Владимир Потапов - Пылающие алтари

• Название: Пылающие алтари
• Автор: Владимир Потапов
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Время действия повести — III век н. э. Место — древний город Танаис и придонские степи — кочевья сарматских племен.

В трудных жизненных исканиях главного героя повести Диона, стратега и эллинарха Танаиса, а впоследствии предводителя войска одного из сарматских племен — сираков, выражены ненависть к рабству, стремление к правде и справедливости, вера в высокое предназначение человека на Земле.

Книга адресована молодежи.

---

Завещание старой жрицы

Томирия неподвижно лежала на кошме. У изголовья в горестной позе застыл совсем постаревший Ктес. Мальчики-рабы забились по углам хижины и испуганно смотрели оттуда.

Ант осторожно опустился на колени у ложа царицы. Его большому телу было тесно в хижине. Сняв золоченую застежку, Ант сбросил плащ и длинную рубаху, стеснявшие его движения. Глядя на высохшее тело бывшей повелительницы, задумался.

Человек похож на бурдюк с вином. Пока молод он, бурлят в нем жизненные соки, сила ищет выхода. Потом отбродит, отбунтует вино, станет спокойнее, крепче. Так мужает духом зрелый воин. У старого же человека убывают силы, а вместе с ними и жизнь, как вытекает перекисшее вино из проткнутого бурдюка…

У задней стены, на жертвеннике, словно глаза дремлющего насытившегося божества, чуть краснели угольки. Ктес переполз к жертвеннику и стал дуть туда, где покрывался пеплом угасающий жарок. Угольки замерцали во тьме, потом выбросили язычок пламени, озарившего хижину — глинобитные стены, черные от копоти; сводчатый камышовый потолок с отверстием для дыма посередине; седло и меч, некогда верно служившие грозной воительнице; туалетный столик с красителями в раковинах и царскими украшениями эллинской работы; по углам глаза маленьких прислужников, блестящие точно зрачки голодных зверят. Все остальное, что указывало еще, на связь умирающей с властью над духами и людьми, было вынесено и удалено из помещения после обрядового празднества, когда сираки признали верховной повелительницей дочь Томирии Зарину. На кошме под шерстяным одеялом лежала теперь рядовая дочь племени, верная ему до последнего дыхания. Так должно быть по обычаю. Но сираки помнят ее как царицу. И никто из богов не осудит их, если ей воздадут после смерти немного больше почестей, чем простому воину.

В хижине каждого сирака горит огонь в каменном четырехногом алтаре, на котором приносят иногда жертвы, чтобы умилостивить рассердившихся богов. Это бывает лопатка барана или целая голова лошади, а порой и просто кость. Честный сирак не прочь и обмануть свое божество. Если оно не сердится, значит, не видит.

Огонек на жертвеннике — глаза божества. Он то горит ярко, то притухает — это не страшно. Великая богиня плодородия и домашнего очага Папануа может и подремать, как уставшая мать семейства, дети которой — все сираки. Но беда, если исчезнет с жертвенника корень огня. Папануа отвращает свой лик от того очага, а сирак, прозевавший огонь, немедленно оказывается во власти злых духов и теней отверженных предков, не нашедших успокоения в царстве мертвых. Потому и поспешили сираки вновь возжечь огонь на алтаре в хижине Диона…

От огня с жертвенника Ктеса причудливые блики прыгали по лицу Анта с крупным, почти прямым носом, с зазубриной шрама у переносья от синдской стрелы, по светлым волосам, по его могучему торсу, с которого они шаловливо сбегали иногда на коричневое лицо умирающей и, как бы испугавшись чего-то, торопливо прыгали в стороны. Ант тронул холодную руку старухи. Глаза ее вдруг раскрылись, в них отразилось око Папануа.

— Ты вернулся, Ант? — заговорила Томирия, с трудом раздвигая ссохшиеся губы. — Я боялась уйти к предкам, не увидев тебя.

Ей было тяжело говорить, плохо слушался язык. Но Ант отчетливо разбирал каждое слово.

— Скоро тесно станет людям в степи, вытопчут они пастбища своими стадами, займут все свободные земли. Кочевать будет негде. Научи сородичей выращивать пшеницу…

Если сираки не сядут на землю, как эллины, они умрут от голода. Радамсид-меотиец давно учел это… Дружите с ним. Он поможет в трудную минуту…

Но главная опасность не в том. Ты видел, как садится на луг саранчовая кулига? Черная, мертвая земля остается после нее…

Из-за большой воды Гиркани придут в нашу степь свирепые воины в широких штанах из звериных шкур, на низкорослых конях без седел. Предки помнят: они уже приходили не раз…

Степь после них становилась мертва, как после саранчи. Победить их нельзя. Их много — тьма! Сотню весен назад дед твоего деда слышал о том от старых людей…

Сиракам нельзя уходить с Ахардея. Здесь могилы наших предков. Их тени бродят среди курганов. Обменивай у эллинов пленников на мастеров каменных дел, ставь крепости на Ахардее. Крепости устоят против врагов… Даже если их тьма…

Томирия дышала все тяжелее. В груди ее что-то хрипело и свистело, как в порванном мехе.

— И еще, Ант… Тебе с Зариной нужно быть вместе. Ты научишь сираков сеять пшеницу, оградишь их от врагов. Она обеспечит покровительство богов. Возьми… брачный амулет…

Старая жрица вдруг села на кошме, откинула край ее. Там лежала золоченая шейная гривна. Она растянула ее и надела на шею Анту. Головки гривастых волков слабо стукнули под подбородком воина. Томирия откинулась на кошму, глаза ее закатились, дыхание прервалось.

Увидев, что Томирия переселилась в тот мир, куда живой не имеет доступа, Ант поднялся и мечом изрубил в куски бронзовое зеркало жрицы, чтобы душа ее смогла сопровождать свою хозяйку в царстве теней.

Ктес обнажил седую голову и, поклонившись огню на жертвеннике, обратился к нему с просьбой:

— О, горе мне! Вот и остался я одиноким, как сухая ветка средь голой степи. Моя повелительница, справедливая царица Томирия, переселилась к тебе, владычица земли и неба, воды и огня, всеведущая Папануа! Не отвергай ее смиренную душу.

Потом они вместе с Антом обошли семь раз вокруг жертвенника. Старик поднял на воина слезящиеся глаза:

— Ант! Ты единственный, кто, кроме меня, видел отход госпожи в иной мир. У тебя есть теперь среди предков надежный покровитель. Отныне тебя не одолеет ни один враг и телу твоему никто не нанесет вреда. А сейчас оставь меня одного.

Воин вышел из хижины. Рука сама потянулась к шее и погладила головки диковинных заморских зверей на гривне. Он никогда не видел их. У степных волков нет такой мощной гривы, да и морды у них острее. Эллины говорят, что гривастый волк — царь зверей — живет в далеких землях, за двумя морями. Коню туда не дойти.

У волка есть что-то родственное сираку. Он всегда идет на более сильного врага, чем сам. Дерзость заменяет ему недостаток силы. А попав в беду, волк умирает молча. Кому ж, как не ему, быть царем зверей? Грива же — признак царственности.

…И никто из племени не знал, что брачный амулет царицы на шее Анта принес неизбывное горе проказливой и своенравной Атоссе. В ее синих глазах поселилась печаль. Но руки еще чаще касались меча и лука на тренировках.

* * *

С тех пор как определился будущий супруг Зарины, что-то странное стало твориться с Гобрием. Он сторонился молодой царицы, прятался, убегал в степь. Посланные за ним воины разыскивали его и приводили в Успу, но он исчезал снова. Зарина пыталась заговорить с ним, но Гобрий угрюмо отмалчивался. Накануне похорон Томирии Гобрий вновь покинул Успу и больше не появлялся. Ходившие на его розыски воины вернулись в крепость ни с чем.

Зарина знала, что мать передала брачный амулет Анту. Ее сердце ничего не имело против этого выбора, — только больно сжалось оно, словно предчувствуя какую-то беду. Зарина положила руки на плечи Анта, сказала:

— Не время сейчас, воин, для брачного пира! Беда грозит моему народу. Разделим свадебную чашу после битвы с Мегиллой, да пошлют нам боги победу!..

Когда прибыли воины с половины становищ, могила была уже готова. Дно и стены ямы обмазали глиной, пол посыпали толченым мелом. Сираки поклонялись огню и солнцу, белый цвет был символом света. Томирию положили головой на юг, чтобы неподвижная северная звезда смотрела ей в лицо.

Давным-давно бог войны Ахардей, покровитель сираков, сошел на землю. Он воткнул свой акинак в синь небесного луга, привязал к нему колесницу. С тех пор и ходят по кругу лошади божественной колесницы, а с ними и все стада неба. Ахардею некогда возвращаться, назад, слишком много дел на земле. Вот и живет он теперь в реке, бегущей через Степь, помогая сиракам в их бедах. А они кладут своих умерших цариц лицом к его акинаку — неподвижной звезде на севере и втыкают меч в землю — приносят над ним жертву грозному богу.

В могилу положили оружие, служившее Томирии при жизни, все ритуальные принадлежности жрицы, необходимые ей и среди теней предков. В углу ямы поставили горшок с едой. Украшения и царскую диадему спрятали в тайник в стене, разбросали по полу осколки бронзового зеркала. На жертвеннике оставили переднюю ногу барана.

Когда стемнело, зажгли костры. Все население крепости и воины, прибывшие из становищ, собрались вокруг могилы. Они готовились к прощальной тризне. В ямах из песка, под кучами тлеющего кизяка, дозревали бараньи туши, зажаренные целиком.

Акинак воткнули в землю поближе к воде. Сюда же пригнали животных, предназначенных в жертву. Вот провели четырех мальчиков с обезумевшими от страха глазами. Они должны прислуживать своей госпоже и в царстве мертвых. Так решили суровые старцы из Совета старейшин.