Луис Фишер - Жизнь Ленина

• Название: Жизнь Ленина
• Автор: Луис Фишер
• Издательство: «Книжная лавка — РТР»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-300-00971-7 (т. 1) ISBN 5-300-00970-9

В. И. Ленин сыграл большую роль не только в истории России, Восточной Европы, но его учение повлияло на развитие многих стран.

В книге Луиса Фишера предстает образ Ленина не только политического деятеля, но и человека. Автор рассказывает и о людях из его окружения.

Данное издание дополняет уже известные работы о жизни Ленина и его месте в истории России и многих стран мира.

---

То ли из-за наступившей паники, то ли потому, что это была Россия, никому и в голову не пришло отвезти его в больницу, где к его услугам были бы врачи, сестры милосердия, рентгеновская аппаратура и медицинские препараты. Его отвезли в Кремль, в дом, где он жил, и позволили ему взобраться без лифта на третий этаж. Он упал на стул в прихожей своей квартиры. Были вызваны четыре врача. Позже был приглашен на консилиум доктор Владимир Розанов{500}. Врачи нашли, «что перебито левое плечо одной пулей, что другая пуля пробила верхушку левого легкого, пробила шею слева направо и засела около правого грудно-ключичного сочленения». Эта пуля «пройдя шею… сейчас же непосредственно впереди позвоночника, между ним и глоткой, не поранила больших сосудов шеи. Уклонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира Ильича, конечно, уже не было бы в живых». Сердце Ленина было смещено далеко вправо громадным кровоизлиянием в левую плевральную полость.

Розанов с трудом нашел у Ленина пульс: он попадался лишь порой, как нитевидный. «Да, ничего, они зря беспокоятся», — говорил Ленин. Врач попросил его молчать. Ленин опять что-то прошептал, но Розанов опять попросил его не разговаривать. Ленин слабо улыбнулся. Во время исследования, «безусловно очень болезненного», как говорит Розанов, Ленин только слегка морщился: «ни малейшего крика или намека на стоны».

Врачи удалились в другую комнату на консультацию. Было ясно, что извлекать пули нельзя. Врачей беспокоила возможность инфекции, но большая физическая сила Ленина давала надежду на благоприятный исход. Ленин был нетерпелив, он разговаривал и двигался. Когда врачи вернулись к его постели, он сказал в ответ на настойчивую просьбу не разговаривать и не шевелиться: «Ничего, ничего, хорошо, со всяким революционером это может случиться». Позже его рука была повешена на вытяжение «и тем самым волей-неволей приковывала Владимира Ильича к постели».

Через двое суток пульс Ленина восстановился. Постепенно всасывалось и кровоизлияние. Массаж облегчал боли в большом и указательном пальцах левойруки — результат ушиба лучевого нерва. Ленин стал подумывать о возвращении к работе. Врачи настояли, чтобы он отправился в правительственный дом отдыха в Горках, неподалеку от Москвы. Ленин, не без колебаний, согласился. К концу сентября он вернулся в город на врачебный осмотр. Его состояние оказалось превосходным. Врачи научили его, как массировать руку, и велели беречься и позаботиться о том, чтобы в квартире было потеплее. Ленин засмеялся: «Велел себе электрическую печку поставить — поставили, а это оказывается против декрета; вот как быть? — придется все-таки оставить… по предписанию врачей». Врачи тоже посмеялись. Он попытался заплатить им, но они отказались от гонорара.

«На мой вопрос, — пишет Розанов, — беспокоят ли его пули, из которых одна на шее прощупывалась очень легко и отчетливо, он ответил отрицательно и при этом, смеясь, сказал: а вынимать мы с вами их будем в 1920 году, когда с Вильсоном справимся».

В Горках Ленина посетил Максим Горький. «Я пришел к нему, когда он еще плохо владел рукой и едва двигал простреленной шеей. В ответ на мое возмущение он сказала неохотно, как говорят о том, что надоело:

— Драка. Что делать? Каждый действует как умеет.

Мы встретились очень дружески, но, разумеется, пронзительные, всевидящие глазки милого Ильича смотрели на меня, «заблудившегося», с явным сожалением.

Через несколько минут Ленин азартно говорил:

— Кто не с нами, тот против нас. Люди, независимые от истории, — фантазия. Если допустить, что когда-то такие люди были, то сейчас их нет, не может быть. Они никому не нужны… Вы говорите, что я слишком упрощаю жизнь? Что это упрощение грозит гибелью культуре?

Ироническое, характерное:

— Гм-гм…»

«Острый взгляд становится еще острее», — вспоминает Горький{501}, и пониженным голосом Ленин продолжает:

— Ну, а по-вашему, миллионы мужиков с винтовками в руках — не угроза культуре, нет? Вы думаете, Учредилка справилась бы с их анархизмом?.. Русской массе надо показать нечто очень простое, очень доступное ее разуму. Советы и коммунизм — просто.

— Союз рабочих с интеллигенцией, да? Это — не плохо, нет. Скажите интеллигенции, пусть она идет к нам. Ведь, по-вашему, она искренно служит интересам справедливости? В чем же дело? Пожалуйте к нам: это именно мы взяли на себя колоссальный труд поднять народ на ноги, сказать миру всю правду о жизни, мы указываем народам прямой путь к человеческой жизни, путь из рабства, нищеты, унижения.

Он засмеялся и беззлобно сказал:

— За это мне от интеллигенции и попала пуля.

А когда температура беседы приблизилась к нормальной, он проговорил с досадой и печалью:

— Разве я спорю против того, что интеллигенция необходима нам? Но вы же видите, как враждебно она настроена, как плохо понимает требования момента? И не видит, что без нас она бессильна, не дойдет к массам. Это — ее вина будет, если мы разобьем слишком много горшков».

Ленину никогда не приходило в голову, что его отношение к интеллигенции (до и после революции) частично ответственно за отношение интеллигенции к нему самому.

В тот самый день, когда произошло покушение на Ленина, Моисей Урицкий, председатель петроградской ЧК, погиб от пули правого эсера студента Леонида Канегиссера.

Власть большевиков достигла своей низшей точки.

В тот самый вечер председатель Свердлов призвал к красному террору. После его речи на заседании ВЦИК 2 сентября была принята резолюция «о массовом красном терроре против буржуазии и ее агентов»{502}.

Тридцатипятилетнюю Фанни (Дору) Каплан увезли в здание ЧК на Лубянке. Через два дня комендант Кремля Павел Мальков получил приказ забрать ее из ЧК и поместить в Кремле, «под надежной охраной». Мальков поехал на Лубянку и привез Каплан в Кремль. Там ее посадили в полуподвальную комнату под квартирой Свердлова. 3 сентября Малькова вызвал видный большевик Варлам Аванесов и предъявил ему постановление ВЧК: «Каплан расстрелять. Приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову».

Мальков опубликовал свой рассказ в 1958 году: «Расстрел человека, особенно женщины, — дело нелегкое. Это тяжелая, очень тяжелая обязанность. Но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливого приговора, как теперь.

— Когда? — коротко спросил я Аванесова…

— Сегодня. Немедленно.

Немало ходит всяких сказок и вздорной болтовни о том, будто Каплан осталась жива, будто Ленин в последнюю минуту отменил приговор. Находятся даже «очевидцы», «встречавшие» Каплан то в Бутырках, то на Соловках, то на Воркуте, то уж не знаю где. Сказки эти порождены обывательским стремлением представить Ленина этаким добреньким, милостиво прощавшим врагам зло. Нет!.. Смертный приговор Каплан никто не отменял. 3 сентября 1918 года приговор был приведен в исполнение и исполнил его я, коммунист, матрос Балтийского флота комендант Московского Кремля, Павел Дмитриевич Мальков — собственноручно»{503}.

В московских «Известиях» за 4 сентября 1918 г. появилось официальное сообщение (под общим заглавием «Белый террор»): «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».

«Когда я вернулась в Москву из Стокгольма, — пишет Анжелика Балабанова, старая русская социалистка и близкий друг Ленина, — он все еще был в Горках, оправляясь от ранения». Балабанова поехала к нему. «Ленин сидел на балконе, на солнце. При виде его и при мысли о том, как близок он был к смерти, меня охватило волнение, и я молча обняла его». Ленин задал ей много вопросов о возможности раскола в иностранных социалистических партиях и о привлечении отколовшихся групп в международное коммунистическое движение.

«Только перед моим отъездом мы заговорили о том, что с ним произошло, и, косвенно, о наступившем терроре. Когда мы упомянули Дору Каплан, молодую женщину, которая стреляла в него и была казнена, Крупская очень расстроилась. Я видела, как ее волновала мысль о том, что революционная власть приговаривает к смерти революционеров. Позже, когда мы остались одни, она горько плакала, говоря об этом. Сам Ленин не хотел распространяться на эту тему»{504}. Он говорил: «Центральный комитет решит», что делать с Дорой Каплан{505}. А Доры Каплан уже не было в живых.

* * *

Царское самовластие порождало индивидуальный террор. Советский террор тоже сначала находил в нем своего противника. Но позже индивидуальный террор был остановлен массовым государственным террором Ленина.

Повинуясь врачам, выздоравливавший Ленин гулял в Кремле и все время старался во время прогулки упражнять раненую левую руку, закидывая ее за спину, чтобы достать правую лопатку. Чтобы опровергнуть настойчивые слухи о его смерти, было решено, без ведома самого Ленина, заснять его для кинохроники. В. Д. Бонч-Бруевич, близкий сотрудник Ленина, сопровождавший его на прогулках, организовал съемку так, чтобы Ленин не заметил кинооператоров (иначе он не стал бы сниматься). Время от времени Бонч отходил в сторону, чтобы Ленина могли снять одного. Через некоторое время Ленин заметил снующих взад и вперед фотографов, и Бонч-Бруевичу пришлось объяснить ему в чем дело. Ленин сначала рассердился, но когда Бонч сказал ему, что фильм покажут рабочим, успокоился и разрешил продолжать съемку уже открыто.