьера Леско, Филибера Делорма и всех художников позднего Ренессанса. Но согласно представлениям наших предков, искусство не было всего лишь ремеслом, оно было религией, которая нашла свое отражение во всех шедеврах Микеланджело, во всех книгах Рабле; так же, как и греки, великие гении шестнадцатого века стремились вложить самые возвышенные идеи в оболочку, принимающую форму гротеска и непристойной сатиры.

Именно об этом говорит эпиграф к моему масонскому словарю: «Когда древние поэты говорили об основании города, они имели ввиду и создание нового учения; поэтому масон — это тот, кто благодаря своему разуму содействует формированию определенного учения. Поэтому Нептун, бог доказательства, и Аполлон, бог сокрытых вещей, представлены у Лаомедона в качестве масонов, помогающих сооружению города Трои, то есть, формирующих религию троянцев» («Трактат о символах» Декурселя).

Нет ничего более точного и в большей степени соответствующего определению греческого масонства, тихо-механе. Тем не менее, цели могли быть различными, так как программа масонства, так, как она изложена Декурселем, — это программа социальной религии, ставящей перед собой цель сформировать гражданина, божеством которого будет община или республика, тогда как программой античного масонства была индивидуальная религия, ставящая перед собой цель сформировать художника, божеством которого была бы красота. Такова пропасть, разделяющая масонство адонирамитов, организованное Кромвелем с исключительно политической целью, и древнее масонство ремесленников, которое стремилось лишь к созданию шедевров в своей области. Масонство адонирамитов рекрутирует своих адептов из всех профессий, и единственное, что их может объединять, — это политика. Товарищи, или компаньоны, святого Жана Глипэна могли быть лишь адептами глиптики, то есть художниками, скульпторами и архитекторами, и «Сон Полифила» был предназначен исключительно для них. Каждое ремесленное объединение имело свою особую тайную письменность, знание которого было необходимо для всех тех, кто использовал одно и то же клеймо. Тайное письмо портных, создаваемое ножницами, было не менее важным, чем тайнопись искусства рисунка. Последняя была одновременно и более популярной, и более аристократичной, потому что именно она предоставляла средства для создания геральдики герба. Но ни один барьер не отделял тайное письмо одной профессии от тайнописи другой, и все пользующиеся такого рода секретами следовали в первой очередь за своей фантазией. «Озорные песни», приписываемые Рабле и служившие сюжетом для маскарадов, требуют углубленного знания тайного письма портных, тогда как «Сон Полифила» в большей степени связан с тайнописью архитектуры.

Эта книга была опубликован анонимно, как и большинство книг такого же жанра, и лишь гораздо позже она была приписана брату Франческо Колонна, тревизанскому монаху, потому что заглавные буквы каждой части образуют хорошо известный латинский акростих: POLIAM FRATER FRANCISCUS COLVMNA PERAMAVIT. Считается, что он полюбил прекрасную девушку из Тревизы, которая послужила ему прототипом Полии, подруги Полифила. По этому поводу я могу лишь отослать читателя к мудрому предисловию г-на Попелена. Он сам мимоходом замечает, что Рабле, у которого все книги являются пародией на «Полифила», дважды цитирует Колонну, называя его Пьером вместо Франческо. Однако издатель приписываемой ему книги не говорит об этом ничего, даже не указывает, что когда-либо у них были общие отношения, а сам Пьер или Франческо Колонна никогда не претендовал на авторство, несмотря на то, что эта книга почти на протяжении двух столетий пользуется блестящим успехом.