Ваграм Мартиросян - Глупый человек

• Название: Глупый человек
• Автор: Ваграм Мартиросян
• Издательство: Журнал «Дружба народов»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

---

— Так вот почему я чувствовал себя так замечательно, когда жизнь для меня… для всей страны превратилась в хаос — мы себя чувствовали свободными. Чем упорядоченней она становилась, тем более безнадежной, ужасной казалась.

Он долго рассматривал меня. Потом ободряюще сказал:

— Так и есть. Порядок — смерть, хаос — жизнь.

— Так Ты сторонник хаоса?

— Сторонник?! Слово твое неуместно. Но скажу: в расширяющейся Вселенной соотношение между хаосом и порядком изменяется не в пользу первого. О процессе можно судить на примере временной эволюции к равновесному состоянию в разреженном газе, когда описание системы проводится с помощью функции распределения (фазовой плотности) в шестимерном пространстве координат и импульсов. Это ограничивает предусмотренную мной свободу.

Вроде бы я ничего не должен был понять, но, видимо, восприимчивость моя обострилась, мне показалось, что я могу с легкостью изложить Его мысль в формулах… И путаницы в словах не будет, как это случалось раньше.

Я припомнил начало нашей беседы.

— Ты спросил, с какой я планеты. Разве к Тебе приходят и с других небесных тел?

— Кроме вашей есть только две обитаемые планеты, я думал — все знают.

— В последние месяцы я не особо следил за новостями. А какие?

— Ад и Рай.

— Так, стало быть, это планеты?

— Планеты. Земля — третья, я изгнал одну пару из Рая, от них вы и расплодились. От вас же самых злых я отправляю в Ад, а нищих духом — в Рай. Остальные умирают — и все. Это последнее не следует никому сообщать.

— Рай… То есть Царствие небесное. Вот уже сколько времени я чувствую себя нищим духом…

— Нет. Нищие духом — это юродивые, калеки… А то где же справедливость, чтобы те же люди и на земле были богаты, здоровы да сыты, и на небесах…

Было еще кое-что, что постоянно занимало мои мысли:

— А Ты поможешь остальным просителям, которые пришли с Земли? — я не осмелился напрямик спросить о Тагуи, не знаю, как бы вы поступили на моем месте.

— Смотря кому. Одним будет видение, что желания их исполнятся, других я превращу в камень — тех, которые после всего, что сотворили, еще имеют дерзость являться мне на глаза.

— Стало быть, те изваяния были живыми людьми?

— …

— А бывает так, что двое…

— Ты задаешь столько вопросов, будто это по-прежнему твоя профессия, — прервал меня Он. — Позволь и мне задать вопрос. До тебя тут один показал мне картинку, чего-то не захотелось мне у него спрашивать — может, чтобы не усомнился в моем могуществе. В долине, очень похожей на настоящую, ползло удивительное животное: огромный змей, больше дракона, зеленый. Тело его в длину было покрыто прозрачными чешуйками, сквозь которые видны были поглощенные им люди… Но они, точно ни в чем не бывало, спокойно сидели себе в животе змея.

— Это был поезд, Господи.

— А что такое поезд?

— Что-то вроде каравана тележек, только работающий на электричестве.

— Значит, вы уже изобрели электричество?

— Мы и более крупные открытия сделали, — прихвастнул я и перечислил некоторые, но космические корабли не упомянул, вдруг бы это Ему не понравилось и Он еще чего доброго сбросил бы их вниз. — Но разве Ты не знаешь, что творится на Земле? Не следил за делами человеческими за последние две сотни лет?

— Пока я здесь разговариваю с кем-нибудь минут двадцать — двадцать пять, на Земле проходит двадцать пять лет.

На миг я оцепенел.

— И Ты ни во что там не вмешиваешься?!

— Зря жалуешься. Посмотри на лица прохожих, всем им стыдно. По женщинам это, может, и не так видно, если они все еще красятся. Вот и все мое вмешательство. А так, скажем, два парня любят одну девушку, что бы ты сделал на моем месте?

— Значит, в этом и состоит задача человека: грешить и стыдиться?

— Я дал им разум, пусть не грешат.

— И животные инстинкты.

— На то и разум, чтобы обуздывать инстинкты.

— Если позволишь… Не правильнее ли было бы, чтобы Ты заботился не о нескольких сотнях людей, а хотя бы о народах, то есть о множестве людей?

— Я не могу помочь одному народу, потому что это будет за счет другого: каждый из них меряет себя по времени своей мощи. Кроме того, история человечества — это история войн, открой любой учебник и прочти. Мне, что ли, вмешиваться в ход войны и решать ее итог в пользу того или другого народа? Может, мне еще и воевать на стороне одного из народов, как это делали древнегреческие боги? Между прочим, меня об этом до сих пор еще никто и не просил, ко мне приходят исключительно по личным вопросам.

— Я прошу.

— Поздно. После того, как я сказал.

— А нельзя ли вот так: я попрошу, чтобы власть в нашей стране была справедливая и честная, это желание всех, всего народа.

— Нет, так я все равно нанесу вред другим народам. Уж соседям вашим это точно отравит жизнь. Что правда, то правда: ваш мир получился несовершенным. В конце концов, я создал его всего за семь дней… точнее, за шесть. Не потрудился над ним как следует, как над остальными. Но я создал и восхитительные вещи. Думаю, не стоит перечислять. Надеюсь, что большинство мною довольно.

Он ждал от меня ответа. Это тоже испытание? Лично от Него? Как мало видел я счастливых людей. Каких страшных бед я только не был свидетелем и жертвой. Но если я возьму на себя груз ответственности за правду, то могу так огорчить Бога, который и так делает все в меру своих сил, что испорчу Ему настроение, и Он совсем перестанет заниматься делами человеческими. А кроме того… что я мог сказать, чтобы это было от имени всех?

— Людям достаточно знать, что Ты существуешь, Господи.

— А теперь встань и иди. Мы с тобой уже больше часа разговариваем.

— Куда?

— По дороге ты найдешь свое счастье.

— Не надо смеяться.

— Не надо задавать нелепых вопросов.

У меня больше не было времени.

— Если ты отказываешь мне в счастье… Могу я попросить Тебя о другом, этим я не потревожу ничьей воли и зависть ни у кого не вызову.

— О другом — проси!

— Воскреси мою мать.

— Когда ты был ребенком, ты искренне молил, чтобы я за счет твоей жизни продлил жизнь твоей матери. Это, разумеется, когда ты еще не решил, что ты подкидыш.

— Не знаю, с чего это я так вдруг решил, я ведь был шестым ребенком в семье, пусть и не похож лицом на братьев и сестер.

— У всех детей возникают такие мысли. Этим вы придаете силы настоящим подкидышам и сиротам.

— Ты сделаешь то, о чем я попросил?

— В свое время я исполнил твою просьбу. Причем в подобных случаях я не сокращаю жизнь просящего. Эту твою просьбу я тоже исполню, если ты хорошо подумал.

Я не подумал хорошо, но очень соскучился по матери, поэтому кивнул.

— Да будет так, — сказал Он.

…Мать стояла возле расщелины в скале. Она выглядела так, как в последний день свой жизни. Я обнял ее. Почувствовал, что внутренне немного успокаиваюсь. Потом сообразил, что невольно опираюсь на нее и она вот-вот выскользнет из моих объятий, если я ее не удержу. Я крепко схватил ее за руку, и мы стали спускаться. Тихонечко, мелкими шажочками, потому что она была очень слаба, а склон Арагаца, известно, каменистый.

— Я знала, что ты придешь мне на помощь, — сказала мать, — мой святой сынок.

— Ах, ма… какой там святой, о чем ты…

Она не ответила.

— Раньше ты, наверное, знала, кто я, а теперь не знаешь. Я столько лет ни о чем тебе не рассказывал… чтобы ты не страдала из-за меня. А многое я просто постеснялся бы тебе сказать.

— Да, сынок.

Она смотрела не на меня, а перед собой.

— Но знаешь ли ты, во скольких своих бедах виноват был я сам: я не делал того, что, знал, было единственно правильным, на подлость пытался ответить тем же… И даже это у меня не получалось. В итоге и силой на силу не отвечал, и не принимал смиренно… Я никого не предавал, но и невинных защищал не часто. Изменял своим принципам… И в то же время хотел, чтобы меня считали честным и хорошим.

— Да, сынок.

— Я ужасный человек, да, мам?

— Да, сынок.

Мать меня не слушала. Я решил припомнить что-то такое из содеянных мной злодеяний, чтобы вывести ее из этого равнодушного состояния, но ничего подходящего не придумал. Она заговорила первой.

— Ты хоть ел что-нибудь?

— Да нет, мам, какое там, забыл…

— Неужто и с тебя Господь спросит? Поешь.

Она все тяжелей повисала у меня на руке. Мы сели под первым попавшимся деревом — огромным деревом с пышной кроной на берегу чистой воды. Мне показалось, что я понимаю его язык, хотя не сумел даже определить, какое это дерево, знания о природе всегда влетали мне в одно ухо, а из другого вылетали.

— Садись, это последний спокойный миг твоей жизни, — прошелестело оно.

— Ты должно было быть сухим, что произошло? — прошуршал я в ответ.

— Сотни лет назад один крестьянин вскопал землю под моими корнями, чтобы помочь мне. Там оказалось золото, он достал его, и я снова зацвело. Потом многие приходили, как ты. Ты еще с вопроса начал, а другие так сразу бросались копать.