Борис Михалев - Философ Горы

• Название: Философ Горы
• Автор: Борис Михалев
• Жанр: Религия

---

- Но спасение ведь основано на этике и аскетизме. Где тогда место познавательному и художественному творчеству в твоей системе ценностей?

- Закон часто отождествляют с этикой, а творчество - с наукой и искусством. Я бы сказал, что это три разных, но равноценных пути к одной цели. И все они могут быть как на начальной, так и на высшей стадиях. Законное познание приспосабливается к миру, искусство - развлекает. Творческая же этика - это монашеский подвиг.

- Религия утверждает, что нравственность обязательна, а красота и познание - нет.

- Этика - наиболее доступная форма духовности. Ее можно использовать как мерку богонаправленности любых путей, которые, будучи правильными, различаются лишь в силу непройденности до конца, подобно граням пирамиды - чем ближе они к вершине, тем ближе и друг к другу. Как по компасу, каждый проверяет правильность ориентации своего движения, испытывая повышение способности к восприятию ценностей, лежащих в русле других путей. Сколько людей, столько и путей к совершенству. Царство же Божие не знает разделения. Совершенство одно, и если оно достигнуто, то не важно, каким путем.

- Может ли по твоему войти в Царство Божье, например, человек нравственный, но невежественный?

- Не может быть такого человека. Нравственное совершенство дает и полноту знания.

46.

- В заботу погружен мир, и мораль его проникнута ей, хотя, вроде бы, и иное у нее предназначение. Низостью и бессилием веет от озабоченных моралистов. Забыли они о евангельской беспечности птиц небесных и лилий полевых.

- Касательно заботы, принципиальное значение имеет, забота о чем: если о мирских благах - это одно, о преодолении греха - другое. Более того, отсутствие первой заботы, как раз и есть вторая, и наоборот. Беззаботность относительно мирских потребностей требует усилий, то есть заботы о духовном росте, иначе грехи заставят забыть все, кроме них. Эта мирская беззаботность и имеется ввиду в Евангелии: ищите прежде Царствия Божьего, а все остальное вам приложится. Попытка же беззаботности как таковой, от всего, и от поиска Царства Божьего есть преступное нерадение. Лень и расслабление, из него вытекающее - лишь источник усиления принудительной заботы о мирских благах.

47.

- Бывает мораль творческая и послушная. Первая вырывает человека из мира, вторая его к нему приспосабливает.

- Послушание и устроение в мире - разные вещи. Мотивировка морали мирским интересом простительна, когда человек еще отвлеченно не мыслит. Мирское же устроение как путь - это уже идея, атрибут обобщающего сознания. На этой стадии человек обязан понимать мораль не иначе, как средство борьбы с самим собой. Послушание Богу внутри, а не миру снаружи - истинная духовная ценность. Идея же земного приспособления порочна изначально, путь его - в обратную сторону от творчества. Начиная обобщать, человек встает как бы на промежуточную ступень между сугубой принудительностью и высшим творчеством. Грубые страсти, и соответственно, необходимость закона еще присутствует, однако уже забрезжил луч понятия об освобождении, как цели.

48.

- Излишне возвышенная мораль может задавливать богатство творческой натуры, требовать пренебрежение красотой во имя добра. Это препятствует осуществлению божественного предназначения личности.

- Противоречие морали и творчества может означать или постановку морали на службу низменному интересу, или заблуждение относительно природы творчества. Есть истинная гармония бесстрастия и иллюзорная гармония эмоций. Поэтому и внутреннее гармоническое состояние может быть как творческим, так и лжетворческим. Мораль же, перестав служить исключительно цели духовного роста, извращена, и вообще называть ее таковой неправомерно. Нельзя пренебречь красотой во имя добра, равно как и добром во имя красоты. В любом случае пренебрегаешь обоими. Мораль инструмент искоренения грубого греха, творчество - тонкого. Продолжение морали - аскетизм, он и есть как бы творческая мораль. Эти две ступени подобны приемам очищения одежды: сначала щеткой удаляют грубую грязь, затем моющим средством - тонкую. Для возможности творчества мораль должна быть завершена, нельзя прервать мораль и перейти к творчеству. Что раньше было внешне принудительным, должно стать внутренне естественным. А так как мораль направлена только против грубого греха, все, вступающее с ней в противоречие, не может быть ничем иным, кроме страстей, этот грех вызывающих. На творческой стадии мораль теряет не силу своих норм, а объект подавления. Она как бы становится незаметной. То, что прежде представляло сложность, вполне освоено - нет потребности в грубом грехе. "Творец" же, тяготящийся моралью, лишь обманывает себя относительно своего духовного облика.

49.

- Добродетели бывают отрицающие и утверждающие. В мироощущении людей религиозных преобладают первые. Главными достоинствами признаются смирение, отречение, воздержание. Эти ценности не героические, в них нет истинной жертвенности, они направлены к благополучному устройству мирского существования. Те же качества человека, которые его действительно возвышают, отрывают от земли - мужество, благородство, честь - обычно в рамках традиционной религии недооцениваются.

- Безусловно, если смирение понимается не как подавление гордости, а как отказ от сопротивления своей греховности, трудно не найти в этом низость и мерзость. Если ценности, названные тобой отрицающими, есть не первая ступень на пути к освобождению, а способ обустройства в мире, в них, без сомнения, отсутствует всякое высшее содержание. Но такое понимание - не истинная их сущность, а людское извращение, к настоящим смирению, отречению и воздержанию не имеющее ни малейшего отношения. "Отрицающие" ценности, наряду с мужеством благородством и честью, могут быть как истинными, так и фальшивыми. Божественно то, что служит подавлению страстей, и не важно, носит оно активный или пассивный характер. Все же, что не имеет цели освобождения - от лукавого. Истинное смирение подавляет одну страсть - гордость, истинное мужество - другую - трусость. У гордости и трусости одинаковая внутренняя сущность, равно как и у смирения и мужества. И если хоть капля страстности закрадывается в смирение, оно обращается на службу трусости. Аналогично, небесстрастность мужества делает его рабом гордости.

50.

- Что заповедал нам Христос? Любить! Где эта любовь в истории христианства? Его лучшие люди - великие аскеты, до предела свою душу ожесточившие и учившие тому других. Пришло время выправить зигзаг, открыть источник любви в человечестве!

- Именно эти святые - воплощения христианской любви. Всем же человечеством целиком она вряд ли когда-нибудь овладеет. Иначе, как через это самое крайнее ожесточение, ее не достичь. Самоотвержение несовместимо с эмоциональностью. Любовь - бесстрастие, зовам сердца человеческого она не отвечает, а наоборот, им препятствует.

- Но ведь старцы учат аскетизму не ради любви, а ради спасения от гибели.

- Спасение - раскрытие того истинного внутреннего "я", в котором и есть источник любви, очищение его от наслоений, ей мешающих. Стремления уберечь внешнего человека от внешних неблагоприятных воздействий здесь нет. Этим человеком как раз и жертвуется.

- Но ведь спасаться, как бы там это понятие не облагораживать, вынуждает человека страх. Может ли чего-то бояться возвышенный творец?

- А как же! Разве не страшно рассеять самое драгоценное в себе - искру Божью - в бурлящем меняющемся потоке страстей? Мир сам по себе любовь убивает, заменяет ее иллюзорной имитацией. Страх Божий - это страх потерять из виду источник истинной любви и остаться один на один со страстью. Он противопоставлен эмоциональному страху страданий.

51.

- Не гибели следует страшиться, а низости. В этом правильная отрицательная ориентация, соответствующая высшему достоинству человека. Чему же учит христианство? Не погуби свою душу, дрожи за нее. Что может быть более унизительным?! Струсил человек, испугался ответственности за грех и согласился жить без творчества, без полета, за каменной спиной церкви. Ужас гибели угасил в нем искру Божью.

- Ты не тот смысл закладываешь в слово "гибель". Христиане другое имеют ввиду. В страхе погубить душу нет ничего общего со страхом за земную жизнь. Это и есть страх низости. Гибель души и есть гибель человеческого достоинства. Творчество, противопоставленное "дрожанию" за душу так или иначе имеет логическим завершением "дрожание" за тело. Лишь усилением и разжиганием греха чревата постановка иной цели, кроме освобождения, пусть самой благородной. Нерадение о спасении души в итоге всегда кончается именно низостью и потерей человеческого облика.

52.

- Настоящая любовь к Христу должна быть такова, чтобы ради Него человек готов был отказаться даже от истины.

- Если допустимо противопоставить Христа и истину, то в чем тогда Его миссия?