Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

• Название: Картофельная яблоня (сборник)
• Автор: Алена Дашук
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Автор пишет о себе и книге: «Я была каждым из тех, о ком писала. Я смотрела их глазами, трогала кончиками их пальцев тончайшие паутинки их бытия, я ненавидела их врагов, болела их болью, радовалась их радостью. Я любила каждого из них, как самоё себя. Я проживаю множество жизней, принимаю десятки смертей. И я не раскаиваюсь».

---

За столиком в противоположном углу сидел крупный мужчина в толстом свитере. Сквозь облака дыма и сонное освещение его лицо рассмотреть было трудно. Он едва заметно кивнул. Я наклонила голову, благодаря за угощение. Чувствовала я себя глупо. Меньше всего мне хотелось стать объектом полуночного пик-апа. В это забытое Богом и людьми кафе я приходила специально, чтобы весь мир оставил меня в покое. Я брала с собой книгу, садилась всегда за один и тот же столик, спиной к полупустому тесному зальчику, пила кофе, читала и курила. Такие ночи помогали мне смириться с суетой похожих один на другой дней.

Я развернула записку.

«Вы странная» – шепнула мне записка и тут же стыдливо самоликвидировалась, упав в лужицу кофе, разлитого по блюдцу. Тонкая салфетка мгновенно пропиталась влагой, растворив буквы, точно их и не было. Ощущение было инфернальным: мерцающий свет свечи на столике, неясные силуэты людей-теней вокруг, фата-морганы плывущего дыма…

– Рыжая женщина с Кафкой в ночном кафе – это что-то из четвёртого измерения.

Я вздрогнула. Мужчина в свитере присел на стул слева от меня. На расстоянии вытянутой руки мне удалось, наконец, рассмотреть его. Он был неуклюж, бородат, с взлохмаченными иссиня-чёрными волосами.

– Благодарю за кофе, но мне надо идти.

Ночное знакомство в кафе противоречило всем моим понятиям о морали и чести.

– Никуда вам не надо, – он уверенно тряхнул своими лохмами. – Вы просто считаете, что я вас «клею».

– А вы не «клеите»? – я неприязненно глянула на собеседника. Как ни странно, пьян он не был.

– Нет. Просто это, действительно, очень странно – женщина, одна, с книгой в кафе.

– Вы из тех, кто считает, что женщина выходит одна с единственной целью, подцепить кого-то? – меня передёрнуло.

– Чаще бывает так, – деликатностью мой ночной собеседник не отличался. – Но тут что-то другое. Вы недовольны своей жизнью.

Мужчина не расспрашивал, а ставил диагноз. Меня это разозлило.

– Я полностью довольна своей жизнью. То что я читаю Кафку ночью в кафе ещё не говорит, что…

– Не уходите, пожалуйста.

Я оторопела. Передо мной явно был сумасшедший. Что ему от меня нужно? Он закурил и жестом попросил у официанта чашку кофе. На прядь его слипшихся волос упал блик от огня свечи. Почему-то мне расхотелось уходить.

– Я замужем, – на всякий случай буркнула я, чтобы не подумал чего.

– Вам никогда не казалось, что ночью машины едут сами? В них нет водителей. Днём ими управляют люди, а ночью они становятся, наконец, собой. Они едут туда, куда их гонят собственные мысли, и от этой свободы у них светятся глаза. А ещё, когда одинокая машина въезжает ночью во двор, лучи фар начинают бегать по тёмным закоулкам. Кажется, что она кого-то или что-то потеряла. Всюду заглядывает, даже в окна. Лежишь иногда, смотришь в потолок. И вдруг по нему начинают метаться лучи от фар. Тревожно становится. А, может, тебя потеряли?

Точно сумасшедший! Вот только…

– Или сам что-то потерял и забыл уж. А эти лучи напоминают.

– Верно, – мужчина тряхнул лохматой головой.

Мы молча курили и смотрели на огни машин за окном ищущих свою неясную потерю. Почему-то стало их жаль. Мне-то было сейчас спокойно, точно я вошла из колючей пурги в тёплый, пахнущий берёзовыми поленьями в печурке, дом. А они всё ещё там, в холодной промозглости темноты.

По оконному стеклу дождинки прокладывали длинные извилистые дорожки, вспыхивающие оранжевым светом отражённых фар. Капли тоже бежали в судорожном поиске, сталкивались друг с другом, сливались в одну большую каплю и стекали на грязную раму. Там они превращались в бесформенный мутный натёк. Он постепенно вспухал, и, не выдержав собственного веса, проливался вниз. Наверно, под окном уже образовалось безобразное месиво из пыли и воды.

– А вы почему ночью здесь? – Мне хотелось, чтобы глаза мужчины ожили. Сейчас они напоминали мне эти самые дождевые капли. Я чувствовала к нему ту же больно обжигающую жалость.

– Но вы же здесь, – он недоуменно посмотрел на меня. Оказывается, радужки глаз могут быть оранжевыми. Они вобрали в себя тёплый свет догорающей на нашем столике свечи. Дождинки из них, наконец, испарились.

– Вы следили за мной? – я улыбнулась.

– Нет, просто ждал.

– Вы меня пугаете.

– Почему? – в его вопросе я не услышала никакого подтекста. Он спрашивал, как спрашивает ребёнок, почему трава зелёная.

– Но… – я растерялась.

– А вы разве не чувствуете, что нам не нужно друг за другом следить, чтобы знать всё? Я имею в виду, знать главное.

– А что, по-вашему, главное?

– Например, то, что когда я к вам подошёл, ваше одиночество закончилось.

– Забавно. Я понимаю, когда так говорят молоденьким, красивым девушкам, но мне… Вы считаете меня красивой?

– Не знаю, – мужчина пожал сутулыми плечами. – Вот разве возможно точно сказать, добрый человек или злой?

– Наверно, нет. Мы можем быть жестокими и равнодушными, а потом неожиданно для всех отдать за кого-то жизнь. Так?

Он прикрыл глаза, что означало согласие.

– С красотой дела обстоят так же. Не находите? Вот тот официант наверняка скажет, что вы обычная тётка в очках и дурацкой кофте.

Я удивлённо откинулась на спинку стула и расхохоталась.

– Вы просто верх деликатности!

Мужчина усмехнулся в ответ.

– Вы же всё равно знаете, что я думаю.

– Для вас я тоже тётка в кофте?

– По сути, так оно и есть. Такова объективная реальность. Но вам же безразлично, что у меня всклокоченная борода и старый свитер. Или нет?

Я проанализировала свои смутные ощущения.

– Пожалуй.

– И вам очень не хочется идти сейчас домой.

Я машинально положила руку на обложку книги, чтобы скрыть дрожь пробежавшую по лопаткам. Том был тёплым. Словно мистические метаморфозы мира Кафки стали оживать, наполняться кровью и жизнью.

– Не хочется…

– Вы любите фиалки и незабудки. И терпеть не можете гладиолусы и пионы, – подвёл итог мужчина.

– А вы обожаете самолёты и ненавидите цирк, – я не знала, откуда пришла эта мысль. Она всегда жила во мне.

Он спокойно кивнул и встал.

– Подождите здесь пять минут. Я скоро вернусь.

Не дожидаясь ответа, мужчина быстро вышел из кафе. Я знала, что вернётся.

Он поставил на столик небольшой прозрачный стакан. Для лилово-сиреневого марева фиалок никакой другой посуды в кафе не нашлось. Он не вручил их мне торжественно, как делают многие мужчины, страшно гордые своим рыцарским подношением. Просто привнёс в нашу с ним вселенную прохладный туман неброских цветов. На Луне он их что ли добыл? Или синтезировал из ночных туч?

– Здесь недалеко круглосуточный цветочный магазин, – развеял он мои подозрения. – Сегодня четверг?

– С четверга на пятницу, – уточнила я.

– Тогда до следующего четверга на пятницу.

Он поправил взъерошенный под дождём букетик и ушёл, не оглядываясь.

Такси я вызывать не стала. Шла, подставляя струям небесной воды пылающее лицо. Мне хотелось, чтобы одинокие капли падали на мои веки, губы, щёки. Хотелось, чтобы они обрели покой и перестали вить паутинки ненужных, чуждых им тропинок. Хотелось, чтобы они не стекали в пыль и не превращались в бездушную, тоскливую грязь. Пытаясь согреть как можно больше дождинок, я подставила им ладони. Неприкаянные машины всё шарили своими потерянными огнями по тёмным подворотням, всё искали.

Мой муж, как обычно, сидел у компьютера. Он очень хороший человек. Его было жалко, как те капли, которые я пыталась обогреть своим теплом. Наверно, ему тоже было холодно, но он этого не знал. Так был погружён в свои замысловатые программы. Жаль, как те машины, но он никого не искал. Он даже не замечал, что его трясёт от холода и одиночества. Но согревать того, кто не чувствует этого ледяного дыхания – пустое дело. А, может быть, ему нужно просто другое тепло?

– Я ухожу, – сказала я спине.

– Сейчас, сейчас…

Ему что-то нужно было срочно доделать, потому что, если отвлекаться во время такой тонкой работы, можно загубить неделями вынашиваемый проект. Я его понимала. Но согреть не могла. Про него я ничего не знала. Знала только, что сейчас по ночному городу идёт большой, неуклюжий, бородатый мужчина и ему тоже жалко бегущие куда-то безоглядно машины.

Один вечер из жизни вершащего судьбы

Боль является чудодейственным средством, которое пробуждает радость.

Лууле Виилма

В голове гудело, как в трансформаторной будке. Ломило всё: лоб, виски, затылок. В глазницах пожар. Во рту авгиева конюшня. Махорыч страдал. Господи, хоть бы глоточек пивка! Он бессмысленно таращился на дверь пивной и дрожал той мелкой непрекращающейся дрожью, какая знакома всякому горемыке со стажем. Зря он приплёлся сегодня сюда. Сердобольный бармен Колян, выносящий порой страждущим недопитое клиентами пиво, не работал. Не его смена. У барной стойки мельтешился незнакомый парень, которому не было никакого дела до мучений потрепанного жизнью и возлияниями мужика у дверей.