Юрий Герт - Семейный архив

• Название: Семейный архив
• Автор: Юрий Герт
• Издательство: Seagull Press Owings Mills, MD
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 0-9714963-2-3

---

Так это было. Что же до Саши, то в школе с его языка не слетало ни одного матерного слова (в отличие от меня). Теперь же, подчиняясь «интеллигентской» моде, он провозгласил «полную свободу» словоизвержения...

О Свобода!.. От рабства, от крепостничества, от материального ига... Сейчас мы сидели в квартире главного редактора литературного журнала и наслаждались великой Свободой — вершиной добытых прежде Свобод!.. 

14

На другой день Саша привез нас в Кейсарию, находившуюся на пол-пути от Тель-Авива до Хайфы. Он знал и любил это место — и в самом деле, мало найдется, вероятно, уголков на земном шаре, где в такой же мере сосредоточилась бы, сконцентрировалась бы, спрессовалась память Истории...

Саша водил нас по территории Национального парка Кейсарии (так это теперь называлось) и рассказывал — о древнейшем периоде персидского правления за почти три века до н. э., когда финикийцы построили здесь первое поселение; и об эллинистическом периоде, начавшемся за триста лет до н. э. и длившемся три века; о сменившем его римском периоде, с 37 года до н. э. и до 324 года н. э.; о периоде византийском, затем арабском, затем об эпохе крестоносцев, мамлюков, оттоманской империи... Нинэль и ее племянница, присоединившаяся к нам в Тель-Авиве, слушали Сашу без большого интереса, поскольку бывали наверняка в этом месте и раньше, но для Ани и для меня все, что мы видели, представлялось чем-то вроде застывшего сгустка времени.

Это еще царь Ирод построил в начале, в самые первые годы н. э,, город, названный им Кейсарией, — в честь своего покровителя Октавиана Августа, римского императора. И мы спустились к сцене колоссального, на 4000 посадочных мест, сооруженного при том же Ироде театра — наши голоса разлетались по всему амфитеатру, слышавшему две тысячи лет назад монологи из трагедий Эсхила, Софокла, Еврипида... И все это на вольном воздухе, под шум доносившегося с берега прибоя... Тут же были развалины и подземные залы, где гремели своими доспехами крестоносцы тысячу лет спустя — рыцари Круглого Стола короля Артура, рыцари Ричарда Львиное Сердце, вальтерскоттовского Айвенго... Романтика ранних отроческих лет в моем воображении перемешивалась с погромами, резней, насилиями, которые чинились крестоносцами по дороге к Гробу Господню, — евреев было ими перебито, думаю, больше, чем сарацин... Случилась забавное приключение: как раз когда Саша говорил о сарацинах, то есть арабах, владевших Кейсарией с VII по XI век, через центральный вход потянулась большая группа ребятишек лет восьми-десяти... Они остановились под аркой, в проходе, гладили камни, из которых была сложена ограждающая парк стена, гладили, словно чувствуя излучаемое этими камнями нежное тепло... С ребятишками был мужчина

— высокий, худощавый, видимо учитель. Саша оборвал свою речь-инвективу против арабов, извечных врагов евреев, хмуро заметив, что вот они, потомки сарацин... И в этот момент какой-то мальчуган помахал нам рукой, высоко вскинув над головой тоненькую ручонку с растопыренными пальцами... Я ответил. Тогда сосед того мальчика, тоже весело улыбаясь, поднял руку и послал мне воздушный поцелуй, коснувшись ладошки губами. Я ответил тем же. И в ответ — рощица детских рук — по мере движения группы, она двигалась мимо нас: кто махал, кто посылал поцелуи, у всех радостно горели глаза, и один мальчуган — маленький, полненький, загорелый — выскочил из рядов, точнее — из живого, льющегося мимо нас ручейка, подбежал ближе, прилег на камни-ступени, ведущие на небольшое возвышение, на котором стояли мы втроем, и, продолжая махать рукой, крикнул: «Шолом алейхем!..» — и тут же убежал, опустив застенчиво голову. Мы стояли, махали ребятишкам, ошеломленные...

Не знаю почему — то ли густо-синее, до черноты, море с белыми, как ягнята, гребешками, похожее на море — Черное море моего детства, то ли ребятишки... Но я вдруг вспомнил, что то ли во втором, то ли в третьем классе — во всяком случае до войны — я прочитал в журнале «30 дней», основанном Горьким, пьесу о Бар-Кохбе, она потрясла меня... Это было мое первое знакомство с еврейской историей, еврейской литературой... Как она, эта пьеса, попала ко мне? Скорее всего, мне дал ее прочесть отец... И вот, спустя почти 60 лет, я — в Израиле, в Кейсарии, которая была центром для римлян, подавлявших восстание Бар-Кохбы...

Бар-Кохба...

Римский император Адриан приказал воздвигнуть в Иерусалиме храм Юпитеру на месте разрушенного Титом Второго Храма, сам же вновь отстроенный Иерусалим, уподобленный прочим римским городам, назван был Элия Капитолина. Евреям запрещалось соблюдать субботу, делать брит-милу, женщинам — погружаться в микву и т.д., за нарушение императорского указа полагалась смертная казнь.

Во главе восстания стоял Шимон бар-Косба, которого рабби Акива назвал «Сыном Звезды», почему впоследствии Шимон бар-Косба стал известен как Бар-Кохба. Он был властным и вспыльчивым военачальником, человеком гигантской силы и громадного личного обаяния. Под его знамена стекались десятки тысяч еврейских бойцов. Бар-Кохба не отличался благочестием, он говорил: «Боже, если ты не хочешь нам помогать, то не помогай хоть нашим врагам, ибо тогда мы, наверное, победим». Под предводительством Бар-Кохбы евреи отбили у римлян 50 крепостей и около тысячи городов и селений. Главным городом восставших был Бейтар. Шел 132 год н. э.

Адриан поставил во главе римлян своего лучшего полководца — Юлия Севера, который применил тактику тотального уничтожения, она состояла в сожжении посевов, разрушении жилищ, деревень, городов, а кроме того в истреблении всего живого: мужчин, женщин, детей, стариков, домашнего скота. Целый год римское войско вело осаду Бейтара. Наконец город был взят Юлием Севером. Из Бейтара не вышел живым ни один из его защитников. Бар-Кохба погиб в бою. Иудея превратилась в пустыню... Погибли десятки тысяч евреев, а тех, кого взяли в плен, продали в рабство. Рабби Акиву римляне привезли в Кейсарию — туда, где ныне прогуливались мы с Сашей Воронелем... Здесь было казнено, судя по дошедшим до нас данным, более двадцати тысяч восставших.

Поразительна судьба рабби Акивы (его полное имя — Акива бен-Иосеф). Он не был из аристократического рода и до сорока лет служил пастухом. В сорок лет он впервые обратился к Торе. Через некоторое время сделался духовным руководителем еврейского народа. Самым существенным в еврейском вероучении Акива считал принцип: «люби ближнего твоего, как самого себя». В «Пиркей авот» («Поучениях отцов») содержится глубоко диалектическая мысль рабби Акивы: «Все предвидено, но воля дана...» Это значит: человек сам отвечает за свои поступки, ему дана свобода выбора, хотя Богу заранее известно, чем определится выбор, чему будет отдано предпочтение — добру или злу...

Акива был не только сторонником Бар-Кохбы, но и вдохновителем восставших. Римляне это знали. Римский наместник Руф решил примерно его наказать. На эшафоте палачу было приказано рвать тело Акивы железными клещами... В то время казнили тысячи людей — за исполнение субботы, за обрезание, за съеденный у всех на виду кусочек мацы... Акава принял муки страшной казни, как герой и страдалец, проявив неколебимую веру, твердость духа, несокрушимую преданность народу... Когда рвали на куски его тело, Акива шептал слова молитвы: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш — Бог един!..» Поблизости от эшафота находились его ученики. Потрясенные мужеством Акивы, которому в это время уже исполнилось восемьдесят пять лет, они говорили:

— Учитель, учитель!.. Где же мера терпению твоему?..

Все это происходило вскоре после разгрома восстания в 135 году н. э. (по некоторым данным, до казни Акиву продержали три года в тюрьме). И так же накатывали на берег волны, шуршали галькой, и вились в небе чайки, перекликаясь капризными детскими голосами, шелестели на слабом ветерке деревья... Только не было стоянок для автомашин, магазинчиков с антиквариатом, ресторанов на открытом воздухе...

Рабби Акива не выдавал себя за сына Бога. Никогда рабби Акива не лицемерил, не убеждал прощать и любить врагов своих... Он ненавидел римлян, как врагов евреев. И мечтал всю жизнь об избавлении своего народа от римского владычества, о восстановлении Иерусалима и Храма...

Он был похоронен в Тверии, туда, к его могиле, приходят люди... Но никто не знает в точности, где, в каком месте Кейсарии была его Голгофа, и нет ни храма, ни синагоги, ни хотя бы каменной плиты в память о ней... 

15

Мы возвращались в Тель-Авив поздним вечером. Город сверкал, переливался, перемигивался огнями, которые рекламно вспыхивали на фасадах домов, змеились над крышами, плясали в витринах продолжавших торговать магазинов. Кинотеатры, кафе, разного рода увеселительные заведения, функционирующие чуть ли не всю ночь массажные кабинеты... Толпы на улицах — девицы с распахнутыми на груди блузками, в мини-юбочках, обтягивающих полноватые бедра, с золотыми висюльками в ушах, на шеях, с золотыми бегущими искрами на пальцах... Парни, вожделенно смотрящие на девиц... Я знал, что и те, и другие завтра наденут рюкзаки, повесят на плечо автоматы и вернутся в свои части... Но все, что было сейчас перед глазами, слишком контрастировало с тем, что виделось (или воображалось) нам в Кейсарии, откуда на память Аня везла шесть маленьких, с наперсток, рюмочек из темно-фиолетового стекла, под цвет моря, — самый дешевый из предлагавшихся там сувениров... Мне же, при въезде в богатый, роскошный Тель-Авив, припомнились слова рабби Акивы: «Бедность украшает дочь Израиля, как красная ленточка — шею белой лошади...»