Меир Шалев - Дело было так

• Название: Дело было так
• Автор: Меир Шалев
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-0951-1,978-5-9953-0111-0

Новая — седьмая в этой серии — книга Меира Шалева, самого популярного в современном Израиле прозаика, полюбившегося и русским читателям, — ироничное, но и печальное повествование, одним из героев которого выступает сам автор. Вы прочтете историю о бабушке Тоне, всю жизнь самоотверженно сражавшейся с грязью, о подаренном ей пылесосе, который ее коварно обманул, о летавшей по ночам ослице Иа, о дедушкином дереве, на котором помидоры росли вместе с анчоусами, о хитроумном жеребце Уайти и о многом-многом другом, вошедшем в семейную мифологию и превращенном поразительным талантом Шалева в замечательную прозу.

---

— А мне-то казалось, что никто не заметил, — растерянно сказал я.

— Не заметил?! Да все только об этом и говорят, — сказала она. — Но вы не должны огорчаться. Никого это не удивило. Я даже слышала, как одна женщина сказала: «Чего вы от него хотите? Это у него от Тони. Она была такая же чокнутая. Уж так это у них в семье».

Глава 2

Тоней звали мою бабушку, мать моей мамы, и, на мой взгляд, бабушка Тоня вовсе не была «чокнутой». Она просто была иной. Она выбивалась из общего ряда. Она была, что называется, «тот еще тип». И человеком она была, мягко говоря, нелегким. Но «чокнутой»?! Ни в коем случае. Впрочем, я знаю, что с этой моей оценкой (как, кстати, и со многими другими) согласятся далеко не все. Некоторые — ив нашей семье, и в нашем мошаве — наверняка будут ее оспаривать.

В той истории, которую я хочу вам рассказать, речь пойдет как раз о бабушке Тоне и еще — о ее «свипере»[9]. Свипером у нас в семье прозвали тот пылесос, который послал бабушке Тоне дядя Исай, старший брат ее мужа, дедушки Арона. Замечу сразу: мне известно, что свипер и пылесос — это разные вещи. Но бабушка Тоня всегда именовала свой пылесос свипером, и поэтому все мы с тех пор и поныне называем так любой пылесос, тем же именем и на тот же бабушкин лад — с раскатистым русским «р» и глубоким русским «и»: «Сви-и-и-пер-р-р…»

Что касается дяди Исая, то я его никогда не встречал, но из рассказов о нем, услышанных еще в детстве, понял, что речь идет о личности в высшей степени сомнительной, чтобы не сказать аморальной или даже общественно вредной. В самый разгар второй алии[10], когда наши герои-первопоселенцы осушали болота и возрождали землю Палестины, дядя Исай предпочел сбежать в Америку и возрождать землю Лос-Анджелеса. И, словно желая усугубить предательство преступлением, сменил еврейское имя «Исай» на английское «Сэм», а потом основал буржуазный «бизнес» и стал загребать «капитал» посредством жестокой эксплуатации угнетенных пролетариев Соединенных Штатов.

Оба брата, дядя Исай и мой дедушка Арон, были выходцами из хасидской семьи. Оба ушли от религии. Но дедушка Арон сменил веру в еврейского Бога на пылкую веру в социализм и сионизм, тогда как его старший брат чувствовал себя, как рыба, в мутных водах американского капитализма. И дедушка Арон не простил ему этого отступничества. Он даже назвал брата «дважды изменником», намекая на то, что дядя Исай изменил как сионизму, так и социализму.

Что же касается свипера, то это был просто большой и сильный пылесос фирмы «Дженерал электрик», подобного которому ни в нашем мошаве, ни в Долине, ни во всей Стране[11] никто никогда не видел. Ни до, ни после. Так сказала мне мама, которая, кстати, удивительно живо о нем рассказывала. У этого свипера, рассказывала она, был огромный, сверкающий хромом корпус, большущие бесшумные резиновые колеса, могучий электромотор и ужасно толстый и гибкий шланг. Впрочем, при всем моем уважении к этому богатырю и красавцу и несмотря на то что он является героем моего рассказа, я вынужден сразу же признаться, что его история — не самая важная из всех наших многочисленных семейных историй. Это не история любви, хотя тут есть и любовь. Это не рассказ о смерти, хотя многие из его героев и впрямь уже умерли. И это не рассказ об измене и мести, хотя в нем говорится и о том, и о другом. В этом рассказе нет той боли, что есть в других наших семейных историях, хотя его роднят с ними страдания, которыми и он отмечен. Короче, эта история — не из тех, что встают с нами на рассвете, ходят за нами весь день напролет и восходят с нами на ложе поздней ночью; нет, это просто рассказ, который мы припоминаем под настроение и передаем тем поколениям нашей семьи, которые не знали ни дедушку Арона, ни тот свипер, который его брат-«дважды изменник» послал бабушке Тоне из Америки, ни саму бабушку Тоню.

Большим рассказом о моей большой семье я, быть может, займусь как-нибудь в другой раз, в другой книге. Там я расскажу о своих родителях и об их отцах и матерях, о тех Иавоках[12], через которые они переправлялись, и о тех Иерихонах, под которыми они сражались. Я опишу там каторжные работы, к которым были приговорены их тела, и пожизненные тюремные одиночки, в которых томились их сердца. Я навострю перо, чтобы описать единоборства, в которых сходились любящие, и пастушьи распри[13] из-за идей, и состязания в страданиях, и споры о колодцах памяти[14], я перечислю наших семейных безумцев — скрытых и явных, близких и далеких, я расскажу о похищенной дочери и обделенных сыновьях — и все это, господа, тоже будет историей сионистской революции.

Но если я и напишу такую книгу, это будет не сегодня, не завтра и не в ближайшие годы. Я напишу ее, когда состарюсь и стану более мягким, смелым и снисходительным, — но и в этом своем обещании я тоже не вполне уверен.

А пока, в этой небольшой книжке, я хочу рассказать всего лишь одну небольшую семейную историю — историю бабушки Тони и того свипера, который послал ей дядя Исай из Соединенных Штатов Америки. История эта, как я уже сказал, абсолютно правдива, ее герои — вполне реальные люди, и они названы здесь их настоящими именами. Но, как и у всех его собратьев в нашей семье, у этого рассказа тоже есть несколько версий, и каждая из них изобилует преувеличениями, дополнениями, умолчаниями и улучшениями. И еще об одном я обязан сказать, чтобы разъяснить предстоящее. В этом рассказе мне придется порой делать маленькую вставку, необходимую для лучшего понимания, или потревожить покой чего-то давно забытого, а то и вызвать из небытия зачарованную картинку далекого прошлого. И тогда улыбка сменится воплем или слезы — веселым смехом.

Глава 3

Мой дед с маминой стороны, дедушка Арон Бен-Барак, родился в 1890 году в украинском местечке Макаров. Лет в девятнадцать или около того он уехал в Палестину и подобно многим своим товарищам, пионерам второй алии, долго скитался по дорогам Страны и работал в самых разных местах — в Зихрон-Яакове, Хулде, Бен-Шемене, Кфар-Урие, Беер-Яакове (который они с бабушкой Тоней называли не иначе как «Беряков») и многих других городках и поселениях. И поскольку он многое повидал, а от рождения был наделен пытливым взглядом и чутким сердцем и вдобавок недюжинным чувством юмора и некоторыми литературными способностями, он время от времени писал об увиденном и публиковал свои статьи и заметки в местной газете «Молодой рабочий».

В Палестине дедушка Арон женился на Шошане Пекарь, родом из украинской деревни Ракитное, и она родила ему двух сыновей — Итамара и Беньямина (которого у нас называли Беня). Затем, однако, она заболела лихорадкой и в 1920 году умерла — что называется, в расцвете лет. Отец Шошаны, Мордехай-Цви Пекарь, был женат дважды. Шошана и ее братья Моше и Ицхак были его детьми от первого брака, а второй его женой была Батия, она же Бася, которая родила ему еще двух детей — Якова и Тоню. Мордехай-Цви оставил Басю с ее детьми в Ракитном, а сам отправился в Страну вместе с Шошаной, Моше и Ицхаком. Но здесь он умер, следом за ним умерла и Шошана, а три года спустя оставшиеся в Ракитном члены семейства Пекарь — прабабушка Батия с Яковом и Тоней — тоже перебрались в Палестину.

И вот так случилось, что Арон Бен-Барак, вдовец с двумя детьми на руках, и Тоня Пекарь, к тому времени восемнадцатилетняя девушка, встретились в Палестине и решили пожениться. Годы спустя, когда и я уже присоединился к семейному списку, и вырос, и стал одним из тех, перед кем бабушка Тоня изливала душу и с кем делилась своими горестями, она много раз рассказывала мне свою версию этой истории:

— Дело было так. Я была молодая неопытная девушка, а он — бывалый мужчина, старше меня на четырнадцать лет, и к тому же надавал мне кучу обещаний и наплел кучу историй, и вот так оно все и получилось…

Выражение «Дело было так» было постоянным зачином всех ее рассказов. Она произносила его с сильным русским акцентом, и ее дети — моя мама и все ее братья и сестры — произносили свои «Дело было так» в начале своих рассказов с тем же самым акцентом. И не только они. Все мы в семье по сей день используем это выражение и произносим его с тем же акцентом, когда хотим сказать: то, что я сейчас скажу, — святая правда. Дело было действительно так и никак иначе.

Некоторые у нас в семье стоят на том, что дедушка Арон влюбился в бабушку Тоню в ту же минуту, когда увидел, как она сходит с парохода в Яффо. И даже говорят потихоньку, будто он угрожал, как это принято в русских романах, покончить с собой, если она не примет его предложение. Сама бабушка тоже придерживалась этой версии, добавляя при этом, что дедушка угрожал, что бросится в Иордан. Почему именно в Иордан? Ну, просто повеситься — это как-то не подходит для самоубийства на романтической почве, снотворных таблеток и высотных зданий тогда не было и в помине, револьверы (так называли в те времена револьверы) тоже было не достать, а патроны и вовсе были редкостью, так что тот, кто тратил драгоценную пулю, чтобы свести счеты с жизнью, подвергался общественному осуждению как «эгоист» и «растратчик». А тут, противу всего этого, — Иордан. Поэтичный, романтичный и хотя не такой, конечно, большой, как русские реки, но зато с историческим ореолом, которого не было у тех. А главное — близкий и доступный. «В стране Израиля все близко», — сказал мне дедушка Арон много лет спустя во время задушевного разговора, по ходу которого, кстати, объявил «небылицами» все, что рассказывала мне о нем бабушка Тоня.