Владимир Потапов - Пылающие алтари

• Название: Пылающие алтари
• Автор: Владимир Потапов
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Время действия повести — III век н. э. Место — древний город Танаис и придонские степи — кочевья сарматских племен.

В трудных жизненных исканиях главного героя повести Диона, стратега и эллинарха Танаиса, а впоследствии предводителя войска одного из сарматских племен — сираков, выражены ненависть к рабству, стремление к правде и справедливости, вера в высокое предназначение человека на Земле.

Книга адресована молодежи.

---

— Но ведь у диких народов свои боги. И в ваших проповедях они вряд ли нуждаются.

— Бог один, а мы все свои по вере во Христа Иисуса. Все, во Христа крестившиеся, во Христа облекаются. И нет уже ни иудея, ни язычника, ни эллина, ни варвара, нет ни раба, ни свободного: все мы одно во Христе Иисусе. Апостолы послали учеников своих благовествовать мир вам, дальним и близким, чтобы примирить народы с Богом посредством креста, убив вражду в них.

— Что ж, неси свою мудрость скифам, — решил эллинарх судьбу Игнатия, а стражам приказал: — Снабдите его провиантом и проводите в степь подальше от города.

Велик мир. Всевозможные бродячие пророки, проповедники и мудрецы, появившись однажды на невольничьем рынке Танаиса, бесследно исчезают в нем, как песчинка в круговерти вешних вод. Дион и не думал поэтому, что еще раз доведется ему встретиться с Игнатием. Но, видно, Парки безнадежно перепутали их жизненные нити, если они сплелись в одну прочную бечеву.

* * *

Второй месяц по лунному календарю самый жаркий в степи. Не зря эллины назвали его Неистовым. И хотя по ночам мягкий ветерок, предвестник осени, уже освежал своим дыханием сомлевшую степь, вызывая прохладу и обильные предрассветные росы, в полдень по-прежнему люто палило солнце. Какой-то скифский царек продал сегодня работорговцам Танаиса большую группу своих соплеменников, захваченных в междоусобной войне, и они выставили свой товар на невольничьем рынке для обозрения и продажи.

Привязанные к столбам бронзоволицые скифы с выбеленными ногами изнывали от жары и оглядывали праздничную толпу в надежде, что найдется, наконец, покупатель, который избавит их от мук.

Перекупщики прохаживались между рядами и громко расхваливали товар, время от времени поправляя на головах несчастных невольников травяные венки, означавшие, что они взяты в плен в бою, с оружием в руках, а рабы, умеющие обращаться с оружием, особенно ценились римлянами.

К пристани Танаиса утром подошло несколько римских кораблей, значит, спрос на рабов будет повышенным. Пользуясь этим, танаисские купцы взвинтили цены и просили за взрослого скифа столько же, сколько стоит умывальник из серебра, хотя сами заплатили за него не больше стоимости ягненка весеннего окота.

Покупатели, отбирая приглянувшихся им рабов, заставляли их приседать, прыгать, сжимать кулаки, заглядывали им в рот, пробовали крепость мускулов, и если раб почему-либо не устраивал их, слуги перекупщика снова привязывали его к столбу.

Важные римляне в белых тогах расплачивались за отобранных рабов, не торгуясь, — все равно в империи они перепродадут их втридорога. Надсмотрщики с ременными бичами уводили рабов к реке и загоняли их в воду. Скифы ладонями черпали воду и жадно пили. И это не было проявлением сострадания к мукам несчастных. Просто, каждый хозяин должен заботиться о своем рабочем скоте, даже человеконогом. Потом надсмотрщики, орудуя бичами, заставляли рабов смывать мел с ног, и только после этого они всходили по длинному трапу на борт триеры[19], чтобы навсегда покинуть родную землю, оказавшуюся столь безжалостной к ним. Если бы раб вздумал бежать на пути к реке, его всюду заметили бы по набеленным ногам.

Когда эллинарх пришел на рынок, почти все рабы уже были распроданы. Из-за нескольких оставшихся невольников разгорелся спор: никто из последних покупателей не хотел уступить их другому. А торговец все поднимал и поднимал цену, пока римляне не опомнились. Они прекратили ссору и, размахивая руками, дружно накинулись на купца. Тогда хитрый танаит сделал небольшую скидку и предложил взволнованным покупателям бросить жребий. Тот, кому посчастливилось последнему ухватиться за конец длинной палки, торопливо отсчитал деньги и увел рабов к своей пентере[20].

Невольничий рынок опустел. Только у самого крайнего столба остался висеть на ремнях белобородый старик. Голова его была прикрыта круглой войлочной шляпой в знак того, что работорговец не ручался ни за его здоровье, ни за его поведение. Старик был худ до невозможности. Истрепанный, весь в дырах гиматий болтался на нем, как на палке. Дион приподнял шляпу. На него глянули глубоко запавшие глаза, светившиеся кротостью и смирением.

Дион узнал Игнатия.

— Сколько стоит этот старик? — спросил эллинарх у подошедшего работорговца.

— Это дерьмо не дороже драхмы, — презрительно ответил купец, — только вряд ли кто купит его и за эту цену.

— Я покупаю, — сказал Дион.

Он бросил к ногам купца монету. Звякнув о камень, она покатилась в сторону. В горячих лучах солнца сверкнуло на ней изображение ныряющего дельфина. Работорговец прыгнул за монетой, как кот за мышью. Это был полновесный старинный статер[21], не чета теперешним, которые на две трети состоят из серебра и меди, добавляемых в сплав по приказу Боспорского царя из-за нехватки благородного золота.

Купец распустил ремни, и старик мешком свалился к ногам эллинарха. Шляпа откатилась в сторону, обнажив белую взлохмаченную голову. Дион хотел было послать прислужника за вином, но виноторговец, издали наблюдавший за эллинархом, уже бежал к нему с запечатанной эйнохоей[22]. Дион молча указал на Игнатия. Виноторговец опустился на колени, сорвал с сосуда залитую воском крышку и поднес один из трех сливов к губам старика. В горлышке эйнохои забулькало. Воздух тотчас же напитался ароматом чудесного фалернского вина многолетней выдержки. Такое вино закапывают в землю в год свадьбы, чтобы потом дети распили его на похоронах отца. И еще одна монета звякнула о камень. Щедро расплачивался сегодня эллинарх за все, что было связано с пленным христианином.

Игнатий сделал несколько глотков вина и закрыл глаза. Он тяжело дышал, обильный пот выступил на лбу. Когда старик немного отдохнул, Дион помог ему подняться. Проповедник посмотрел на него ясными детскими глазами и гнусавым голосом сказал:

— Слушаю тебя, мой господин. Куда прикажешь идти?

Дион поманил пальцем рыночного стражника, и тот повел Игнатия к дому эллинарха.

* * *

И вот спустя еще два месяца эллинарх услышал в подземном языческом святилище откровенную христианскую проповедь. Но не только это удивило Диона. Спустившись на несколько ступеней, он разглядел при слабом свете лампады в первом ряду сидящих на каменном полу диадоха Агесилая, своего сына Аполлония и нескольких домашних рабов.

Господа сидели рядом со своими рабами и слушали поучения раба…

Бог раба Игнатия

Душа язычника слепа и глуха. Слишком многое нужно ей впитать и постигнуть, чтобы она смогла услышать истину, узреть Господа. Крещению Диона предшествовали долгие беседы и споры с Игнатием.

Почему варвары не захотели слушать проповеди Игнатия, если учение его абсолютно? Вместо того чтобы преклонить колена перед посланником божьим, они связали его и отдали танаисским купцам бесплатно, в придачу к группе пленных.

Почему Сын Человеческий предпочел умереть на кресте, как раб, а не проявил могущества, как бог?

Сотни подобных вопросов ставил Дион перед Игнатием, и тот, будучи не в силах дать исчерпывающий ответ, приходил в бешенство, восклицая:

— Нет! Кто не видел у своей груди лилового раскаленного клейма, кому не ударял в нос смрад собственного горящего тела, у кого душа не заходилась в вопле от ужаса и боли, тот не поймет, что значит быть рабом, тот никогда не поймет, почему Бог наш, великий и милосердный, обрек сына своего на крестные муки!

Игнатий считал, что души язычников похожи на круглые камни: они красивы на вид, но из них не построишь башню, предварительно их следует обтесать. И он с упорством фанатика продолжал обтесывать бесполезный пока кругляш Дионовой души, чтобы положить его в крепкую стену идеального здания христовой веры.

— Между ангелами и демонами идет непримиримая война за человеческие души, — поучал Игнатий Диона. — Одни через страдание тянутся к Богу, другие же через обольщение и соблазн — к царству тьмы. Это сильные мира сего. Чтобы ускорить победу ангелов, бог послал на землю своего сына, и он послужил людям, отдав душу свою для искупления грехов человеческих.

— И поэтому вы отвергаете жертвоприношения?

— Какая жертва может иметь значение, если Сын Человеческий кровью своей омыл греховный мир?!

Особенно сердился Игнатий, когда видел Диона коленопреклоненным перед статуей Афродиты Анадиомены[23] или приносящим в дар Артемиде Таврополе рога оленей и звериные шкуры.

— Почему ты так беспокоишься о душе язычника? — спрашивал Дион.

Игнатий возмущенно кричал в ответ:

— А разве не пришел бы ты сам во гнев, видя брата своего на коленях перед идолом?

— Да какой же я брат тебе?

— Ты единственный язычник, оставшийся в фиасе!

* * *

Задолго до рассвета у ворот, обращенных к реке, стали собираться люди, с головы до ног закутанные в темные плащи. Сонные стражи сперва не обращали на них внимания, но потом, когда перед воротами образовалась молчаливая толпа, — забеспокоились. Начальник стражи схватился было за сигнальный рог, чтобы поднять тревогу, но от толпы отделился высокий мужчина и направился к нему. Под плащом угадывалась хорошо развитая фигура воина. Подойдя вплотную к начальнику стражи, незнакомец произнес слова пароля и откинул с головы край плаща. Вглядевшись ему в лицо, начальник стражи тихо ахнул и приказал немедленно открыть ворота. Толпа двинулась из города к реке, потом повернула вдоль берега и скрылась во тьме. Стражники еще долго всматривались в ночь, пытаясь разглядеть что-нибудь.