Збигнев Сафьян - Ничейная земля

• Название: Ничейная земля
• Автор: Збигнев Сафьян
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-289-00950-7

Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.

---

А ведь в руках Завиши были серьезные козыри, и он совсем не собирался от них отказываться. Но что значило: не отказываться? Ведь не станет же ротмистр Завиша-Поддембский обращаться к людям, которые никогда не имели ничего общего с идеологией Коменданта. Значит, Барозуб прав? «Такие дела, — сказал создатель легенды, — решаются в тиши кабинетов, и, если Вацлав Ян когда-нибудь сочтет нужным использовать информацию, которую ты ему принес, он использует ее наилучшим образом. Ведь ты же работал на него!»

На него? Нет, он не согласен. Даже изволил сказать об этом полковнику.

Завиша чувствовал себя так, словно, блуждая по улицам знакомого города, среди хорошо ему известных домов, он то и дело останавливался на неосвещенной площади и неожиданно терял ориентир, он не знал, куда идти, даже не был уверен в том, что, делая следующий шаг, не окажется в пустоте, в незнакомой ему местности, откуда не будет выхода. Когда-то на ничейной земле, ночью без звезд, ему казалось, что он идет вдоль своих и вражеских позиций, именно вдоль, все время по ничейной земле, и так ему придется идти до тех пор, пока не кончится ночь, ибо он не сможет понять, какое направление выбрать.

Конечно, все это были забавные видения, Завиша еще довольно успешно боролся с ними, не желая капитулировать, он делал все возможное для того, чтобы продолжить начатые поиски. И прежде всего следовало разобраться в деле Ольчака.

В середине февраля зима начала отступать. Сначала шел снег с дождем, потом появилось солнце и наступили почти весенние дни, теплые, прозрачные вечера. Завиша любил начало весны в Варшаве, дальние прогулки, блуждания по улочкам, которые он снова открывал для себя, Висла, грязные забегаловки на набережной.

Именно в такой забегаловке на Сольце, недалеко от Черняковской, он и договорился встретиться с Ольчаком. Возвращаясь после этой встречи домой, Завиша думал, что по сути дела он одержал только одну победу — заставил торгового агента выкупить векселя. Ольчак на несколько минут опоздал. Он прибежал, запыхавшись, весь в поту, ладони у него были мягкие и липкие, и, выпив две рюмки, вручил Завише конверт — ротмистр требовал, чтобы он платил наличными, — в котором была половина условленной суммы. Остальное через месяц, как договорились, заявил он, пряча в карман векселя.

— Все в порядке, пан Поддембский?

— В порядке будет через месяц.

В поведении торгового агента было что-то настораживающее, Завиша это сразу почувствовал. Бывший компаньон Юрыся даже не пытался начать разговор, он не просил продлить срок, не требовал для себя более выгодных условий. Ольчак спешил, все время оглядываясь по сторонам, хотя в забегаловке в этот вечер почти не было посетителей, а потом, когда они вместе вышли, сразу же пошел в сторону Черняковской, и Завиша потерял его из виду. Уж больно все гладко прошло.

На углу улицы Коперника ротмистр остановился перед витриной ювелирного магазина; только сейчас ему пришло в голову, что, пожалуй, надо бы Ванде купить какую-нибудь мелочь. Сегодня он вручит ей деньги, полученные от Ольчака, огромная это сумма для вдовы советника Зярницкого, а Ванда, со свойственной ей практичностью, сразу же подсчитает, какой она получит процент, если положит свои капиталы на сберегательную книжку, и сколько теперь можно тратить в месяц, чтобы хоть немного, но только немного, лучше жить.

Может быть, брошку? Или колечко? Нет, колечко — это смешно, лучше браслет. А что, если просто цветы?

Неподалеку он увидел какого-то типа в кепке, которого — так, во всяком случае, ему казалось — он заметил еще у забегаловки на Сольце. Тип как раз закуривал сигарету, зажженная спичка осветила снизу бесцветное, невыразительное, но сразу же запоминающееся лицо.

Завиша не торопясь отошел от витрины и, пройдя несколько шагов, снова остановился у какой-то кондитерской. Тип в кепке шел за ним, соблюдая разумную дистанцию. В кондитерской было пусто, две девушки сидели за маленьким столиком, ковыряя ложечками раскрошенные на тарелках пирожные. Ротмистр велел подать чай, сделал несколько глотков и отставил стакан. Пять, десять минут… Он посмотрел на часы: хватит. Остановившись на пороге кондитерской, Завиша долго и тщательно застегивал пуговицы пальто. Тип в кепке был здесь, он терпеливо ждал в соседнем подъезде.

Завиша вспомнил, что рассказывал ему Альфред по кличке Грустный или Понятовский о Юрысе: капитан, бывало, долго кружил по Старому Мясту, прежде чем входил в дом, где жила Ванда. Кого он боялся, от кого скрывал адрес своей почти что жены? От Напералы? А может быть, от кого-то другого?

На Краковском Предместье народу было побольше, но ротмистр не надеялся легко отделаться от типа в кепке. Даже если тот был один, что казалось маловероятным, то, для того чтобы «потеряться», надо проявить недюжинную изворотливость. Завиша почувствовал усталость; как было бы хорошо оказаться сейчас в кресле в комнате Ванды и ждать, когда ему подадут чай. А что, если махнуть на все рукой и пойти на Пивную?

Нет, этого он не сделает. Ни Наперале, если только это он приказал за ним следить, ни Ольчаку, если торговый агент решил узнать, куда Завиша отправится с деньгами, адреса Ванды ротмистр не выдаст.

Он прикинул, что в такой ситуации можно сделать, и, подходя к Крулевской улице, имел уже готовый план. У костела стояло несколько такси. Завиша сел в одно из них и уже у памятника Мицкевичу заметил машину, которая неотступно следовала сзади. Ротмистр поудобнее развалился на сиденье, расстегнул пальто и немного распустил ремень на брюках. Придется снова носить подтяжки, подумал он.

— В какое место на Повонзковской? — спросил шофер.

— К Морицу Чокнутому, — буркнул Завиша.

Ему повезло, Альфред был на месте; Грустный сидел один в комнате для почетных посетителей и лениво потягивал вино. Он по-настоящему обрадовался, увидев ротмистра. Тут же появился Мориц с закусками и прибором и какое-то время, идиотски улыбаясь, наблюдал, как Завиша наполняет рюмки.

— Исчезни, еврей, — сказал Понятовский.

Они молчали. Возможно, Грустный вспоминал разговоры, которые он когда-то здесь вел с Юрысем, потому что, не дожидаясь ротмистра, выпил рюмку, отрешенно глядя в окно, задернутое узорчатой занавеской.

— Ничего? — спросил он наконец.

— Ничего, — проворчал Завиша. — Полиция не хочет заниматься. У них есть Зденек, и они шьют это дело ему.

— А полковник?

— Полковник ждет, — сказал Завиша.

Грустный снова погрузился в молчание; такая уж, видно, его доля, никому не нужен. Ему стало тоскливо, он вспомнил те времена, когда к нему приходил кто-нибудь из старых знакомых и говорил: «Понятовский, есть работа».

Никто теперь не придет.

Завиша снова выпил и почувствовал, как к нему возвращаются силы. Ротмистр обрел обычную свою грузность, неторопливость движений; развалясь на стуле, вытянув ноги, он отдыхал, наслаждаясь куском селедки.

— Есть работка, — буркнул он и объяснил, что надо делать.

Тип в кепке, похоже, сидел в общем зале, а второй — следовало предполагать, что он тоже есть, — по-видимому, ждал на улице.

У Грустного заблестели глаза.

— Мелочь, — бросил он. Ему хотелось расспросить, но он не решился. — Видно, порядочно струхнули, — сказал он только.

— Мне нужно на Пивную, — заявил Завиша.

Альфред что-то обдумывал. Возможно, вспомнил Юрыся, который тоже в тот октябрьский день ехал с Повонзковской на Пивную. Потом он тяжело встал и открыл дверь в общий зал. Тип в кепке сидел у окна и пил чай.

Грустный кивнул головой.

— Легавый, — вздохнул он. — Сейчас все устроим. Извозчик нужен?

— Давай.

Альфред вышел ненадолго, однако Завиша за это время успел пропустить еще рюмочку и закусить селедкой.

— Готово, — доложил Грустный, стоя в дверях. — Можно спокойно двигаться, ротмистр. Коляска ждет.

Когда Завиша выходил из заведения Морица, он краем глаза заметил двух верзил, подходящих к типу в кепке, который как раз в этот момент встал из-за столика.

— Куда же это ты, друг сердечный, — услышал он голос одного из них, — куда же, червячок наш дорогой? Давай посидим, потолкуем…

На улице было темно, ноги вязли в грязи, а когда коляска тронулась, до Завиши донесся короткий крик и шум падающего тела. Извозчик хлестнул лошадь.

Пожалуй, только сейчас или чуть раньше, на Краковском Предместье, Завиша понял, что пришло время позаботиться о безопасности Ванды. Слово «безопасность» не совсем здесь подходило, ну что ей в конце концов могло грозить, ей, существующей как бы в другом измерении, ничего не понимающей из того, что происходит вокруг, но тут он подумал о Наперале, роющемся в шкафах на Пивной улице в поисках тайн Юрыся, об Ольчаке, пристающем к Ванде, и понял, что сделает все, чтобы этого не допустить. Ванда была единственным человеком, о котором Поддембский мог теперь заботиться. И еще он подумал о том, что никто из его близких не знал ротмистра Завишу таким, каким его знала Ванда; ему казалось, что на Пивной у него есть своя легенда. Как когда-то у Юрыся.