Антология - Поэзия Африки

• Название: Поэзия Африки
• Автор: Антология
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

В настоящее издание включены стихотворения поэтов Африки.

Вступительная статья Роберта Рождественского

Составление и примечания: М. Ваксмахер, Э. Ганкин, И. Ермаков, А. Ибрагимов, М. Курганцев, Е. Ряузова, Вл. Чесноков.

Статья к иллюстрациям: В. Мириманов.

Стихи в переводе: М. Ваксмахер, М. Кудинов, А. Ревич, М. Курганцев, Ю. Левитанский, И. Тынянова, П. Грушко, Б. Слуцкий, Л. Некрасова, Е. Долматовский, В. Рогов, А. Сергеев, В. Минушин, Е. Гальперина, А. Големба, Л. Тоом, А. Ибрагимов, А. Симонов, В. Тихомиров, В. Львов, Н. Горская, А. Кашеида, Н. Стефанович, С. Северцев, Н. Павлович, О. Дмитриев, П. Антокольский, В. Маркова, М. Самаев, Новелла Матвеева, Э. Ананиашвили, В. Микушевич, А. Эппель, С. Шервинский, Д. Самойлов, В. Берестов, С. Болотин, Т. Сикорская, В. Васильев, А. Сендык, Ю. Стефанов, Л. Халиф, В. Луговской, A. Эфрон, О. Туганова, М. Зенкевич, В. Потапова.

---

Баламут

Перевод А. Сендыка

Ожо, Ожо Баламут его зовут.
Когда сторонкой норовит пройти Беда,
Ее к себе он шумно приглашает,
Остаться просит.
Когда Тревога не заходит в дом,
Крючком багра ее он за ноги цепляет,
Затаскивает силой.
Наткнувшись на сплетенье ста несчастий,
Он тычет ногу в пасти хитрых петель
И радостно волочит весь клубок.
Никчемнейших, мерзейших из людей зовет он в дом,
Чтоб лишний раз устроить потасовку.
Он негодяй, —
Того, кто с ним заспорит,
Ножом обычно урезонивает он.
Услышав брань или завидев драку,
Он тут как тут, ведь он же Баламут,
Была бы ссора —
Чья? За что? Неважно.

Порой ужасен он, как Бог Железа:
Размахивая злобно топором,
По людным улицам он любит бегать.

Проказлив мальчик был, а мать его жалела,
Ну что бы ей тогда соседей
За неприятности, которыми ребенок им досаждал всечасно, пожалеть?
Вот финт обычнейший для Баламута.
Приходит он и говорит:
«На этой девушке женюсь я завтра ночью,
Плевать мне, что она с другим обручена!»
Да что невесты!
Он и жен ворует,
Хотя нередко превращает в ад случайная добыча дом его.
Средь женщин краденых не занимать искусниц
Прижучивать мужчин любого сорта.
Но Баламут есть Баламут.
Однажды супругу Шанго[281], Громовержца Шанго,
К себе он заманил,
Хоть мог бы, кажется, предугадать,
Как сладко с той, что изрыгает пламя.

Упрямство Баламутово сродни упрямству Пестика, —
Того, что, задыхаясь, вбежал на площадь Ступок
В старинном городе Толки-Батат
И заорал: «На царский трон взойду я,
Преграды сокрушу!»
Напрасно верный друг пытался спасти безумца от беды,
Советовал напрасно:
«Не ори, не лезь в цари».
Советам Пестик не внимал
И утверждал, что должен воцариться.
В конце концов он влез-таки на трон.
Но что ж, своей судьбой лишь подтвердил реченье старое:
«Трудненько голове держаться прямо, когда она в короне».
Особо справедливо это там, где есть обычаи:
Батата не толочь
Без Пестика тем, кто его толчет.
Маиса не толочь
Без Пестика их женам.
А знахарям
Лекарств не растирать без Пестика.
Короче, там, где Пестик всем необходим,
Поверьте, настрадался вдосталь Пестик, —
Толченый перец ел ему глаза,
Сквозь рот и нос,
Все по пути сжигая,
До самого желудка проникал.
Владыкой Пестиком толкли, он бился в ступке,
Сначала уши стерлись у него,
Потом другие важные детали,
А там и череп с треском лопнул пополам.

Ей-богу, не разумней Баламут, —
Ведь он, найдя в кустах на ферме трупик птицы,
Домой его принес,
Хотя не мог не знать поверия, гласящего:
«За птицу Злые Духи
Мать убивают;
Или заставляют
Отца на гору Ужаса взойти…»
Всего же горше, что никак нельзя от Баламута отвертеться,
Когда он, улыбаясь, говорит: «Друг, посидим, поговорим».
Ведь если скажешь: «Сесть тут негде», —
Он рявкнет: «Лучше оглядись,
Коль негде, я на нос твой сяду!»

Таков наш Баламут,
Ни днем, ни ночью он не дает покоя никому.

МОРУ ЙОСУФУ ГИВА[282]

Бенин Перевод Н. Воронель

[283]

И все ушло…
Там, где вчера вздымалась к небу
Столица гордых королей,
Сегодня первозданный хаос
Из мертвой глины и камней
Застыл в бездонной тишине…

О мой Бенин, мой красный город,
Увенчанный ушедшей славой,
Забытый город величавый!
Лежит, поверженная в прах,
Былая слава Огуолы.

Я вижу стройные отряды
Отважных воинов твоих.
Твердыней упирался в небо
Прекрасный и богатый город —
В веках сверкающий Бенин.

Там, где вчера вздымалась к небу
Столица гордых королей,
Сегодня первозданный хаос
Из мертвой глины и камней
Застыл в бездонной тишине…

МИНДЖИ КАРИБО[284]

Суеверия Перевод А. Сендыка

Если ты первой встретишь с утра
Старушку,
Которой в могилу пора,
Знай: в этот день не будет добра,
Запрись и спрячь голову под подушку.
Если овца не ложится в полдневный зной,
Она не овца, а мертвец, что у черта взял выходной,
Дабы часок побыть средь живых
И обогреться солнышком их.
А если зачешется вдруг ладонь или левый глаз
Или сова над домом твоим крикнет несколько раз,
Постись и молись, не ходи никуда,
Ибо за дверью стоит беда.
Пляску ведьм под бананом видели все соседки,
Напиток пролившийся пьют усопшие предки,
А если в горшках оставлять объедки
С вечера до утра,
Их подъедят потихоньку те, кому родиться пора.

Нельзя на закате стоять в дверях или дом держать взаперти, —
Это всегда обижает духов, имеющих право войти.
Ногу разбив о коварный корень, не ленись его обойти,
Но, чтобы избегнуть худших зол,
Разузнай, на что этот корень зол.
Да, кстати, не спи ногами к дверям —
Или умрешь, такова примета…
Не спорь, я придумал это не сам,
Не спорь, всем на свете известно это.

Ласковое и нежное Перевод В. Минушина

Одинока была бы эта ночь,
Но у дерева и тени зелень одна;

Бежали б слезы из глаз в эту ночь,
Но дразнили, смеясь, веселые тени;

Ни гроша бы не было в эту ночь,
Но рассыпала всюду цехины луна;

Страха полна бы была эта ночь,
Но бриз тихо пел, что опасности нет;

Неспокойна была бы эта ночь,
Но по мирному морю плыла тишина.

ДЖОН ПЕППЕР КЛАРК[285]

«Взлетай, о песня моя…» Перевод М. Зенкевича

Взлетай, о песня моя,
Из сердца! И, пыл затая,
Затоптано в пепел и прах,
Взлетай, пламя,
С цветами, с листвой на кустах
Запылай у всех на устах.
Если хочешь собрать урожай,
Каждый куст из клубня сажай,
При спаде воды батат
Плоды принесет стократ.
Довольно! Иль в ступе пест
Может звучать, как песнь,
Если древний наш Вавилон,
Распрями разделен, —
Разве вспыхнет цвет золотой
Над пустой ботвой?

Быки Фулани Перевод М. Зенкевича

Мне в сердце жалость, как змея,
Вползает, если вижу я
Ваш гурт в пыли, —
Идете вы в свой путь предсмертный
Как будто с тайною заветной.
Какой надежды смутной твердость
Вы под горбами скрыть могли,
Откуда мужество и гордость
Вдохнули вы, что так пошли
Без содрогания, спокойно
К закланию в загоны бойни?
Иль, может быть, слепая ярость
Больших изогнутых рогов,
Как бури Нигера, разъялась
У топких низких берегов?
Иль вас бичи гуртовщиков
Сквозь толщу стертых спин, боков
Не могут в ярость привести?
Иль после трудного пути,
Лесов, степей, песков бесплодных
Стремитесь вы покой найти
В приморских городах голодных?
Вот в чем мое недоуменье:
Иль только длинный нож и дрожь
Покончат с тупостью терпенья?

Бабушке (Из госпиталя) Перевод М. Зенкевича

В ту ночь, когда паромщика мы ждали,
Скажи, что взволновало так тебя.
С тех пор прошло пятнадцать половодий,
Когда ты на долбленке,
Средь плывшего по Нигеру латука,
Меня порывисто вдруг обняла;
Иль ночью той в бурливом бормотанье
Вчерашнего дождя,
Ломавшего тростник прибрежный,
Чтоб напоить поток ненужный,
Услышала ты крики свар и ссор
И темное хитросплетенье сплетен
В жилье отца, где было много жен?
Иль это было чудо звезд падучих,
Которые в падении лучистом
Вдруг наделяли илистое дно
Под мутною и мелкою водой
Бездонной глубиною неба?

Ночной дождь