Павел Фокин - Чехов без глянца

• Название: Чехов без глянца
• Автор: Павел Фокин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Кажется, в тот же вечер Чехов сказал мне: — Неверно, что с течением времени всякая любовь проходит. Нет, настоящая любовь не проходит, а приходит с течением времени. Не сразу, а постепен­но постигаешь радость сближения с любимой жен­щиной. Это как с хорошим старым вином. Надо к не­му привыкнуть, надо долго пить его, чтобы понять его прелесть.

Михаил Осипович Меньшиков:

Как относился Чехов к женщинам? Для романиста знание женской души то же, что знание тела для скульптора. Не время, конечно, говорить об этой стороне жизни Чехова. В своей родной семье он мог наблюда ть на редкость милые, прекрасные жен­ские типы. Я был не раз свидетелем самого востор­женного восхищения, какое Чехов вызывал у очаро­вательных девушек. Вероятно, он имел бы ошелом­ляющий «успех» у дам разного круга, если бы это было не ниже его души. Заметно было, что Чехову любовь — как и Тургеневу — давалась трудно. Вку­шая, он здесь «вкусил мало меда»... Лет девять назад он говорил мне: «Вот, что такое любовь: когда вы бу­дете знать, что к вашей возлюбленной пришел дру­гой и что он счастлив; когда вы будете бродить око­ло дома. где они укрылись; когда вас будут гнать как собаку, а вы все-таки станете ходить вокруг и умо­лять, ч тобы она пустила вас на свои глаза — вот это будет любовь». А через пять лет мы как-то поздним вечером ехали из Гурзуфа в Ялту. Стояла чудная ночь. Глубоко внизу под ногами лежало сонное мо­ре, но точно горсть брильянтов — горели огонь­ки Ялты. Чехов сидел крайне грустный и строгий, в глубокой задумчивости. «Что есть любовь?» — спросил наш спутник в разговоре со мной. «Лю­бовь — это когда кажется то, чего нет», — вставил мрачно Чехов и замолк.

Константин Алексеевич Коровин:

— Меня ведь женщины не любят... Меня все счита­ют насмешником, юмористом, а это неверно... — не раз говорил мне Антон Павлович.

Муж

Лилия Алексеевна Авилова:

— Если бы я женился, — задумчиво заговорил Че­хов, — я бы предложил жене... Вообразите, я бы пред­ложил ей не жить вместе. Чтобы не было ни халатов, ни этой российской распущенности... и возмутитель­ной бесцеремонности.

Антон Павлович Чехов. Из письма А. С. Суворину. Ме­лихово, 2 j марта 1895 г.:

Извольте, я женюсь, если Вы хотите этого. Но мои условия: все должно быть, как было до этого, то есть она должна жить в Москве, а я в деревне, и я буду к ней ездить. Счастье же, которое продол­жается изо дня в день, от утра до утра, — я не выдер­жу. Когда каждый день мне говорят все об одном и том же, одинаковым тоном, то я становлюсь лю­тым. Я, например, лютею в обществе Сергеенко, потому что он очень похож на женщину («умную и отзывчивую») и потому что в его присутствии мне приходит в голову, что моя жена может быть похо­жа на него. Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, явля­лась бы на моем небе не каждый день. NB: оттого, что я женюсь, писать я не стану лучше.

Антон Павлович Чехов. Из письма М. П. Чехову. Ял­та, 26 октября 1898г.:

Что касается женитьбы, на которой ты наста и ва- ешь, то — как тебе сказать? Жениться интересно только по любви; жениться же на девушке только потому, что она симпатична, это все равно, что ку­пить себе на базаре ненужную вещь только потому, что она хороша. В семейной жизни самый важный вит- — это любовь, половое влечение, едина плоть, все же остальное — не надежно и скучно, как бы ум­но мы ни рассчитывали. Стало быть, дело не в сим­патичной девушке, а в любимой; остановка, как ви­дишь, за малым.

Федор Федорович Фидлер. Со слов А. М. Федорова. Из дневника:

20 октября 1906. По отношению к своей жене он вел себя очень деликатно, хотя можно усомнить­ся, действительно ли он ее любил.

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник:

Его жена, прекрасная артистка О. Л. Книппер, не мыслила себя без Художественного театра, да и те­атр не мыслил себя без нее. Вместе с тем она очень тяготилась вынужденной разлукой, предлагала А П., что она все бросит и будет жить в Ялте, но он этой жертвы принять не хотел...

<...> А П. ценил талант О. Л., не допускал и мысли, чтобы она отказалась ради него от сцены, выска­зывался по этому поводу категорически. Однако скучал без нее в Ялте, чувствовал себя одиноким — особенно в темные осенние вечера, когда на море бушевал шторм, ураган ломал в саду магнолии, и кипарисы гнулись и скрипели точно плача, ко­гда кашель мешал ему выходить, да и никто не от­важивался высовывать носа из дому в такую бурю, 142 а он читал письма из Москвы, с описаниями весе-

л ой" и полной жизни, которая шла там, описанием театра, дышавшего его духом, его пьесами, в то время когда он был отрезан и от жены, и от теат­ра, и от друзей.

Понятно, что он все время рвался в Москву, ездил туда вопреки благоразумию, задерживался там — и эти перерывы фатально влияли на сто здоровье.

Сын

Иван Алексеевич Бунин:

Моим друзьям Елиатьевским Чехов не раз го­ворил:

— Я не грешен против четвертой заповеди...

Алексей Сергеевич Суворин:

Он начал писать еще студентом; родители его. на руках которых были еще сыновья и дочь, жили бед­но, и его ужасно огорчало, что на именины мате­ри не на что сделать пирог. Он написал рассказ и отнес его. кажется, в «Будильник». Рассказ напеча­тали и на полученные несколько рублей справили именины матери.

Игнатий Николаевич Потапенко:

К матери своей он относился с нежностью, отцу же оказывал лишь сыновнее почтение, — гак по крайней мере мне казалось. Предоставляя ему все, что нужно для обстановки спокойной старости, он помнил его былой деспотизм в те времена, ко­гда в Таганроге главой семьи и кормильцем был еще он. В иные минуты, указывая на старика, ко­торый теперь стал тихим, мирным и благожела­тельным, он вспоминал, как, бывало, тот застав- 144 лял детей усердно посещать церковные службы

и при недостатке усердия не останавливался и пе­ред снятием штанишек и постегиванием по обна­женным местам.

Конечно, это вспоминалось без малейшей злобы, но, видимо, оставило глубокий след в его душе. И он говорил, что отец тогда был жестоким чело­веком.

И не только того не мог простит!. А. П. отцу, что он сек его — его. душе которого было невыносимо вся­кое насилие, — но и того, что своим односторонне- религиозным воспитанием он омрачил его детство и вызвал в душе его протест против деспотическо­го навязывания веры, лишил его этой веры. «Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, — гово­рит он в одном письме к И. Л. Щеглову, — то оно представляется мне довольно мрачным. Религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два мои бра га среди церкви пели трио „Да исправится" или же „Архангельский глас", на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторж­никами». <...>

И мне всегда казалось, что к отцу он относился без той теплоты, которая согревала его отношения к матери, сестре и братьям. Особенно же к матери, которая при таганрогском главенстве Павла Егоро­вича едва ли имела в семье тот голос, на какой име­ла право. Теперь, когда главой семьи сделался А. П., она получила этот голос.

ладимир Иванович Немирович-Данченко:

Я не знаю точно, какое отношение было у А. П. к отцу, но вот что раз он сказал мне <...>: — Знаешь, я никогда не мог простить отцу, что он меня в детстве сек.

А к матери у него было самое нежное отношение. Его заботливость доходила до того, что, куда бы

он ни уезжал, он писал ей каждый день хоть две строчки. Это не мешало ему подшучивать над ее религиозностью. Он вдруг спросит:

— Мамаша, а что, монахи кальсоны носят?

— Ну, опять! Антоша вечно такое скажет!.. — Она говорила мягким, приятным, низким голосом, очень тихо.

И вся она была тихая, мягкая, необыкновенно приятная.

Федор Федорович Фидлер. Со слов А. М. Федорова. Из дневника:

20 октября 1905. Чехов был очень привязан к своей матери (a em, в свою очередь, обожали все члены се­мьи). Однако он подтрунивал над ее стремлением ве­сти аскетическую жизнь и убеждал, что надо гово­рить «леригия», а не «религия». Застав ее однажды за чтением, он сказал: «Оставьте Вы, наконец, Че- тьи-Минеи и почитайте лучше знамени-итого пи­сателя Антона Чехова!..»

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Очень заботился о том, чтобы после его смерти мать и сестра были обеспечены.

Жилище

Дом в Москве, на Садовой-Кудринской, 6

Александр Семенович Лазарев:

Я познакомился с Чеховым, когда он жил на Куд­ринской-Садовой в доме д-ра Корнеева, в ориги­нальном, как рассказы Чехова, флигельке, похо­жем на маленький замок; хорошо помню полукруг­лые окна, выходившие на Садовую, в форме башен. Квартира была расположена в двух этажах. Во вто­ром этаже жили мать, отец и сестра Чехова, внизу был большой кабинет писателя и две спальни — его и брата Михаила, студента, кончавшего юридичес­кий факультет.