Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

• Название: Картофельная яблоня (сборник)
• Автор: Алена Дашук
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Автор пишет о себе и книге: «Я была каждым из тех, о ком писала. Я смотрела их глазами, трогала кончиками их пальцев тончайшие паутинки их бытия, я ненавидела их врагов, болела их болью, радовалась их радостью. Я любила каждого из них, как самоё себя. Я проживаю множество жизней, принимаю десятки смертей. И я не раскаиваюсь».

---

Махорыч тоскливо взирал сквозь стеклянную дверь на пару подвыпивших весельчаков. Они о чём-то громко говорили, хохотали и то и дело похлопывали друг друга по спинам. Перед ними на столе выстроился ряд пустых кружек из-под пива. Прозрачный графинчик лукаво посверкивал оранжевым бликом. За долгие годы Махорыч научился безошибочно определять – нальют-не нальют, если со всей искренностью описать свои муки. Эти точно не нальют. Махорыч примагнитился взглядом к очередной кружке в руке одного из посетителей. Кружка поднялась в воздух, описала дугу и неуклонно двинулась к губам весельчака, сидящего у окна. Махорыч почувствовал, как ноги затряслись сильней. Он сглотнул слюну в унисон с чужим глотком пива.

– Ы-ы-ы-ы, – тихо заскулил Махорыч.

– Тяжко?

Подсматривающий за чужим праздником жизни Махорыч испуганно оглянулся. Это мог быть сердитый мент. А от них добра не жди. Перед ним стоял высокий темноволосый господин в длинном чёрном пальто. Глаза странные – мрачные со смешинкой. Как правило, такие не наливали, но, если у них бывало хорошее настроение, могли ссудить на безвозмездной основе рублей двадцать, а то и пятьдесят. Махорыч снизу вверх заглянул в шоколадные глаза господина и вздохнул.

– Угу…

– Пойдём. – Господин уверенно шагнул к дверям пивной. На Махорыча он не оглядывался. Не сомневался, тот семенит следом.

Господин заказал для Махорыча графин ледяной водки с такими закусками, о существовании которых Махорыч уже давно забыл. Упругие хрусткие груздочки, пахнущая подсолнечным маслом и укропом квашеная капуста, солёные огурчики дислоцировались в боевой готовности перед ошалевшим взором Махорыча. Пока до них дело не дошло. Махорыч залпом осушил первую стопку водки. Вторую. После третьей он обрёл способность изумляться.

– А чё это ты… вот… – он кивнул на изобилие, невиданное им даже в самых сладких снах.

Господин едва заметно улыбнулся. Сам он не пил.

– Людям надо помогать, – сказал господин тихо. Точно тайные знания передал. Махорыч махнул ещё одну стопку и с беспокойством посмотрел на стремительно опустошаемый графин.

– Ты пей, закусывай. – Господин подвинул к Махорычу тарелку с груздями. – Ещё возьму, если надо.

Махорыч поёжился. Приключение не вписывалось ни в какие известные ему рамки. Был бы этот хлыщ пьян в дрибадан, тогда ладно. Пьяных господ иногда пробивает на благотворительность и сентиментальность. Но этот был безобразно трезв.

– А чё сделать-то надо?

Однажды Махорычу поручили разбить в шикарном авто стекло и выудить оттуда какую-то папку. За это ему обещали шесть бутылок «беленькой». Но тогда он был моложе и шустрее. Папку он принёс, за это и роскошный «гонорар» получил. Но там-то всё ясно. Сначала работа, а супер-приз потом. А сейчас что?

– Ничего, – благодетель равнодушно пожал широким плечом и отвернулся.

– То исть, это так, халява? – уточнил Махорыч, подозрительно осматривая непроницаемое лицо своего vis-a-vis. История ему не нравилась. Но остановиться он не мог. Стопки были до обидного маленькие. Он хлопнул уже пятую. По телу разлилось блаженство.

– Ты пей, – незнакомец собственноручно налил очередную рюмку.

– Может, ты того… – Махорыч судорожно пытался найти объяснение происходящему. – В завязке? Небось, знаешь, как «трубы горят». Самому нельзя, так посмотреть хотя бы охота, да?

Господин приподнял широкие чёрные брови и неожиданно рассмеялся. У него были белые крепкие зубы и низкий, бархатистый смех.

– Вероятно, – отсмеявшись, ответил он.

Теперь всё встало на свои места. У «зашитых» там, или у «кодированных» каких, иногда просто смерть, какое желание появляется глянуть, как пьют другие. Тоска по весёлому времени что ли? Трезвенники Махорыча настораживали. Те же, кто завязал, вызывали сочувствие. Господин в пальто стал симпатичен до пушистой теплоты в груди.

– Тяжело в завязке-то? – Махорыч подпёр голову рукой и уставился на собеседника слезящимися от умиления глазами.

– Ничего, справляюсь. – Из глаз незнакомца смешинка никак не улетучивалась.

– Я раньше тоже хотел завязать. Жена уж больно пилила. Приду, бывало, под градусом, а она в крик сразу. А чего особенного-то? На заводе вкалывал в две смены. Уставал же. А тут аванс или получка там… Ну, знамо дело, с мужиками отметим. Не понимала глупая баба, что мужику хлеба-то с картошкой это мало. Ему же общения надо! Так ведь говорю? – Господин молча кивнул. Махорыч погладил его взглядом и снова прослезился. – Это ж только мужик понять может. Вот ты меня, знамо дело, понимаешь. А моя понять не могла. Билась больно, если получку до дома не доносил. А мужик ведь это такое дело, – Махорыч покрутил пальцем в воздухе. – Мужику вот жрать не давай, деньги отыми, а о жизни поговорить требуется. – Господин продолжал молча кивать, а по его губам скользила туманная ухмылка. – Ты того… – Махорыч сконфуженно заёлозил на стуле. – Взял бы пивка чуток. А то водка без пива… Ну, сам понимаешь.

На прощание господин в пальто протянул Махорычу яркий пакет с аляповатой картинкой – голая девица в обнимку с ягуаром на капоте спортивной машины. В пакете сладко позвякивали бутылки и банки. Махорыч принял подношение ослабевшими от неистовой благодарности руками.

– Звать-то тебя как, мил человек?

– Павлов Андрей Семёнович, – официально представился господин.

– Андрюха, значит! – почему-то обрадовался Махорыч. Потом смутно вспомнил, что так звали его сына. Но тут же забыл. – Ты, Андрюха, не сомневайся. Во век не забуду! Вона в том доме я живу. Квартира номер 105. Если надо чё, ты заходи!

Павлов пожал Махорычу руку. Сам, первый протянул большую холёную кисть. По щекам Махорыча стекла ещё одна благодарная слезинка. Андрей Семёнович сел в огромный серебристый автомобиль и махнул через стекло Махорычу. Машина медленно отползла от бордюра, а пьяный и счастливый Махорыч ещё долго стоял на мокром от дождя асфальте, глядя вслед удаляющимся огонькам. Если бы сейчас его попросили ради таинственного Павлова броситься под колёса приближающегося рефрижератора, он сделал бы это, не раздумывая.

Павлов неспешно вёл своего серебристого железного «коня» сквозь вечерние огни. Второй раз встречаться с Махорычем не придётся. Несчастный алкоголик и без того теперь будет вспоминать его до конца своих бесполезных дней. Это люди делят себеподобных на первый сорт, второй и пересортицу. Для Павлова же истина была одна: живая душа – она и есть живая душа.

Сейчас надо было заняться другим. Андрей Семёнович набрал на сотовом номер Ирины. Она с мужем сегодня собиралась в театр. Билеты на спектакли заезжих знаменитостей были раскуплены за несколько месяцев до гастролей. Труппа давала представления на старояпонском языке. Трудно представить, чтобы в городе набралось столько знатоков специфических традиций загадочной Азии. Зато цена билетов была астрономической. Для большей половины зрителей этот факт был решающим. Выложить такие деньги на культурное мероприятие – значило позиционировать себя, как человека не только успешного, но и не лишённого определённой утончённости. Это был некий акт, демонстрирующий свою принадлежность к кругу избранных. И при чём здесь, скажите, душераздирающие, но неясные в силу языкового барьера страсти на сцене?

– Добрый вечер, – пролил в трубку бархатистый баритон Павлов.

– Здравствуйте, Андрей Семёнович! – Голос Ирины Николаевны зазвенел от радостного возбуждения.

– Позвонил узнать, какие у вас новости. Результаты уже известны?

– Просто не знаю, как вас благодарить! Антоша принят на ура. Все от него в восторге! Преподаватель, принимавшая экзамен, сказала, что у него чистейший лондонский выговор. Она не верит, что язык он учил в России! – Ирина засмеялась счастливым смехом. Ей не терпелось вывалить все добрые вести на голову репетитора своего сына. Ведь это его заслуга. Ему, наверняка, будет приятно.

Сын Ирины Николаевны Антон был вялым и ко всему равнодушным семилетним увальнем. Поздний ребёнок, он вызывал в родителях то самое убивающее всё живое, обожание, которое заставляет стареющую одинокую мать ненавидеть всех и вся, что может хотя бы на миг отвлечь внимание её взрослого дитя от неё. Любое мимолётное «Хочу!» сына выполнялось с судорожным благоговением. Любое «Я сам!» пресекалось на корню. С течением времени Антоша перестал проявлять инициативу и полностью отдался убаюкивающей заботе своих родителей.

Мальчик безоговорочно должен был получать всё самое лучшее. Это касалось, разумеется, и образования. Устроить сына в престижную гимназию с углублённым изучением английского – было самой заветной мечтой Ирины Николаевны. Проблема состояла в том, что Антоша был беспросветно глуп. Репетиторы чередой проходили через их дом. Каждый из них безуспешно бился с вселенской тупостью и ленью ученика и рано или поздно складывал оружие. Срок вступительных испытаний приближался, а сонный Антоша так и не освоил хоть что-то сверх хрестоматийного My name is… Мать и отец были в отчаянии.