Меир Шалев - Дело было так

• Название: Дело было так
• Автор: Меир Шалев
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-0951-1,978-5-9953-0111-0

Новая — седьмая в этой серии — книга Меира Шалева, самого популярного в современном Израиле прозаика, полюбившегося и русским читателям, — ироничное, но и печальное повествование, одним из героев которого выступает сам автор. Вы прочтете историю о бабушке Тоне, всю жизнь самоотверженно сражавшейся с грязью, о подаренном ей пылесосе, который ее коварно обманул, о летавшей по ночам ослице Иа, о дедушкином дереве, на котором помидоры росли вместе с анчоусами, о хитроумном жеребце Уайти и о многом-многом другом, вошедшем в семейную мифологию и превращенном поразительным талантом Шалева в замечательную прозу.

---

Кое-кто, однако, по сей день утверждает, будто дедушка Арон хотел жениться на бабушке Тоне по весьма простой и прозаичной причине — в надежде, что она вырастит детей, которых родила ему ее сводная сестра, и будет им хорошей матерью. Если так, то его надежды не оправдались. Отношения бабушки Тони с сыновьями Шошаны — незаживающая рана в истории нашей семьи. Кстати, сами Шошана и Тоня тоже ведь родились от разных жен Мордехая-Цви, и поэтому некоторые убеждены, что в результате всех этих повторных браков и множества детей от разных жен история нашей семьи куда сложней и запутанней, чем все, что я пытаюсь здесь объяснить.

Как я уже сказал, дедушка Арон принадлежал к пионерам второй алии, тогда как бабушка Тоня прибыла с третьей[15]. Он был одним из «отцов-основателей» нашего мошава, а она — всего лишь одной из первых его жительниц. Но несмотря на эту разницу в статусе (а в старых мошавах и кибуцах ей придают особую важность), они ухитрились вполне мирно произвести на свет пятерых детей — первенца Миху, затем мою мать Батию, потом близнецов Менахема и Батшеву и последнего по счету Яира. Все пятеро родились с талантом рассказчиков, и многие их рассказы были посвящены бабушке Тоне.

— Представляешь, — рассказывала мне моя мама о своей матери, — приезжает из России молодая девушка с двумя косами в гимназической форме, чай пьет только с блюдечка, отставляя мизинец, — вот так, — а он везет ее прямиком в Долину, в самое болото, а тут и пыль, и грязь, и все эти трудности…

Я чувствовал, что она хочет понять и объяснить бабушкин характер, а может быть — даже простить ей что-то.

— И вот она приезжает сюда и видит, что все его разговоры об имуществе, оставшемся здесь от ее отца, — чистая выдумка. И что хотя у ее Арона есть много талантов и достоинств, но особенно удачливым или оборотливым хозяином его не назовешь. И она понимает, что отныне ей предстоит жизнь, полная каторжного труда и тяжелой нужды. И невзирая на все это, она решает, что не сдастся. Не вернется в Россию, и не уедет в Америку, и даже в Тель-Авив не переедет. Так что хотя нам бывало с ней нелегко, но этим домом и этим хозяйством мы все обязаны ей и только ей.

И правда, у дедушки Арона были другие интересы, занимавшие его больше сельскохозяйственных. Я уже рассказывал, что он иногда писал в газету «Молодой рабочий». Поселившись в Нагалале, он начал выпускать еще и мошавную сатирическую стенгазету «Комар». А кроме того, он устраивал в мошаве веселые пасхальные вечера, которые приобрели широкую известность во всей Долине. Закончив дома канонический седер[16], мошавники шли в «Народный дом», где в нарушение всех канонов начинался разгульный капустник, для которого дедушка писал пародийные переработки песен из пасхальной Агады[17], язвительно высмеивая в них всех и вся, что в мошаве, что в Рабочем движении[18] в целом.

Но праздник кончался, а назавтра нужно было снова пахать и доить, сеять и жать, и время от времени, когда ему уже невмоготу становились домашние тяготы и ответственность, дедушка Арон объявлял: «У меня болит голова» — и немедленно исчезал. И тогда бабушка Тоня говорила: «Он таки снова мне удрал» — и мчалась следом, чтобы вернуть его обратно.

— Это была их общая трагедия — его и ее, — продолжала мама. — Отцу бы следовало жить в другом месте и заниматься чем-то другим, что больше отвечало его душе и способностям. Но мама решила, что она будет держаться до последнего, буквально когтями, и она действительно вцепилась когтями — и в эту землю, и в этот дом, и в него, и в нас, а поскольку каждому человеку нужен враг, чтобы отвести душу, у нее он тоже появился. Ее врагом стала грязь.

Глава 4

Поначалу, когда Нагалаль только создавался, отцы-основатели жили в палатках. Потом они переселились в деревянные бараки. Но и позже, когда они построили первые каменные здания, эти сооружения предназначались не для людей, а для коров. И только в 1936 году, через пятнадцать лет после основания мошава, здесь впервые появились настоящие жилые дома, к которым было проведено электричество. Эта деталь, кстати, очень важна для нашей истории, поскольку в любом рассказе главный герой обязан совершать какие-то действия, а главным героем данного рассказа является пылесос, который без электричества действовать не может.

Каждая семья устраивала новоселье на свой лад. Не знаю, как это происходило в других семьях, но бабушка Тоня отметила переезд в собственный дом небольшой, но весьма необычной церемонией, смысл и последствия которой поняли тогда далеко не все: она торжественно обернула ручку входной двери маленькой тряпкой. Дом новый и чистый, объяснила она всем присутствовавшим на церемонии, дверная ручка тоже новая и чистая, и эта тряпка призвана сохранить эту ручку в ее первозданно чистом состоянии.

Все, конечно, заулыбались, но вскоре стало ясно, что невинная на вид тряпица — тоже своего рода первопроходец, потому что следом за ней появились другие ей подобные, а потом еще и еще, и вскоре такими тряпочками оказались обернуты ручки всех до единой дверей, а также всех шкафов, окон и ящиков в доме. Так они там и остались вплоть до бабушкиного — и их собственного — смертного часа.

А одну тряпку бабушка Тоня положила себе на левое плечо. Эта тряпка была куда больше своих сестер, защищавших ручки дверей и окон, и она отлично сознавала всю свою важность и старшинство. Это была самая важная тряпка, тряпка-надзиратель, — она сопровождала бабушку Тоню, куда бы та ни шла, и предназначалась для быстрого оперативного вмешательства, если бабушке вдруг понадобится вытереть ускользнувшее от ее взгляда и неожиданно обнаруженное пятнышко, или почистить на ходу какой-нибудь показавшийся недостаточно чистым предмет, или даже просто дотронуться до чего-нибудь пусть и чистого, но не прикрытого собственным лоскутом.

Даже я, родившийся добрую дюжину лет спустя, хорошо помню эту бабушкину наплечную тряпку, а также всех ее боевых подруг, которые развевались на всех ручках, точно маленькие знамена, защищая их от случайного прикосновения. В те дни все газеты и ораторы в Стране наперебой прославляли «руки тружеников», то бишь рабочих, строителей и солдат, а особенно — крестьян, руки которых неутомимо что-то сеют и жнут, доят и собирают. Бабушка и сама была крестьянкой, и ее руки тоже знавали все эти виды тяжкого труда, но она вдобавок не витала в облаках и знала, что при всем уважении к труду на земле вообще и к еврейскому труду на земле в частности эти прославленные крестьянские руки имеют дело со всевозможной грязью — с глиной и пылью, с коровьим навозом и птичьим пометом, с «черной мазью» для деревьев и черным маслом для машин, — а вся эта пакость только и ищет, к чему бы прилипнуть и что испачкать. И как ни мыть, ни тереть эти прославленные руки — а также ноги, — они все равно норовят повсюду оставить пятна и даже, того хуже, наследить. Попробуй не присматривай.

В нашем доме были поначалу три комнаты плюс кухня и туалет. Входная дверь была обращена к улице, а задняя выходила во двор. Перед задней дверью залили широкую бетонную площадку — ее называли «платформой», — и на ней проходила большая часть семейной жизни. Я тогда еще не родился, и впоследствии рассказы об этой «платформе» наполняли меня завистью. Там сидели и разговаривали, чистили кукурузу и картошку, ощипывали и готовили к варке кур и голубей, месили тесто, попутно раздувая жар семейных историй, мариновали огурцы, консервировали фрукты и варили варенья. Именно тут, на «платформе», бабушкин брат дядя Ицхак в один прекрасный день разобрал пылесос, присланный дядей Исаем, и открыл всему свету его постыдную тайну — однако всему свое время, и этой истории тоже.

Варенье варили в большом медном тазу, который передавался в деревне из дома в дом. Таз ставили на огонь во дворе. У нас этот огонь разводили в тени граната, который рос возле «платформы», а варенье долго хранили потом в консервных банках. Как-то раз, через несколько лет после смерти бабушки, я нашел в старом деревянном сарае одну такую банку и открыл ее деревянным ножом. Тонкий дымный запах костра поднялся из нее, и у меня защипало в глазах. Наверно, от дыма, это бывает.

Пятнадцать лет спустя наш дом подлатали и расширили. Старая кухня стала дополнительной жилой комнатой, а на «платформе» построили новую кухню и рядом с ней — крытую веранду; добавились также душ и туалет. Таким я узнал бабушкин дом. Я его хорошо помню и внутри, и снаружи и помню, как фанатично бабушка оберегала его чистоту.

Прежде всего она требовала, чтобы гости входили в дом только через заднюю дверь, а не с улицы, потому что гость, вошедший с улицы, сразу оказался бы в запретной, строго охраняемой старой части дома. Поэтому каждый раз, когда кто-нибудь стучался в парадную дверь, он слышал изнутри воинственный бабушкин возглас: «Вокруг! Со двора!» — и ему приходилось обходить кругом, стараясь при этом ни разу не сойти с мощеной дорожки, чтобы не занести в дом дворовую грязь. Но когда он вступал наконец на «платформу», то быстро обнаруживал, что его и здесь не впустят, — разве что он какой-нибудь особенный, очень важный гость.