Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

• Название: Исправленному верить (сборник)
• Автор: Татьяна Минина
• Издательство: Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58502-1

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Всем остальным случается промахиваться – резидентам и президентам, владыкам и кухаркам, судьям и подсудимым, Акеле и Шер-хану, наконец. Ошибаются все. Исправляют ошибки – свои и чужие – лишь некоторые. Именно они, знаменитые и незаметные, стали героями уже четвертого сборника серии «Наше дело правое». Государственный врач в ранге прима, объявившиеся в современном Питере боги или же лица, к ним приравненные, боевой подполковник, крестьянская девчонка, она же офицер российского императорского космического флота, а также пламенные революционеры, дикие огры, московские урбаниды, коты-телепаты, отважные космодесантники и даже заведшаяся в компьютерных сетях вредоносная (на первый взгляд) программа. Будь ты хоть бог, хоть царь, хоть герой, хоть Наполеон или Дарт Вейдер – а исправления ошибок тебе не миновать! Вы еще не решили, заниматься этим или нет? Тогда мы идем к вам!

---

– Это не я писала! – Куртка висела прямо в комнате, у двери, Саша ее схватила, оборвав вешалку. – Знакомый… догадался про вас. Написал, сказал, что вы обратите внимание на стихи. Я бы не стала этого делать, он сам, с моего адреса! Вы ответили… И я подумала, пусть будет… Ведь я так и чувствовала… Но про «он со мной и я с ним» я не знала!..

– Сюрприз за сюрпризом. Я чувствовал себя почти Гумилевым, открывшим Ахматову. А это была Черубина… Кто ваш Волошин, Саша? Этот пан?

– До свиданья!

Едва не сбив с ног соседа-некоммуниста, Саша бросилась вон из квартиры, промчалась по лестнице, проскочив парадную, и черным ходом вылетела в полный луж двор. Секунду постояла, глядя невидящими глазами на изрисованные сердцами стены, и рванулась к дальней арке. Двор был проходным, и Саша, все так же не понимая, на каком она свете, оказалась в ближайшем переулке. Соскользнула с плеча сумка, из проехавшего такси донеслось «Я пройду сквозь злые ночи…». Девушка машинально поправила ремень и повернула к Неве.

Она не знала и не могла знать, что капитан третьего ранга Степаненко просидит в кафе с игуаной до закрытия, расплатится и будет долго курить на улице, глядя на бледный дом с черными траурными цветами, из которого никто не выходит. Потом бросит окурок в урну и зашагает к метро, чтобы успеть на последнюю пересадку.

4

К Спадниковой Шульцов явился позже, чем собирался, – гулял по Таврическому саду, пытаясь выкинуть из головы гарпию в каракуле. Утки и дети помогли, на третий этаж почти родного дома Олег Евгеньевич поднялся с улыбкой.

Хозяйка в сером – покойный академик терпеть не мог траура – платье, заколотом подлинной римской камеей, приняла подношения с видом вдовствующей императрицы. Шульцов узнал, что он первый, и искренне пожелал себе не оказаться единственным.

Его провели в гостиную, где к знакомым картинам прибавились два портрета. Глядящие друг на друга Артемии производили странное впечатление.

– Олег, прошу вас. – Вдова указала на кресло возле печи, спасенной от покушавшихся на реликвию коммунальщиков. – Как Мариночка и Соня?

Историк доложил, что жена и дочь отправлены на праздники в Вену, до «Челна Ра» о подобном роскошестве не могло быть и речи. Хозяйка рассеянно одобрила и перешла к обличению «выкормышей Сущенко». Гневный монолог обернулся поразившим Шульцова открытием, что ему почти безразлично, получит он докторскую степень или нет. «Надежда Константиновна» кончила обличать и посмотрела на гостя в ожидании ответной реплики.

– Конечно, Анна Михайловна, – сказал Шульцов, – я полностью с вами согласен.

– Артемий Валерианович не скрывал своего отношения к этой публике. Он мне не раз говорил, что Сущенко напоминает ему Мишку Япончика. Внешняя лощеность и под ней что-то очень жесткое и уголовное. Вы, конечно же, знаете про Керчь…

– Разумеется, – подтвердил Шульцов, бывший, в отличие от вдовы, почти свидетелем. После конференции по Киммерии историки устроили прибрежный пикник; разумеется, некоторые пошли купаться. Сущенко и единственный по-настоящему талантливый его ученик заплыли дальше всех. Учитель вернулся один; на все вопросы он с раздражением отвечал, что потерял Володю из вида и не представляет, где тот может быть. В Москву светоч науки отбыл, не дождавшись окончания поисков. Поползли слухи, Шульцов в убийство не верил, только в неоказание помощи.

– Артемий Валерианович называл этого господина и иже с ним ядром подлейшей из комет…

Громоподобный звонок сдунул вдову с места. Раздались звуки аристократического знакомства – правнучатая племянница Спадникова привела своего молодого человека. Поскольку гости торопились, их сразу же пригласили к столу, и Шульцов словно бы перенесся на двадцать лет назад, когда обретенная Артемием Валериановичем супруга учинила пришедшему аспиранту нечто вроде экзамена.

Стол был накрыт, и Шульцову предложили опознать некий предмет сервировки. Приученный с детства пользоваться подставкой под нож, Олег ответил с удивлением, но без запинки. Позже слегка смущенный Спадников объяснил, что Анечка никогда с подобной вещью не сталкивалась и отчего-то сочла ее мерилом аристократизма. За минувшие годы изменилось многое, но не отношение «Надежды Константиновны» к поразившей ее воображение серебряной штучке. С упорством Сфинкса она задавала свой вопрос каждому, кто впервые переступал порог спадниковской квартиры. Ответивших хозяйка определяла как «людей нашего круга», несведущих просвещала, но они навсегда переходили в категорию «народа».

Молодой человек сакральный предмет не опознал, и вдова заговорила с ним в стиле «мама мыла вазу, у вазы усы, усы хороши». Бедный гость вертелся на стуле, девица откровенно развлекалась. Урок хорошего тона прервал телефонный аппарат, помнящий голоса если не министров-капиталистов, то замнаркомов.

Проворковав «прошу прощения», хозяйка удалилась. Воспользовавшаяся этим родственница немедленно включила телевизор, и Шульцов увидел Наташу Саврасову в летнем платьице. Она обнимала березу и улыбалась, а за кадром хрустальный голосок с профессиональными эмоциями сообщал, что около полудня на пересечении улиц Восстания и Жуковского упавшей с карниза сосулькой была смертельно ранена молодая женщина. Пострадавшую доставили в Мариинскую больницу, где она и скончалась, не приходя в сознание.

5

С залива дуло, и черная с белыми, почти морскими барашками Нева готовилась к прыжку. Она еще держалась в гранитной раме, собираясь с силами, но грядущая ночь обещала наводнение. Ночь… Ее еще надо было пережить.

– Девушка, – сказал кто-то праздничный, но одинокий, – у вас проблемы?

– Оставьте меня в покое! – отрезала Саша тоном, способным отшвырнуть даже маньяка. Незнакомец ретировался, а Саша побрела через Неву, чуть ли не первый раз в своей жизни не глядя на часы. Она не собиралась топиться, ей даже в голову не приходило разом покончить и с нежеланием возвращаться домой, и с любовью, которая меньше не стала, просто маяк оказался звездой, до которой с воробьиными крылышками не долететь.

Что и кому она станет объяснять, девушка не думала, но ледяной ветер вызывал дрожь, и Саша, подняв капюшон, двинулась прочь от реки к Невскому, к банкоматам, к вокзалу, где выходившие к поездам бабушки предлагали комнаты. Решение забиться в нору становилось все неистовей, Саша могла думать лишь о комнатке с ключом, повернув который она останется одна. По-настоящему одна, когда никто не видит «насквозь», не сетует на эгоизм и черствость, не входит без стука с вестью, что главврач Онищенко запретил испанские огурцы и поэтому нужно выбросить оливки…

– Деточка… – Кто-то… Худенькая старушка в вязаном беретике взяла Сашу за локоть. На беретике золотилась брошка в виде птички на гнездышке, и сама старушка напоминала пичужку. – Деточка, погоди.

Саша могла пройти мимо, Саша хотела пройти мимо. Не прошла.

– У вас что-то случилось?

– У меня? – «Пичужка» широко раскрыла глаза. – Что со мной может случиться? Разве что смерть… У тебя, девочка. В праздник так не бегают, особенно в никуда.

– «В никуда»? – переспросила Саша и поняла, что старушка права.

– Пойдем ко мне. – Ручка в штопаной-перештопаной перчатке махнула куда-то за Михайловский замок. – Чаю заварим, посидим. В свое «никуда» ты успеешь.

Прицепись к ней мужчина или пусть даже женщина, но ухоженная или, наоборот, испитая, Саша бы вырвалась прежде, чем сообразила, что делает, но этот божий одуванчик со своей брошечкой…

– Вы одна живете?

– Соседки две, – охотно объяснил одуванчик, – только надоели мы друг другу за столько-то лет. Одна жадина-говядина турецкий барабан, другая злюка, и я – дурочка квартирная… Живем, конечно, куда нам деваться. Когда не ссоримся, в кинга играем, игра такая, ее еще «дамский преферанс» зовут. Тебе не холодно?

– Не очень… – начала Саша и поняла, что ноги почти закоченели.

– А я мерзну. – Старушка посмотрела на свои ботики, высокие, войлочные, со шнуровкой. – Кровь лягушечья уже, не греет.

Они уходили от Невы, и ветер постепенно стихал. Уже за Фонтанкой Саша догадалась спросить имя новой знакомой.

– Нинель Антоновна. Вот паспорт. – Женщина полезла в сумочку с замочком-шариками и первым делом вытащила платок, за который зацепилось колечко с ключами. Старушка суетливо дернула, на тротуар посыпалась какая-то мелочь, Саша бросилась собирать. Пудреница-раковинка, карамельки, обтянутая бархатом пуговица, таблетки. Эгилок, его девушка пятый год покупала для бабуни. Значит, сердце… И одиночество.

– Возьмите.

– Все из рук валится. – Нинель Антоновна не глядя запихала свое имущество в сумку. – Трудно в праздник одной. Мы ведь с ним на том месте познакомились, где я тебя окликнула… Дубки на Марсовом молоденькие были, и мы тоже. Трудно жить за двоих, девочка, трудней только с чужим… Не пробуй, не выйдет. Жди своего. Пока живешь – жди.