Валерий Золотухин - Знаю только я

• Название: Знаю только я
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9697-0336-0

Книга народного артиста России Валерия Золотухина построена на основе его дневников, которые актер ведет на протяжении всей своей жизни. По сути это — «театральный роман», охватывающий три с половиной десятилетия. Среди персонажей — Владимир Высоцкий, Юрий Любимов, Анатолий Эфрос, Леонид Филатов, Николай Губенко, Алла Демидова, Борис Можаев, Юрий Трифонов, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина — те, без кого немыслимо представить русскую культуру XX века

---

2. Сегодня я говорил с Эфросом, и он дал добро на восстановление «Мастера», хотя просил меня довести до сведения артистов, что он относится отрицательно к спектаклю как к дещёвке и спекуляции на материале. Так же не принял он и спектакль о Высоцком. «А «Дом на набережной» — это выдающееся произведение, таким он и остался, хотя у меня есть свои соображения, но это неважно» и пр.

Во всяком случае, машина завертелась, я сказал об этом Дупаку, и он велел подготовить приказ о восстановлении «Мастера» и пр.

Обратная сторона медали. Не играет ли Любимов двойную игру? Когда-то Демичев ему сказал: «Вы — провокатор» и пр. Не хочет ли он и там быть борцом, и тут слыть мучеником и несправедливо оскорбленным… Подобными документами он, ясное дело, страсти здесь опять разожжет, а не верить ему — глупо до последней степени… Какой нормальный человек, да еще в его возрасте, не станет тосковать по родине, по любимому делу, по нашим, опостылевшим ему некогда рожам…

Театр опять вступил в полосу политической активности. Говорят, наше письмо с подписями напечатано в какой-то итальянской газете. Ваня Бортник в связи с этим нервничает… Я его успокоил — там 140 подписей, разберет ли Любимов, где чья.

И вот теперь, когда кончился день, когда Тамара легла в кровать и читает роман очередной, я спрашиваю себя: когда же я напишу книгу, чтоб вот так, не отрываясь, с ней человек прожил хотя бы день.

13 декабря. Суббота

А я думаю, что Эфрос внутренне освоился с мыслью о возвращении Любимова. Более того, он болтовню Любимова против него за границей, оскорбления и пр. — так не оставит. Сейчас он не может, да и не смеет ему отвечать, потому что тот как бы лежачий, обиженный советской властью и пр. и общественная защита целиком, или почти, на стороне Любимова. Но когда он вернется, закрепится, реабилитируется и стабилизируется, я очень себе представляю, какие «размышления по поводу» может напечатать Эфрос при свободе обмена мнениями. И очень может крупный скандал возникнуть. К тому же большинство чиновников от культуры на разных постах вовсе не желают его возвращения, ведь он своим поступком и поведением подтвердил правильность их прогнозов «истинной подоплеки этого скандалиста». И если он вернется, травля и насмешки ему обеспечены, если на это вообще не будет наложено табу. Но даже если не в советской печати — в кулуарах и пр. Эфрос развяжет себе язык, а ему, пережившему всю эту эпопею позора, начиная с его представления труппе и кончая юбилеем «Современника», сказать ох как есть что и пр. Так что театральный роман продолжается и должен вообще, по идее, Эфроса веселить, потому что дела на Бронной очень скверные… Так что у Эфроса и здесь злорадство, конечно, есть: хотели — получили. К тому же — он умница, что подписал наше письмо, он не раз заявлял: приедет Юрий Петрович — я уйду тут же, понимая, что это будет сделать не так просто. В общем, проблем интересных много. Что-то будет, если действительно Любимов не окажется провокатором, вольно или невольно. Он, может быть, и не нарочно, но провоцирует нас на поступки, действия и колеблет время от времени отечественное мнение. А силы, противоборствующие линии Горбачева, огромные, и они ждут только, когда он со своей «революцией» в тупик зайдет.

Хватит про политику, пойдем машину заводить, греть и кататься. Сегодня надо заехать к Шифферсу.

А артистам что? К артистам Эфрос относится в глубине души однозначно презрительно, впрочем, это вообще тенденция современной режиссуры. Я ему говорю про Лопахина, что нужен второй состав, а он: «Он играет очень хорошо… Его хвалили в Югославии, я слышал восторженные отзывы о нем в Польше… И кого вводить? Бортника? Он будет кричать и повторяться и еще капризничать? И что же? Бросить все и вводить, когда этот знает все закоулки роли!»

Какие закоулки? Я ведь начал с того, что второй состав нужен для страховки, что Борис[250] может сорвать голос на втором спектакле, а их — пять подряд. «Они поссорились с Аллой… Ведь она была в восторге от него, чуть ли не влюблена, а потом по определенным причинам, я не знаю, знаешь ты или нет, «Земфира охладела», и он ее стал раздражать. Так что теперь делать?»

14 декабря. Воскресенье

И Шифферса я посетил вчера, и книги ему отдал наконец. Входишь к ним, переступаешь порог — и сразу попадаешь в другое поле, поле доброжелательности, спокойствия духа, ну просто хорошо тебе, и всё. А отчего?! От поля хозяина. «Я бы не называл Любимова учителем… Как ни странно это покажется тебе, но, Лариска не даст соврать, я это и раньше говорил: учителями «Таганки» были Высоцкий, Золотухин и Бортник, независимо, были они заняты в спектакле или нет… Каждый нес свою значительную миссию из вас…»

Он абсолютно разделяет мою позицию в том, что я не ушел из театра и что в данном случае Эфрос ни при чем. «Он — лапша, но это лучшее, что могло быть в тот момент из режиссуры. Ну а кто еще?! Нет, все правильно».

Одинцово — Дом офицеров.

Сегодня съемка — интервью с Рязановым к передаче о В. Высоцком, говорят, что было интересно, посмотрим.

Возник вопрос (восстановить сп. «В. Высоцкий»), уж больно политическая деятельность Таньке Жуковой покоя не дает, и позвонили уж они с Дупаком и Губенко, и Филатову, а мне противно. Это уж окончательное… тем более что спектакль-панихида теперь в ситуации полной легализации имени и творчества вовсе ни в какие худож. ворота не лезет. А нового создать не смогли. Так и не надо. Прав Эфрос: это уж как-то некрасиво по отношению к имени B.C.В. — выдавливать друг из друга то, чего никто не хочет или не может! Он предложил сыграть «Дом» в честь дня

В.С.В. Выпустить афишу, перед спектаклем прослушать песню целиком, что звучит в спектакле, — и достойно, и благородно. Так, так… Возню начали некрасивую на выживание Эфроса.

К сожалению, Петрович заражен был подобными играми и оставил наследников. Но что можно было простить мастеру «во имя», то нельзя позволять подмастерьям. Дупак поторопился звонить, слава Богу, что он Эфросу не сообщил об этом, нарвется он… Нельзя дразнить сейчас Эфроса. О письме говорит вся Москва, и будто бы действительно Горбачев говорил Ульянову, что надо что-то придумать и загладить вину перед Любимовым и постараться вернуть его. Вот как разворачиваются события.

19 декабря. Пятница

Опять стою у Семашко и жду мою Тамару. Хоть бы у нее улучшение наметилось; понесла она врачу билеты на «Мизантропа». Температура на дворе опять нулевая, опять грязь и сырость на дорогах. Что у меня осталось в этом году: два «Мизантропа», два «Вишневых», сегодня «10 дней» и 29-го — «Добрый». Работы еще хватает. И девять концертов. Итого — 16 выступлений.

У меня миленок в койке — недоразумение!

Я хотела перестройки, а он — ускорения.

Забыться сном — одна радость и забота. Сахарова вернули в Москву, и он приступает к академической работе. Боннер реабилитировали. Во события!

Театр — гнойная яма, каждый из неиграющих считает своим долгом оговорить Эфроса и почесать язык о планах и возможностях, о формах возвращения Любимова.

Дупака вызывали в ЦК, где он показывал текст письма Любимова. Делить театр будут?! Любимов будет ставить на старой сцене, а Эфрос — на новой?! Ой как мне это все противно, и почему мне не 20 или хотя бы не 30 лет? Нет энергии и желания продолжать жизнь. С удовольствием занимаюсь заработками, домашними заботами, шляюсь по магазинам и пр.

23 декабря. Вторник

Жукова Таня вчера разговаривала по телефону с Любимовым. И сегодня собрание — выборы худсовета театра, итоги гастролей в Польшу, разное. Вот это «разное» — самое опасное. В нем может содержаться и такое выступление: «Анатолий Васильевич! А не пора ли вам самому покинуть наше заведение, пока мы вас не попросили об этом!!!» Запросто!

24 декабря. Среда, мой день. Кинешма

Фарада: Да выпускать такие спектакли («На дне», «Мизантроп») с подготовленной прессой… А чего сдавать по семь раз, «Мизантропа», что ли?

Эфрос: Семен… какой негодяй, оказывается, я ведь не разобрал, не расслышал, что он сказал, — я бы раскричался.

Что-то говорила Габец[251].

— А что она говорила, Вань?

— Да не то важно, что она говорила, а то важно, что она говорила!!

Последняя степень возмущения Ванькиного.

Д у п а к: Да, Юрий Петрович приезжает, да, он написал Алле письмо, что хочет вернуться, и именно в старый театр, да, вчера Жукова говорила с ним по телефону и пр.

Зачем? Что за бестактность, и откуда такая уверенность, и для чего это на собрании, где решаются совсем другие вопросы, вносить тему, которая весь гадюшник взрадовала, и они стали смело плевать опять в лицо Эфросу… Как жалко, что мы их затащили в свое время, когда Любимов хотел уволить их, именно тех, кто не играл, играть не будет, а живет только склоками и шипением, поливая все дерьмом: и Любимова, и Эфроса, и пр. Одни и те же люди. Я предлагал Дупаку вывесить старые любимовские списки, предложенные им худсовету для голосования на увольнение… И сам же потом всех оставил почти и нас корил потом: «Вы же своих товарищей первые повычеркивали…»